Иннокентий (СИ) - Коруд Ал

— Только по одной. Надо еще глянуть на художества молодого дарования и решить насущный вопрос.

— Окончательно и бесповоротно!

— Кеша, я тебе там бумагу отложил «Бромпортрет» 18 на 24. Печатай на нее.

В этот раз работалось быстрее. Нарезав на специальном резаке один лист фотобумаги на пробники, Иннокентий неспешно приступил к работе. И только сейчас заметил неравномерный засвет кадра. Пришлось опускать тубус и крутить ручку, к которой крепилась лампа. Затем он полез проверять отверстие, куда вставлялось матовое стекло. Шайзе, у них вместо него какая-то калька. То-то так темно. Длинная выдержка вела к падению контраста, вспомнилось ему внезапно. Так для того они и подогревают проявитель до двадцати двух градусов! Вот шаманы!

Бумага «Бромпортрет» и в самом деле давала тепло-коричневый тон, отлично подходящий к портрету, снятому при мягком дневном освещении. Из-за низкой чувствительности пленки Васечкин фотографировал на «открытой дырке». То есть открывал диафрагму полностью. На портретнике это давало изумительный эффект размытого заднего плана и даже блюрило часть снятого крупно Настиного личика. Это придавало картинке некоей сказочности.

— Хороша комсомолка! Умеешь ты впечатлять девок! — послышались позади голоса. — Ну-ка дай-ка!

Иннокентий не успел пикнуть, как отпечатанная пленка исчезла в лапах Фрола.

— Эй!

— Спокойно! Я Склифосовский.

Охренеть сколько этой шутке лет! Васечкин беспомощно оглянулся.

— А он не испортит?

— Не ссы. Пошли вторую печатать.

Кабинок в лаборатории было несколько. В двух стояли мастодонты «Беларуси», третья использовалась для печати контактным способом. То есть один к одному с плоского негатива. На стеклянный матовый квадрат клались рамки с нужными размерами и плоские пленочные негативы, сверху бумага, нажималась кнопка реле и готово! Таким образом обычно печатались документы, что снимались на громоздкие студийные камеры ФКП 18 на 24.

Иннокентий как раз заканчивал сушку отпечатков. Откинув пробные кадры, вышло почти половина столистовой пачки. Он бы себе такие траты позволить не мог. Интересно, сколько на самом деле зарабатывают эти хитрожопые старички-затейники?

— Поберегись!

Фрол Никодимыч положил на холст глянцевателя огромный лист бумаги.

— Ничего себе! — ахнул Кеша.

— Смотрится, да? — усмехнулся довольный произведенным эффектом фотограф. — Хороший портрет получился. Узнаю рисунок оптики.

— Так это дедовский фотик!

— Тот самый Контакс, — вздохнул Никодимыч. — Ты молоток, парень. Уважаю.

После они сидели в бытовке, неспешно комментируя портреты девушки. Критика была деловитой, с конкретикой. Кеша был само внимание, разумея, что сейчас получает мастер-класс от настоящих профи. Это не инфоцыгане из будущего или безграмотные коучи. Тут каждое слово важно!

— Вот тот портрет я бы даже выставил в наше окно. Пора освежить его.

— А почему не этот?

— Ну, ты посмотри на её взгляд! Васечкин, уже вас же было после этого?

— Да, — неожиданно покраснел Иннокентий. Он не выдержал напора стариков и немного выпил.

— Хороша, наверное, в постели девка? — заговорщицки потер руки Фрол.

— Чудо как хороша! — поддержал игру Кеша.

Все засмеялись, затем старики-разбойники посерьёзнели.

— Иннокентий, — начал торжественно Фрол Никодимыч, — перестань маяться дурью и закапывать свой талант в отходы ЖЭКа. Он тебе от деда достался. Светлой души был человек. Сколько он передал областному архиву своих снимков. Благодаря ему записывалась история.

Иннокентий ничего не понимал, и Петрович заметил:

— Дед у тебя всю жизнь нештатным корреспондентом служил. Неуемный человек, настоящий коммунист. Не то что мы. И в городскую газету пописывал и в областную прессу. И фотографии посылал. Он весь наш район, да и соседские оползал.

