Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

Семье Шкета принадлежало в коммунальной квартире две комнаты. Точнее, полторы, как любил выражаться сам Шкет. В большой, служившей комнатой для встречи гостей, жила его больная мать с двумя другими детьми, погодками, – трехлетней Аришей и четырехлетним Мишей. Шкет же размещался в каком-то непонятном закутке не более семи метров без окна, который ранее служил кладовкой.

Семья завтракала. Благодаря приворованным ранее из овощехранилища запасам, дети пили какао и ели по два куска черного хлеба с топленым маслом и небольшим мазком паштета с костным жиром. Мать Шкета, больная туберкулезом, с огромными синими кругами под глазами, захлопотала, предлагая гостям какао и бутерброды. Цыган поблагодарил и отказался, соврав, что уже позавтракал. Чеснок, с меньшим артистическим искусством, промямлил то же. Дети моментально поглотили нехитрую трапезу и теперь с любопытством разглядывали гостей.

– Сын говорил, что после пожара на складах вас переведут на другое место, – начала беседу мать Шкета.

– Да, только пока неизвестно куда, – охотно ответил Чеснок.

– Жаль, хорошее место было, – вздохнула больная женщина.

– Ничего, думаю, и в другом месте продпаек не хуже будет, – попытался поддержать ее Цыган.

– Мам, а еще хлебушка можно с маслицем? – раздался голос младшего мальчика.

– Пойдемте ко мне, – предложил Шкет, увидев условный жест Цыгана.

В комнатушке Шкета кроме дивана, письменного стола и стула мебели не было, трое мужчин с трудом здесь разместились. Услышав о приговоре, Шкет, как ни странно, не расстроился. Только вздохнул:

– Жаль, не удостоверились, подох ли Федуля.

– Вот посему я так думаю, парни, что нам нужно съезжать в безопасное место, – подытожил сказанное Цыган.

– Да чего там, все равно отыщут, – возразил Шкет. – Надо просто подготовиться как следует.

– Может, и правда, – осторожно поддержал его Чеснок. – Шпалеры бы достать… А то, может, первыми завалить их кодлу?

Цыган с удивлением посмотрел на своих молодых подельников. Его порадовало, что у них такой боевой настрой.

– Что ж, пара стволов нам не помешают, только они должны быть припрятаны до поры до времени, – высказал свое мнение Иван. – Если таскать шпалер в кармане, заметут как немецких шпионов. Под вышак попадем.

– А где сейчас можно тихий причал найти? – поинтересовался Шкет.

– Безопасно там, где нас искать не будут. На окраине города рядом с линией фронта, – высказал свою мысль Иван. – Думаю, Волкова деревня подойдет.

– Ты что, Вань, там же Дедова харчевня неподалеку!

– И хорошо, – заулыбался Цыган. – Их ночной маршрут на склад и обратно в малину, а мы там домик присмотрим среди брошенного жилья. Опять же к складу поближе. Вам же родню хавкой нужно обеспечить, не забыли?

– А чо, толково, – поддержал Цыгана Чеснок. – И если подумаем валить их, так там сподручней.

– А у меня шпалер есть. – Шкет нагнулся и вытащил из-под кровати промасленную тряпицу, в которой оказался наган с полным барабаном.

Поскольку Шкет занимался по поручению Деда изготовлением фальшивых ксив, у него оставались еще бланки нескольких паспортов и удостоверений, в том числе и с настоящими печатями, которые передал им Кубышка для оформления на Бадаевские склады. Поэтому, когда троица вышла из дома, у каждого в кармане были новые документы, по которым они значились работниками механического цеха Холодильника № 6. Причем Цыган обладал еще и пропуском для прохода и проезда по городу в ночное время как начальник данного цеха.

Бронислав Петрович Христофоров переживал не самые лучшие времена своей жизни. После злополучной кражи у него на нервной почве пропал голос, и его место ведущего солиста моментально было занято другим дарованием. Находясь на больничном, он ничего, кроме продуктовых карточек, как и другие жители города, не получал. Не меньше оскудевшего продовольственного рациона удручало его и отсутствие в гардеробе необходимых вещей, без которых он не мог себе позволить даже выйти на улицу. Единственный костюм, в котором он в тот день вышел из дома, быстро пообносился, а ему на смену ничего не было.

Знакомые быстро заметили перемену: из человека заносчивого, но веселого и жизнелюбивого Христофоров стал превращаться в несговорчивого, капризного, а временами и злобного бирюка.

После рассказа Марии о том, что в Волковой деревне она видела парня в его костюме, Бронислав Петрович воспрянул духом и с нетерпением дожидался, когда органы НКВД закончат расследование. Несколько дней назад ему вернули изъятые при обыске в Волковой деревне вещи, но, к его сожалению, кроме помятых и испачканных костюмов и рубашек, больше ничего не выдали.

