Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

Чтобы обмануть бдительность противника, мы двигались сначала на запад, на станицу Павловскую, а потом, после короткой остановки, в хуторе Упорном круто свернули на юг. Наш обоз в темноте случайно оторвался от общей колонны, подошел почти на 3 версты к станице Павловской, занятой большевиками, и только счастливая случайность спасла его. Эта невольная демонстрация сбила с толку большевиков. Ночью нас никто не трогал.

По пути в одном месте нам пришлось проходить ручей с топкими берегами. Около 2 часов драгоценного времени нам пришлось потерять, чтобы сделать настил для провоза пушек и обоза. Все работали с необычайным усердием: каждый знал, что, если мы до рассвета не перейдем этого гибельного места, утром будет бой в очень невыгодных для нас условиях. Здесь я впервые увидел на работе саперную роту чехословаков.

Здоровые, сильные люди усердно работали, изредка перекидываясь словами на своем странном, таком близком по созвучию и вместе с тем чужом языке. Им помогал командир роты, энергичный высокий офицер. Здесь же был их «руководитель» штатский инженер Кроль, горбатый симпатичный человек. В конце нашего похода, уже на Дону, он был убит кем-то, по-видимому с целью грабежа.

Холодная, сырая ночь. После тяжелого похода днем клонит ко сну, но сознание опасности невольно подбадривает всех. Настил кончили. Перекатили несколько повозок по мягкой соломенной плотине среди камыша – прошли благополучно. Наконец потащили пушки. Со страшными усилиями, погружаясь в липкую холодную грязь, молча, без обычного в таких случаях для русского человека крика и гиканья – потянули и их, наших любимиц, могучая поддержка которых в бою всегда давала нам столько уверенности и бодрости.

Быстро, не останавливаясь, шли всю ночь до восхода солнца и сделали около 60 верст. В ясное солнечное утро начали переходить железную дорогу у станицы Ново-Леушковской.

Смертельно уставшие, но бодрые духом, добровольцы весело переходили через полотно железной дороги, смеясь над бессильной яростью красного бронепоезда, который издалека, не имея возможности, благодаря взрыву пути, подойти ближе, – посылал нам частые, но безвредные снаряды. Хуже было на станции, которую раньше заняли корниловцы, прикрывая наш переход. Огонь бронепоезда не давал им покоя. Но несколько метких выстрелов нашей батареи – и он быстро исчез из глаз в выемке за поворотом пути. Это был наш первый переход через железную дорогу.

Втянулись в станицу Старо-Леушковскую в 10 верстах от железной дороги и, несмотря на близость врага, сделали дневку. Нужно было подтянуться всем частям, отдохнуть, привести все в порядок. Как был крепок сон наш в этот день и ночь!

Дошли 27 февраля до широко раскинувшейся по степи станицы Ирклиевской. Заночевали, и здесь от местных жителей услышали темные слухи, что Кубанский атаман и правительство с верными ему казаками уже покинули Екатеринодар, который и занят большевиками. Хотя этим слухам мы и не придали большой веры, но все же они несколько нас встревожили…

Куда же идти тогда, если это правда? О походном атамане генерале Попове уже давно не было сведений. Сзади – темная туча над притихшим Доном; впереди – полная неизвестность. Как утлый корабль, плыли мы по бурному морю… Но жребий был брошен. Остановка – гибель. Идем к кубанской столице…

В ясный солнечный день 1 марта, после полудня, подошли мы к станице Березанской. Неожиданно из окопов на широком холме, верстах в 2 впереди станицы, наш авангард был встречен с большого расстояния градом пуль. Пришлось остановиться, выслать цепи, подтянуться. Вперед пошли корниловцы и марковцы, наша артиллерия открыла огонь. Я с Партизанским полком был оставлен в резерве. Но большевики боя не приняли. После первых же наших снарядов они бросили окопы и скрылись за холмом, где протекала небольшая степная речка. За ней на подъеме к станице довольно бестолково было построено еще 6 рядов окопов в затылок один за другим. При своем паническом отступлении красные даже не остановились ни у них, ни в станице. На их плечах в нее ворвался генерал Марков.

У Березанской нас впервые встретили с оружием в руках кубанские казаки. Сбитая большевиками с толку, на станичном сборе казачья молодежь, вопреки настроениям старых казаков, решила вместе с иногородними защищать станицу от «кадет». Сил у них было достаточно, но не было ни толкового руководителя, ни боевого опыта, ни достаточной стойкости. Для нас эта стычка обошлась без потерь убитыми, но известие, что против нас выступают уже казаки – кубанцы, тяжело отразилось на сознании добровольцев…

Вечером снова был станичный сбор, и на нем старики выпороли за большевизм нескольких молодых казаков и баб.

Переночевав в станице Березанской и захватив Офицерским полком почти без боя железнодорожную станцию Выселки, оборонявшуюся крупным отрядом большевиков, мы 2 марта заняли большой хутор Журавский. В этот день чернецовцы имели небольшой бой у хутора Бейсужек. (К разъезду Бенедилок.)

На Кубани слово «хутор» часто не соответствует представлению о чем-то маленьком, о незначительном поселке: иногда это огромное селение, растянутое по речке на десяток верст (мы как-то ночевали в таком хуторе, который тянулся на 15 верст).

Корниловцы выдвинулись дальше к хутору Малеванному, а Выселки (тоже значительное селение) приказано было занять конному отряду полковника Гершельмана, но последний почему-то ушел оттуда без боя, не оставив там наблюдения, и большевики снова заняли это селение (об этом донес Корнилову полковник Краснянский, лично на повозке отправившийся на разведку в Выселки и едва не попавший в плен к красным. – А. Б.), которое теперь приобрело для нас весьма серьезное значение, как угроза нашему флангу. Корнилов решил снова овладеть им. Вечером 2 марта я получил его приказание: на рассвете 3 марта взять Выселки.

За весь 2 1/2-месячный Ледяной поход, среди полсотни боев, которые нам пришлось вынести, бой за Выселки, рано утром 3 марта, оставил в моей памяти самые тяжкие воспоминания… Селение мы взяли, но ценой каких отчаянных усилий и жертв!

От хутора Журавского до станицы Выселки было около 7 верст – 3 часа ходу. Солнце всходило около 6 часов утра. Селение нужно было захватить до рассвета, во избежание лишних потерь. В общем, приняв в соображение эти и другие данные, я отдал распоряжение о сборе моего полка к трем часам ночи. Я хотел дать отдохнуть моим партизанам перед боем, для многих, может быть, последним. Ночь была темная, холодная.

Сам я не мог заснуть ни на одну минуту. В два часа приказал всех будить и строиться. Но не тут-то было! Разбросанные по многим хатам и сараям, крайне уставшие, мои воины, только