Власть и наука - Валерий Сойфер

Редколлегия "Коммуниста" завершала этот раздел статьи словами: "Те, кто глушат критику в научной работе, наносят огромный ущерб науке и должны получить своевременный отпор". И многие тогда верили, что, наконец-то, и в партийных верхах раскусили Лысенко, а, значит, скоро придет конец и лысенкоизму в целом.

В 1955 году в журнале "Почвоведение" была опубликована статья Евгения Васильевича Бобко, ученика Прянишникова, в которой он, проанализировав причину постоянных успехов "колхозной науки", приходил к заключению, что методы работы лысенкоистов были порочными и позволяли просто не сообщать результаты тех опытов, которые шли вразрез с установками лиц, ставящих такие опыты (89). Как показывал Бобко, механизм такого подхода сводился к вольному обращению с цифрами (90), ставшему возможным в результате отказа от научно-обоснованных приемов обработки информации:

"В целях упорядочения агрономических исследований, в 1946 году был разработан и напечатан... стандарт по методике сельскохозяйственных полевых опытов (ГОСТ 3487-46). Однако по требованию руководства ВАСХНИЛ, признавшего этот стандарт нарушающим СВОБОДУ ИССЛЕДОВАНИЙ, тираж его был уничтожен" (/91/, выделено мной -- В.С.).

Вместе с тем в это время еще не все биологи хотели глядеть правде в глаза. Многие их них вовсе не зависели от Лысенко и работали в далеких от него областях, но заразились ложными идеями "мичуринцев". Так, сотрудники Института эпидемиологии и микробиологии АМН СССР им. Гамалея Д.Г.Кудлай и А.Г.Скавронская, продолжая верить в направленное превращение одних видов бактерий в другие, посчитали, что они на самом деле открыли превращение кислотообразующих бактерий в щелочеобразователи под влиянием внешней среды. Чтобы придать своему "открытию" пущую наукообразность, они стали искать поддержку у биохимиков, быстро нашли таковую у заведующего кафедрой биохимии растений Московского университета академика А.Н.Белозерского. Он отрядил своего аспиранта, только что закончившего МГУ, Александра Сергеевича Спирина, проверить у исходных и измененных бактерий нуклеотидный (то есть химический) состав нуклеиновых кислот -- молекул ДНК и РНК. Спирин усмотрел существенную разницу в наборе и количестве составных частей нуклеиновых кислот и объявил, что биохимически доказал изменение ДНК и РНК под влиянием внешней среды (Лысенко говорил -- под влиянием воспитания), после чего в печать пошла статья четырех авторов (92)16. Учение "мичуринцев" очередной раз было "подтверждено", Лысенко остался очень доволен работой и много говорил о результатах Спирина и Белозерского на лекциях студентам и в выступлениях.

Разгадка пришла позже, когда американский биохимик и генетик Эрнст Фриз указал на источник ошибок: в чашки с бактериями была занесена элементарная грязь -- посторонние бактерии, которые имели иной нуклеотидный состав и защелачивали среду. Но на разгадку ушли годы, а публикация в 1955 году имела важное для Лысенко оборонительное значение.

Возмутительным примером политиканства стала еще одна история с ленинградским профессором М.Е.Лобашевым. В январе 1954 года член-корреспондент АН СССР Н.П.Дубинин обратился в Президиум Академии наук СССР с предложением принять срочные меры для развития в СССР генетики и прекратить засилье лжеученых в биологических учреждениях страны. Записку в Президиуме размножили и разослали по особому списку разным лицам, имеющим отношение к руководству наукой, и кое-кому из ученых. Попала она в том числе и к Лобашеву. Этот генетик, в прошлом ученик Ю.А.Филипченко, перешедший после 1948 года в лагерь Лысенко, дал 2 декабря 1954 года поразительный отзыв на записку:

"У каждого советского биолога возникает естественное чувство протеста против общего охаивания профессором Дубининым того мощного прогрессивного направления в биологии и генетике, которое развивается в нашей стране после сессии ВАСХНИЛ 1948 года... Создается впечатление, что профессор Н.П.Дубинин не понял всего того, что произошло в развитии науки после сессии ВАСХНИЛ... Автор записки не скупится на сильные "определения" деятельности института генетики [руководимого Лысенко -- В.С.]... Брать на себя смелость огульно охаивать большой коллектив способных экспериментаторов... недостойный прием аргументации в пользу затеваемого автором предприятия. Я знаком лишь с частью работ института по литературе (проф. И.Е.Глущенко, К.В.Косикова, Х.Ф.Кушнера, Н.И.Нуждина и их сотрудников) и считаю эти исследования интересными и представляющими определенное положительное явление в науке...(93). Нет необходимости создавать новый институт или отдельную лабораторию на правах института. В системе академии уже имеется Институт генетики" (94).

Благодаря таким отзывам (разумеется, коммунист Лобашев был не одинок) Опарину как академику-секретарю Отделения биологических наук АН СССР удалось затянуть решение многих вопросов, связанных с возрождением гене-тики в СССР.