В тот же день пообносившийся артист взял один из своих костюмов и кожаные туфли и понес на толкучку на Сытном рынке. Одежду он смог обменять на три килограмма пшеничной муки, две банки свиных консервов, десять пачек папирос «Красная Звезда» и килограмм яичного порошка. С обувью дело обстояло хуже: ботинки были слишком претенциозны и малопрактичны в связи с предстоящими холодами. Однако под вечер на рынок зашел мужчина с забинтованной головой и с ходу предложил за них три бутылки «Московской». Продуктов при нем не было, но спиртное сейчас в городе имело спрос не меньший, и Христофоров согласился на обмен.

Плотно поужинав и хорошенько выпив, он вспомнил про свою старую любовницу и, позвонив ей по чудом уцелевшей телефонной связи, пригласил в гости. Через полчаса раздался звонок в дверь, и мужчина пошел открывать. К его небольшому разочарованию, Мария пришла с ребенком, которого не смогла оставить дома.

– Ну, здравствуй, Катенька, – поздоровался со своей дочерью Христофоров.

– Здравствуйте, дядя Броня, – улыбнулась девочка, знавшая его как человека, часто бывавшего у них в гостях.

– Пока шли, несколько раз тревогу объявляли, хорошо что рядом, – смущенно радовалась встрече с любовником Мария. – И дочь не с кем оставить: старики пошли карточки отоваривать, а другие члены семьи по делам в городе.

– Дома только котя, – поддакнула матери Катя.

– Котя? – не понял Бронислав Петрович.

– Кошка, ты ее видел, – напомнила Мария.

– Ее еще не съели? – удивился певец. – Сейчас на улицах уже давно ни кошек, ни собак, ни голубей.

– Так она дикая, ни к кому, кроме нас, не подходит, – пояснила женщина.

– Хорошо вам: будет трудно, всегда под боком кусок мяса бегает, – цинично пошутил Христофоров.

Чтобы пообщаться наедине, взрослые дали ребенку альбом для рисования и цветные карандаши и, оставив девочку в комнате, перешли на кухню. Там осталась грязная посуда и недопитая бутылка водки.

– Гости были? – кивнула Мария на бутылку.

Христофоров рассказал о результатах своего незамысловатого товарного обмена и предложил ей рюмку. Мария, ничего не ответив, принялась мыть посуду. В глубине души она ожидала от Бронислава чего-то большего, чем предложения выпить водки. Несмотря на его нынешнее незавидное материальное положение, женщина надеялась, что отец ее дочери захочет, чтобы она переехала жить к нему.

– Как у вас с продуктами? – выпив очередную рюмку, поинтересовался Христофоров. – Катя не голодает?

Марии стало невероятно приятно от проявленной им заботы о ребенке.

– Да пока, слава Богу, держимся, хотя досыта давно не ели.

– Это хорошо, – равнодушно произнес Христофоров. – А я сегодня впервые за последнюю неделю наелся.

– Ты для чего меня позвал? – не выдержав, поинтересовалась Мария, закончив с уборкой на кухне.

– Я думал, ты одна придешь, – как-то неопределенно ответил Христофоров.

– Я же сказала: не с кем было дочь оставить.

– Ой, ей, наверное, спать уже пора… – решил проявить отцовскую заботу Бронислав Петрович, понимая, что для той цели, с которой он вызывал Марию, ситуация не вполне подходящая.

– Мама, я есть хочу. – В дверях кухни показалась пятилетняя Катя.

– Ой, а у меня и ничего нет, – сделался немного расстроенным хозяин, – мука одна только.

– Ничего, мы уже уходим, – засобиралась женщина.

После ухода гостей Христофоров почувствовал облегчение. Он опять был один. Сам себе хозяин. И продукты не нужно было ни с кем делить. На этих запасах он мог с неделю просуществовать без всяких проблем. Одну бутылку водки можно обменять на съестное, причем на что-нибудь вкусненькое. Например, на сыр или колбасу. Со столь приятными мыслями мужчина погрузился в дрему. А проснулся от громкого стука в дверь. Почтальон попросил его расписаться в графе о получении корреспонденции и протянул бланк райвоенкомовской повестки. Сон соскочил, как рукой снятый, на лбу Христофорова выступил пот.

«Неужели театр снял с меня бронь? Неужели призовут на фронт?» – закрутились в голове артиста страшные мысли.

Афанасий Игнатьевич Сосков был доволен тем, как прошел его доклад в городском комитете партии. В результате авианалета и пожара выгорело семьдесят процентов складских площадей, уничтожены все склады с продовольствием. Второй секретарь горкома, ознакомившись со списком пропавшего, обматерил фашистов и опоздавших пожарных, своевременное прибытие которых могло значительно уменьшить ущерб, причиненный городу. По окончании совещания городской комитет партии постановил провести комплексную проверку как причин пожара, так и действий лиц, ответственных за противовоздушную оборону данного объекта, а также команд, принявших участие в тушении пожара на складах, по результатам которой привлечь к ответственности всех виновных лиц.