Путешествие с Люком - Жан-Люк Утерс

Однажды вечером Жюли преподнесла нам сюрприз — торт с кремом, украшенный двумя свечками. Люку исполнилось два года. Happy birthday![53] Я напрочь забыл об этом. Воспоминание о битком набитом брюссельском роддоме на миг заслонило картину пустынного побережья бухты и океанских далей. Люк не заставил просить себя дважды, чтобы задуть поочередно обе свечки. Потом он сунул пальчик в шоколадный крем и потащил его в рот. Неужели в два года ребенок еще остается младенцем?

Спустя неделю кровотечения у Жюли совсем прекратились. Она чувствовала себя хорошо как никогда. Мы колебались, не зная, нужен ли повторный визит к врачу. Трудно решить такой вопрос, когда на носу отправление в дальнейший путь. Так что когда мы снова подумали о необходимости посетить диспансер, то были уже далеко от Бодега Бэй.

Мы вернулись на шоссе № 101, гораздо менее извилистое, чем дорога, идущая вдоль берега. Конечно, близость к океану была нам по сердцу, но не хотелось с первых же миль подвергать Жюли и ее живот испытанию слаломом. В конце дня мы сделали остановку в лесу Мендосино, бескрайнем лесу, где вот уже много веков растут гигантские царственные секвойи. Рядом с ними мы выглядели карликами, смехотворно малыми существами — в смысле размеров, конечно, но, главное, в отношении времени, ибо очевидно было, что эти древние великаны переживут нас еще на долгие десятилетия. Я прижал кулачок Люка к коре секвойи — она была мягкой, как губка. Отыскав лужайку, отдаленно похожую на стоянку для отдыха, мы устроили там привал. Кроме нас в этом месте не было ни души — ни посетителей, ни сторожа. Я тут же машинально принялся собирать хворост вместе с Люком — настолько привычным стало для нас это занятие. Вскоре на полянке весело затрещал костер, и мы поджарили над огнем, в спускавшихся сумерках, баранину, а потом испекли в углях картошку. Окружающий пейзаж ничуть не напоминал вчерашний. За один день Люк превратился из моряка в охотника.

Мы снова нашли Тихий океан в Эврике — городке, которому, в данном случае, идеально подходило это название [54], настолько мы были рады увидеть опять необъятные морские дали и вдохнуть их соленый воздух. Мы проехали вдоль берега до Кресчент-сити, то есть до самой границы штата Орегон. Здешняя царственная природа как бы исключала присутствие человека, такого ничтожного на ее фоне. Дальше тянулась нескончаемая череда дюн — настоящая пустыня между автострадой и океаном. Пересечь ее на машине было совершенно невозможно. А отважиться на пеший переход означало пойти на риск, заблудиться, как посреди Сахары, где достаточно отойти от лагеря всего на несколько шагов, чтобы спутать одну дюну с другой, потерять всякие ориентиры и плутать, подобно слепцу ночью, в полном и безнадежном одиночестве.

Мы расположились в дюнах. Я повел Люка на вершину одной из них, и мы стали скатываться с нее, как с горки, вздымая вокруг себя мириады песчинок. Говорят, дюны перемещаются под воздействием ветра. Стало быть, этот пейзаж был не таким уж застывшим, каким казался. На самом деле, он непрерывно двигался, хотя и совершенно неприметно для глаза. Песчаная буря могла всего за одну ночь полностью изменить ландшафт.

Жюли чувствовала себя превосходно. Она много спала и по утрам не ощущала больше никаких болей. Зато «фольксваген» проявлял тревожные признаки недуга: мощность его тормозов свелась к минимуму. Нужно было сильно нажать на педаль, чтобы замедлить скорость, а для полной остановки приходилось делать это несколько раз. Машиной давно никто не занимался, а ведь она служила нам и домом и средством передвижения. И вот теперь давала знать о своей немощи. К счастью, дорога, почти безлюдная, избавляла нас от необходимости резко тормозить.

В течение двух дней мы ехали вдоль побережья к северу, пересекая леса и реки, по которым сплавляли бревна. Могучие стволы десятками плыли по течению; сплавщики с невероятной ловкостью перепрыгивали с одного дерева на другое, направляя их в нужную сторону длинными шестами. При виде этого зрелища, напоминавшего какой-то фантастический балет, мы неизменно останавливались, чтобы полюбоваться им. Несколькими годами позже мне довелось посмотреть «Тяжесть руки» Вима Вандекейбуса[55], где танцоры меряются силой с деревьями; тут-то я и вспомнил Орегон и танец людей на стволах, мчавшихся вниз по реке. Люк, завороженный, как и мы, восторженно хлопал в ладоши.

В Астории мы переправились по огромному мосту через реку Колумбию, которая разделяет штаты Орегон и Вашингтон, а дальше впадает в океан. Здешняя земля, казалось мне, изобилует водой. Штат Вашингтон, расположенный на северо-западе Соединенных Штатов, — это сплошные леса и реки, реки… Мы свернули на восток, в сторону узкого залива Тихого океана, глубоко вдающегося в эту часть суши. А там поехали вдоль берега, держа курс на север. Островки, отмели и косы то и дело возникали на глади воды, напоминающей лагуну. Вдали, на другом берегу залива, мы увидели Сиэтл.

