Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой - Уильям Жеру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спасательные суда «Замалек» и «Рэтлин» подобрали выживших со шлюпок и плотов. Молодой филиппинский матрос с «Хупера» утверждал, что взрывом его подбросило так высоко, что «Хейнкель-111» пролетел под ним. Спасательные суда занимались чрезвычайно опасным делом: чтобы вызволять моряков с затонувших судов, им приходилось останавливаться позади конвоя, где немецкие подлодки ждали отстающих. Со спасательных судов сбрасывали сети, чтобы люди, которых еще не покинули силы, могли самостоятельно забраться на борт, а моторные шлюпки подбирали тех, кто слишком ослабел или получил травму. Иногда тела были такими скользкими, что их подолгу не получалось втащить в шлюпку. Наглотавшись мазута, спасенные порой умирали от действия токсинов через несколько часов, дней и даже лет после спасения в море. В моторных шлюпках сидели пловцы-спасатели, которые доставали из воды беспомощных людей. Пловец-спасатель с «Рэтлина», который до войны был чемпионом по плаванию, никогда не нырял в воду без ножа – чтобы защититься, если тонущий впадет в истерику. Судовые врачи на спасательных судах проводили сложные медицинские операции в разгар воздушных налетов. Врач «Замалека» едва закончил оперировать артиллериста, который лишился глаза накануне, когда судно начало подбирать выживших с «Уильяма Хупера».
Как правило, люди полностью выздоравливали, если провели в ледяной воде не более 20 минут, но в иных случаях никаких гарантий не было. Британский писатель Пол Кемп так описывал неотложную помощь морякам, полузамерзшим в арктических водах и пребывавшим в полуобморочном состоянии:
Их поднимали на борт, раздевали и закутывали в теплые одеяла. Немедленно начинали делать искусственное дыхание и внутримышечно вводили камфору в масле. Рты, ноздри и глаза аккуратно промывались от мазута. Как только дыхание выравнивалось, пациента больше не трогали, пока не появлялся пульс и не начинали сокращаться зрачки. После этого наступал длительный приступ дрожи, а затем возвращалось сознание. Далее пациента перекладывали на теплую койку, где его при необходимости погружали в сон при помощи морфина.
Если за 48 часов человек не выздоравливал, ему приходилось еще долго лечиться от переохлаждения. Бывали и более серьезные случаи. При сильном обморожении могла развиться гангрена, приводившая к ампутации конечностей. Американский матрос в Архангельске вспоминал, как зашел в стоящее рядом с больницей здание, где примерно 20 моряков «лежали в маленькой комнате с земляным полом. Их корабли были торпедированы, и они получили сильное обморожение, оказавшись в ледяной воде за бортом шлюпок. У одного парня не было ноги, у другого – обеих ног».
Пока спасательные суда подбирали выживших с «Уильяма Хупера», Гредуэлл приказал «Айрширу» отстать от конвоя, чтобы защитить спасателей. Траулер также поднял из воды шестерых моряков. Немецкие самолеты сбрасывали торпеды, целясь в «Айршир». В какой-то момент рулевому траулера пришлось выписать зигзаг, чтобы уйти от торпед, которые приближались к нему сразу с двух сторон. «Несмотря на все попытки увернуться, одна (торпеда) прошла так близко к левому борту "Айршира", что я смог без очков прочесть название ее производителя, – сообщал потом старпом Ричард Элсден. – Несколько минут [ситуация] была весьма паршивой». Гредуэлл реагировал спокойно. В разгар воздушного налета «Айршир» прошел мимо британского корвета, и Гредуэлл небрежно крикнул офицеру с большого корабля: «Ну, как вам на службе?» Офицер сказал, что не готов к ответу.