С годами всё больший вес приобретали в государственной системе физики-атомщики (не только создавшие атомное оружие, но и открывшие 27 июня 1954 года в 110 км от Москвы в Обнинске Калужской области первую в мире атомную электростанцию). Физики оказывали постоянное давление на власти, уговаривая открыть возможности для развития генетики в стране. Кое-кто из биологов бомбардировал ЦК письмами о неблагополучии в науке в СССР17. За биологов горой стояли некоторые химики. Все это осознавали, и аппаратчики в ЦК КПСС тоже. Нужно было пригасить недовольство, снять напор страстей.

С этой целью ЦК распорядился создать партийную комиссию, которая бы разобралась с положением дел в биологии. 26 января 1955 года по Москве разошелся слух (видимо, запущенный специально), что комиссия рекомендовала разрешить работу генетиков, наряду с деятельностью "мичуринцев" (95).

После январского пленума ЦК КПСС 1955 года, на котором было заявлено о необходимости использовать гибридную кукурузу, Президиум АН СССР постановил создать комиссию по гибридной кукурузе. Комиссия должна была предложить меры по исправлению положения в этой области, сложившегося из-за позиции Лысенко в данном вопросе. В комиссию не вошел ни один лысенкоист (в нее включили Н.П.Дубинина, члена-корреспондента АН СССР П.А.Баранова, профессора М.И.Хаджинова и сотрудника МСХ СССР М.И.Калинина). Это тоже был ощутимый удар по Лысенко (95а).

Тогда же, в январе, в Академии наук СССР были созданы еще несколько комиссий (их назвали бригадами), которым вменялось в обязанность изучить отставание в таких областях, как проблема наследственности, полиплоидии (в этом вопросе позиции советских ученых до 1948 года были очень сильны, благодаря успехам Г.Д.Карпеченко, А.Р.Жебрака, В.В.Сахарова и других), цитологии. В составе бригад не оказалось ни одного из сторонников Лысенко.

Но в целом, несмотря на этот сдвиг в отношении к генетике, положение дел существенно к лучшему не менялось. Лысенко сохранял все свои посты, так же появлялись в популярной печати пролысенковские материалы (упоминавшийся В.Сафонов опубликовал очерк "Рассказ о крутых вершинах", прославляя мудрость и правоту лысенкоистов /96/), "мичуринцы" по-прежнему защищали диссертации, удерживали власть.

Письмо трехсот

Мы уже много раз встречали имя ленинградца Даниила Владимировича Лебедева, в прошлом аспиранта Карпеченко, которому так и не дали защитить диссертацию: сразу после ареста его шефа он был исключен из комсомола, уволен из университета, через год ушел на фронт и провел всю войну на переднем крае, стал начальником штаба и командиром стрелкового полка, вернулся в декабре 1945 года с боевыми орденами, и был назначен заведующим библиотекой Ботанического института АН СССР, одного из самых старых академических институтов страны. В 1949 году он стал сначала заместителем директора, а через 20 дней и директором Библиотеки Академии наук -- одной из самых больших библиотек мира. Должность была по рангу высокой (для действительного члена Академии), но видимо деловые качества Лебедева были таковы, что руководить такой махиной он смог. Но постепенно НКВД поняло свою ошибку: Лебедев принимал на работу не тех, кого было можно ("засорял кадры лицами еврейской национальности", как было про него сказано, "засорял фонды библиотеки", препятствуя уничтожению книг ставших опальными авторов, допускал "идеологические проступки"). В 1952 году его исключили из партии (он вступил в партию в 1943 году на фронте), сняли с работы, и он вынужден был вернуться в Ботанический Институт АН СССР. До ареста, к счастью, дело не дошло, так как парторганизация института направила в райком поручительство и в июне 1954 года его восстановили в партии, из которой он вышел в январе 1991 года /95а/). Вместе с Сукачевым он стал редактировать "Ботанический журнал",который стал главным рупором антилысенковцев. Основные проблемные статьи с разбором ошибок Лысенко, напечатанные в журнале от имени Редакционной коллегии были на самом Первым поставил свою подпись Павел Александрович Баранов. Он переменил свое некогда положительное отношение к Лысенко на резко отрицательное, разобравшись в сути его "учения" и стал противником лысенкоизма. Когда Лебедев и Чуксанова принесли ему текст письма (даже не имея ввиду получить его подпись, а лишь желая услышать его мнение о том, как они написали обращение), Баранов внимательно прочитал письмо, а когда дошел до последнего абзаца, взял ручку и написал: "1. Член-корр. АН СССР, член КПСС П.А.Баранов (Директор Ботанического ин-та АН СССР)", добавив при этом: "Если я как директор академического института поставлю свою подпись первой, больше людей решится его подписать, да и вас на всякий случай защитить надо". Примерно в это же время Баранов заметил, что неплохо было бы превратить празднование юбилея Мичурина в празднование реабилитации Вавилова.