— Вот и я, о чем! Ради его памяти и нашей былой дружбы, послушай нас хорошенько, Васечкин молодой. Я уже устал, оставить свое дело не на кого. Терлись тут разные… — Фрол махнул рукой. — Мысли только о деньгах! А фотографируют хреново, без души. Я же твои снимки видел. Работать есть с чем. И руки у тебя не кривые, чему-то уже обучен.

— Фрол, ты, как всегда, тянешь до последнего. Кеша, у нас одно место фотографа свободно. Но сразу предупреждаю — придется частенько ездить за город. Тяжело, но зато деньгами обижен не будешь. С директором я уже договорился. Технику дадим, не умеешь, научим.

— Не хочешь, заставим, — ляпнул армейскую мудрость прошлого Васечкина Кеша.

Старики-разбойники захохотали.

— Ну вот, видишь, молодежь у нас золотая!

— Так, у меня образования нет!

Фрол ловко махнул стопку янтарного напитка и закусил свежим огурчиком. На столе как из скатерти-самобранки чудесным образом появились пирожки, колбаса и сыр.

— Не проблема! Договорюсь с учебным комбинатом. Сдашь экстерном. Тебе это обойдется в три пузыря подобного этому напитка, — Герман кивнул на бутылку пятизвездочного грузинского коньяка.

— У меня денег на такой дорогой коньяк нет.

— Будем считать, что это в долг. Потом отдашь. Но сразу скажу, поначалу придется много учиться и еще больше бегать. Осень пойдет, школы и садики захотят фотографироваться. И в салоне работы хватает. Девки к тебе молодые записываться будут. Плюс ты сам пленки проявляешь и печатаешь. Есть лаборанты, но зато, когда сам — деньги в семью. Сечешь поляну?

Иннокентий сек. Перед ним открывались перспективы. Нет, не так — ПЕРСПЕКТИВЫ! Чем он хуже деда этого оболтуса Васечкина? Только прыгать надо выше, а не в одну область. И вот здесь комсомол нам и поможет!

Глава 15

Сегодня работать лучше, чем вчера. Завтра лучше, чем сегодня. Л. И. Брежнев

И снова дежавю. Похмельное утро и проспал на работу.

«Постой, какая к едрени фени работа? Сегодня же суббота!»

Иннокентий привстал с постели, осторожно потянулся и спустил ноги на прохладный пол. Затем прислушался к собственному организму. Из открытой двери на балкон легонько поддувало утренней свежестью. Вроде голова цела, похмелья особого нет. Вот что значит качественный напиток, а не та дрянь, что вливает в себя пролетариат!

Кстати, тоже вопросик партийному начальству. Что же вы свой народ всяческим дерьмом потчуете? Это потеря здоровья, снижение продолжительности жизни, проблемы в семье. А ведь все решается просто — налогами и акцизами. На сухое вино снизить цены, а пойло сделать дорогим и невыгодным. Да и хорошее пиво наконец-то доступным. Хотя и от него лучше держаться подальше. Иннокентий искренне не понимал любителей полторашек. Это же ужас, сколько они в себя принимали по вечерам. И как быстро росли с них «пивные пуза»! Нет, и в будущем Кеша себя особо не запускал, ибо любил женский пол без оглядки. А дамы предпочитают подтянутых мужичков.

Уже в ванной он запоздало вспомнил, что обещал сегодня Макарычу прийти на халтуру. Время поджимало, но топать куда-то было неохота. Сказаться больным и отдохнуть как следует? Идея! На работе и кони дохнут! А ему стоит перезагрузиться и как следует обдумать открывающиеся перспективы и возможности.

Ноги сами принесли его к холодильнику. Странно, что Васечкин прошлый озаботился сим предметом кухонной утвари. Видимо, жрать охота каждый день, да и пиво само себя не охладит. Но именно сегодня «ларь мороза» оказался девственно пуст. Даже хлебушка нет. Лопать серые магазинские макароны Кеше как-то не хотелось. Так что у него оставалась одна дорога — в стекляшку.

Сказано — сделано! Разношенные сандалии прямо на босу ногу, новый тренировочный костюм, кошелек и авоська. Много ли для шопинга семидесятых нужно? Улица встретила прохладой, прелой зеленью, лето перевалило за экватор. Иннокентий загрустил. Скоро август, потом мокрая осень и серая зима. Работать придется на морозе. Паять провода на холоде, да и лампочки начнут перегорать чаще. Перспективы работы в ЖЭКе не радовали. От слова совсем.