Торпеда попала в советский танкер «Азербайджан», где служила светловолосая женщина-боцман, на которую моряки не могли наглядеться в Хваль-фьорде. «Судно сильно вздрогнуло, – вспоминал капитан танкера В. Н. Изотов, – послышался сильный взрыв, вся кормовая часть судна от грот-мачты скрылась за массой масла и дизтоплива, взлетевшего вверх огромным столбом выше мачты». Это взорвался дополнительный топливный бак танкера. Моряки с соседних судов решили, что «Азербайджан» погиб, но танкер остался на плаву, хотя за ним и тянулись клубы дыма и языки пламени. «Азербайджан» покинул строй, едва не столкнувшись с британским транспортом «Эмпайр Тайд»: тот чудом избежал аварии накануне, когда строй таким же образом покидал торпедированный «Кристофер Ньюпорт». Изотов лично возглавил борьбу с огнем. Восемь русских прыгнули в воду с кормовой части танкера, чтобы спастись от пламени. Их подобрало одно из спасательных судов, которое затем подняло на борт и девятого моряка, прыгнувшего следом за товарищами. Девятый назвался комиссаром, а следовательно, был глазами и ушами Коммунистической партии на танкере. Комиссар потребовал, чтобы восьмерых моряков, прыгнувших за борт раньше него, немедленно вернули на «Азербайджан». Капитан спасательного судна отказался выполнить его просьбу: одному из советских моряков уже лечили серьезную травму ноги. «Азербайджан» на всякий случай спустил шлюпки, еще четверо членов команды сели в одну из них и поплыли прочь. Капитан крикнул, чтобы они возвращались, а его помощник выстрелил из винтовки, целясь повыше шлюпки. Так он пытался привлечь внимание спасающихся и, возможно, предупредить, что застрелит их, если они не вернутся на судно. Шлюпка возвратилась к «Азербайджану»[19]. Постепенно русские взяли огонь под контроль, но часть главной палубы танкера оплавилась и покорежилась. Весь груз льняного масла, который был на танкере, вылился в Баренцево море. Спасательные суда подошли к кораблю, полагая, что советский капитан захочет, чтобы членов команды осмотрел врач, ведь они могли получить ожоги и отравление дымом. «Уходите! – крикнул им Изотов по-английски. – Вы нам не нужны!» Несостоявшиеся спасатели ретировались.
Третий помощник механика «Азербайджана» вновь завел двигатели судна – и тем самым, как докладывал потом Изотов, «проявил себя коммунистом, верным своей родине». Капитан также похвалил пулеметчика по фамилии Ульянченко, который не выпускал оружия и продолжал стрельбу, даже «с ног до головы облитый водой и маслом». Дымящийся «Азербайджан» спешил вернуться на свою позицию в конвое. Моряки из западных стран не верили своим глазам. «Его экипаж пел и улыбался, – отметил Джон Брум, командующий эскортной группой. – Две цветущие дамы радостно махали руками, стоя на мостике». «Азербайджан», подобно фениксу, восстал из пепла, и это будет не последнее его воскресение.
Внезапно воздушный налет прекратился. Последние «хейнкели» скрылись за горизонтом, улетев к Нордкапу и оставив «Селедку» наматывать бесконечные круги. Баренцево море вокруг конвоя PQ-17 напоминало поле битвы. В лужах топлива плавали обломки. Спасательные суда ходили туда-сюда, чтобы удостовериться: никто не остался без помощи. Верхние палубы кораблей ПВО были так забросаны гильзами, что моряки с трудом прокладывали себе дорогу. Британский эсминец подобрал четверых немецких летчиков, которые спаслись с упавшего «хейнкеля» на надувном плоту. «Наварино» и «Уильям Хупер» одиноко дрейфовали позади конвоя, сильно накренившись, но еще не затонув. Два британских тральщика были отправлены потопить их. Моряки на других судах услышали стрельбу и переполошились, решив, что вернулись немцы. Но горизонт был пуст. «Стоял полный штиль, и казалось, что вода в море сменилась нефтью, – вспоминал Уолтер Бейкер с «Айршира». – Не было ни дымки, ни тумана, и мы готовы были поклясться, что далеко впереди виднеются очертания суши. Возможно, нам просто хотелось как можно быстрее оказаться там, за горизонтом, подальше от этого места».
Утренние воздушные налеты стоили конвою трех судов и семи жизней: по трое человек погибло на «Кристофере Ньюпорте» и «Уильяме Хупере», еще один – на «Наварино». Серьезно пострадало более дюжины человек, причем некоторые стали жертвами дружественного огня. Случайная пуля с американского транспорта раздробила бедренную кость артиллеристу «Эмпайр Тайда». Выстрел наугад с эсминца угодил матросу с корвета в ягодицу. Немцы потеряли четыре самолета.
Моряки устали, но высоко держали голову. «[Немцы] три дня обстреливали нас всем, что у них было, – писал Картер. – Для конвоя, состоящего из ржавых посудин и нескольких новых транспортов типа "Либерти", мы довольно хорошо проявили себя и всыпали знаменитому люфтваффе по первое число». Один из молодых артиллеристов из его команды, Фрэнсис Бруммер, вдруг обнаружил, что жует кусок какой-то пищи, который засунул в рот час назад, перед самым началом налета. «Я побоялся его проглотить, – признался он. – Он стал совсем сухим, как опилки». Один из исландских матросов, которые вошли в команду
