День помощи - Андрей Завадский

– Хорошо, Аркадий Ефимович. – Министр внутренних дел Фалев находился в своем рабочем кабинете, когда ему совершенно неожиданно позвонил глава правительства. – Я все сделаю. Но позвольте узнать, зачем все это? Мне не известно ни о чем, что заслуживало бы таких мер предосторожности.

В распоряжении министра внутренних дел находились внушительные силы, не считаться с которыми было невозможно. Причиной тому стало событие, казалось бы, мало связанное с судьбой российской милиции. Когда лидеры мировых держав подписывали соглашения об обычных вооруженных силах в Европе, Россия в лице одного из ее президентов согласилась с лимитом живой силы и военной техники, которая могла быть расположена западнее Уральских гор, будто бы для того, чтобы не создавать слишком значительного перевеса над армиями европейских стран. Желая произвести на западных партнеров благоприятное впечатление, глава государства согласился со всеми требованиями, но, как и пристало потомку хитрых и коварных скифов, нашел-таки лазейку, чтобы не оставить западные границы родины вовсе беззащитными.

Армия, как и уговаривались, ушла за Урал, но на ее месте появились подразделения Внутренних войск, ставшие чем-то большим, чем просто отряды милиционеров. Двадцать девять полнокровных дивизий, на вооружении которых имелось все вплоть до танков, для международных соглашений словно бы и не существовали, не являясь в полном смысле слова частью вооруженных сил, но тем не менее эффективно остужая горячие головы за рубежом самим фактом своего присутствия в западных областях России. Им пришлось участвовать и в настоящих боях, если таковыми можно назвать стычки с горцами, происходившие во время усмирения Чечни.

Тогда Внутренние войска доказали свою боеспособность, с честью пройдя кровавую купель Кавказа. А сейчас этим дивизиям предстояло стать тем самым припрятанным в рукаве тузом, которым Самойлов надеялся разрушить все планы пока еще таинственных, но от того не менее опасных заговорщиков, готовых, как уже начал верить сам премьер, поднять армию на бунт.

– Скажите, Николай Сергеевич, – спросил, как ни в чем не бывало, Самойлов, – считаете ли вы, как юрист, как тот, кому по долгу службы положено стоять на страже внутреннего спокойствия, что переход власти ко мне в дни болезни президента является законным?

– Я не понимаю вашего вопроса, Аркадий Ефимович, – кажется, Фалев и впрямь был в недоумении. – Есть закон, есть конституция страны, и все, что сейчас происходит, в точности следует ей. Это не только ваше право, занять пост главы государства, это ваша обязанность, и странно было бы, если бы вы пренебрегали ею.

– В таком случае, – удовлетворенно произнес премьер-министр, так и не услышавший фальшь в голосе собеседника, а потому уверившийся в его искренности, – я рассчитываю, что вверенные вам силы тоже будут стоять на страже законности.

– Если вы объясните, к чему нам следует готовиться, возможно, мне будет легче отдавать приказы, – предложил министр внутренних дел.

– Готовьтесь к любым антиконституционным, антидемократическим выступлениям, – ответил Самойлов. – Пока я не могу сказать более определенно, но вам следует особое внимание уделить армии, которую могут втянуть в беспорядки. Я не исключаю возможность того, что кто-то из высокопоставленных офицеров рискнет сейчас выступить против центральной власти, движимый сепаратистскими намерениями. И любые попытки мятежа ваши люди должны быть готовы подавить быстро, не заботясь выбирать средства. Сейчас, когда отношения наши с Западом, в том числе и с американцами, мягко говоря, далеки от сердечного согласия, любые беспорядки в стране, тем более, носящие политическую окраску, ухудшат наш имидж, изменят отношении к России со стороны западных партнеров с настороженного до явно негативного. Допустить это мы сейчас не в праве.

– Если вам известно, кто может организовать беспорядки, тем более, если известно, где и когда это произойдет, хотя бы приблизительно, то нужно действовать на упреждение, – предложил Фалев. – У нас хватит сил, чтобы арестовать любого генерала, и никакая армия нам не помешает, господин премьер-министр.