Сделав остановку, мы искупались в прозрачной, прохладной воде залива, чей соленый вкус напоминал о близости моря. Жюли заметила устриц, облепивших скалы, набрала их, и вечером мы продегустировали плоды ее усилий. Нам не хватало лимона, хотя, по мнению знатоков, он вовсе не обязателен. Но с лимоном или без него, устрицы решительно не понравились Люку, и он выплюнул эту склизкую гадость, издав громкое «бр-р!», понятное на всех языках. Что касается меня и Жюли, мы стали увлеченно обсуждать неопределенный пол этих созданий, безуспешно пытаясь представить себе их любовные сношения и благословляя природу, которая в этом смысле не ограничила человеческие возможности.

На следующий день мы прибыли в Порт-Анджелес, расположенный к северу от штата Вашингтон, возле узкого океанского рукава, отделяющего США от Канады: ее берега уже вырисовывались вдали. В этом месте территория штата образует длинный выступ, нечто вроде полуострова, смыкающегося с континентальной частью своей южной стороной. Нам не хотелось проделывать длинный кружной путь, и мы решили сесть на паром, который ходил между Порт-Анджелесом и Викторией на острове Ванкувер. Несколько машин уже ожидали посадки, и мы тоже встали в очередь.

Наведя справки, мы узнали, что паром отходит каждые два часа, вышли из трейлера и сели на скамейку. Я заметил рядом видавший виды киоск, где продавались газеты и старые книги. Иоанн Павел II благополучно избежал смерти в результате покушения какого-то безумца, которого уже простил. Я прошептал: «Иоанн Павел II больно скор на прощение!» Жюли меня не услышала, она увлеченно изучала «Сентиментальную биографию устрицы», написанную в 1939 году неким М. Ф. К. Фишером и давшую новую пищу нашей вчерашней дискуссии. Каждую минуту Жюли прерывала чтение смехом или возгласами: «Нет, это просто невероятно! Ты представляешь, оказывается, устрицы меняют пол по необходимости!»

— Это как же?

— Самец, накопив большое количество яиц и оплодотворив их, превращается в самку, чтобы снести эти яйца!

— А тебе хотелось бы вот так же менять пол?

— В настоящее время этот вопрос не актуален, — сказала она, указывая на свой живот.

Громкий гудок с парома подал сигнал к посадке. Сознание того, что мы меняем способ передвижения, возбуждало нас, всех троих, особенно Люка. Вскоре мы уже стояли на палубе, облокотившись на перила и с легкой ностальгией глядя на удалявшийся американский берег. Паром бесшумно скользил по морской глади. Легкий шелестящий бриз трепал золотистые кудряшки Люка. Солнечные лучи, пронзая облака, играли причудливыми бликами на воде залива.

Высадка на остров — сама по себе авантюра, которая в некоторых обстоятельствах может даже принять масштаб военной операции. Мы покидали привычный мир, чтобы оказаться совсем в другом, изолированном, окруженном морскими водами. Еще немного, и наша машина превратилась бы в амфибию. Однако эта машина, которая так долго везла нас, укрывала в своем чреве, защищала, кормила и поила, как любящая мать, которая покорно преодолевала, несмотря на тропическую жару, немереные расстояния, вдруг решила отдать концы именно здесь, у причала. Видимо, мы недостаточно хорошо заботились о ней. Видимо, уделяли ей мало внимания. Видимо, не проявили должной благодарности за все ее старания. И подумать об этом следовало раньше, ибо теперь, когда мы тихо-спокойно ждали своей очереди на сходнях парома, в веренице автомобилей, выезжавших на берег, и я нажал на педаль тормоза, вдруг случилось непредвиденное: машина не откликнулась на мой призыв. Сначала я подумал, что вместо тормоза включил сцепление, по ошибке или под влиянием эмоций (острова — это ведь давнишняя и вожделенная детская мечта). Но миг спустя, осознав, что мы сейчас врежемся в ползущий перед нами кабриолет, я резко вырулил из очереди влево под оторопелым взглядом Жюли, изо всех сил нажал на гудок, и под его громкий панический вой трейлер почти рухнул с мостков на пристань. Выехав на шоссе и судорожно вцепившись в ручной тормоз, я повел машину зигзагами, только чудом не задевая рассеянных прохожих. Наконец, машина запнулась на какой-то колдобине и встала — аккурат перед таможенным постом. Наш «слалом» не ускользнул от внимания изумленной общественности. Трейлер мгновенно окружила толпа зевак и представители правопорядка. Федеральная полиция Канады выглядит весьма импозантно, особенно конная. Я поделился своим горем с жандармом, сошедшим с лошади. Он щеголял в темно-синих бриджах с желтым кантом на боку и в черных кожаных сапогах. Позже я узнал, что баллончик, который он носил у пояса, наполнен едким слезоточивым газом. Он проверил мои водительские права и документы на машину, такую же процедуру выполнили следом за ним таможенники. Когда со всеми формальностями было покончено, они вызвали техпомощь, которая отбуксировала наш трейлер до ближайшего автосервиса Виктории.