– Нет, пока я ничего не знаю точно, – поспешил успокоить служебное рвение собеседника Самойлов. Он понял, что на Фалева можно рассчитывать, а та мощь, которая находится в его подчинении, внушала уважение, дав надежду на благоприятный исход событий. – Нельзя никого арестовывать только лишь на основе подозрений, чутья, – пояснил глава правительства, надеясь, что собеседник его поверит этим словам. – Есть лишь вероятность того, о чем я сказал. Не персонифицированная вероятность, если можно так сказать, но не более того. Поэтому я надеюсь, что ваши люди будут готовы к чему-то подобному, и в случае любой угрозы порядку, угрозы законно избранной власти, станут действовать решительно и быстро.

Самойлов не сомневался, что за рейдом на черноморский санаторий стоит генерал Буров, а, возможно, причастен к этому и командующий Северокавказским военным округом. Но просто приказать схватить их, обезглавив гипотетический заговор, было равносильно объявлению войны. Аркадий не сомневался, что солдаты, расквартированные в Чечне, немедленно возьмутся за оружие, едва узнав об аресте своего командующего, который пользовался в войска неподдельным уважением. И потому приходилось медлить, надеясь, что самое худшее не случится.

– Можете не сомневаться, Аркадий Ефимович, – заверил премьер-министра Фалев. – Мы наведем порядок быстро и жестко, и неважно, кто пойдет против нас, армия или какая-нибудь уголовная шушера.

Самойлов устало откинулся на спинку кресла, закрыв воспаленные глаза. Премьер-министр не спал больше суток, пребывая в постоянном напряжении, избавиться от которого просто не мог. Лучшим выходом было бы уединиться и поспать хотя бы несколько часов, но Самойлов не мог позволить себе терять столько времени в обстановке, когда изменения, самые непредсказуемые, могли произойти в любой миг. Можно было прибегнуть и к иному проверенному средству, выпив пару бокалов коньяка, а еще лучше, водки, но требовалось сохранять незамутненное восприятие, а, значит, и этот вариант был сейчас неприемлем. Курить Самойлов бросил давно, еще в молодости, и сейчас с усталостью, опутывавшей его липкой паутиной, оставалось бороться лишь колоссальным усилием воли.

А пока на твердой земле Самойлов и иные боролись за власть, стремясь преумножить ее или же сохранить то немногое, что еще оставалось в их руках, в темных глубинах холодного Норвежского моря уже разыгрывалась первая битва той войны, которой кто-то старался избежать, а иные, напротив, жаждали всей душой, веря, что так решат все свои проблемы, раз и навсегда. Но все уже было решено силами, неподвластными смертным, неосязаемыми, но от того не менее могущественными, в существование которых мало кто верил в этот просвещенный век, вспоминая лишь в самый страшный час, когда иной надежды, кроме как на чудо, счастливый случай, не оставалось. В безмолвии океанской пучины сотни людей, ставших разменными фигурами в гротескной шахматной партии, делали первые ходы.

Капитан торпедной атомной подводной лодки Роман Казаков, разумеется, даже не подозревал, что стал пешкой в чьих то руках. На самом деле сейчас командиру субмарины, направлявшейся к берегам Кольского полуострова из открытого океана, было не до философских размышлений. Казакова сжигала какая-то детская обида, и сейчас, в замкнутом мирке капитанской каюты, тесной клетушки, рассчитанной на единственного обитателя, Роман чувствовал, как ярость закипает в душе.

Началось все просто великолепно, и соединение атомных субмарин, получив приказ вернуться в район патрулирования, то есть в западную часть Норвежского моря, спустя несколько часов обнаружило цель, да такую, о какой моряки и мечтать не могли. Атомный ударный авианосец "Энтерпрайз", на всех парах шедший на восток, громадный корабль, родоначальник всех атомных авианесущих кораблей в мире, мог считаться достойным противником и ценной добычей, случись вступить с ним в бой. И русские субмарины, несмотря на то, что "Энтерпрайз" был окружен кольцом из восьми кораблей эскорта, к которым присоединилось без счета вертолетов и реактивных палубных "Викингов", смогли подойти к авианосцу на расстояние торпедного залпа. И в этот момент старший механик "Костромы", появившись на мостике, сообщил Казакову о внезапно обнаруженных неполадках в реакторе.

– Товарищ капитан, – старший механик говорил намеренно тихо, дабы не дать пищу для размышления молодым офицерам, находившимся в центральном посту, – перебои в работе циркуляционного насоса реактора. Мы не можем продолжать поход. На высоких скоростях, когда реактор будет запущен на полную мощность, может наступить перегрев и расплавление тепловыделяющих элементов активной зоны.