Переоцененные события истории. Книга исторических заблуждений - Людвиг Стомма

«На Западе, – отмечает Кроули, – падение Константинополя изменило все и ничего. Те, кто наблюдал за его трагедией с близкого расстояния, отлично понимал, что город не мог выстоять. Будучи обособленным анклавом, он не в состоянии был избежать захвата. Даже если бы Константин умудрился на этот раз дать отпор турецким агрессорам, очередное нападение было бы только делом времени. Для тех, кто не боялся смотреть правде в глаза, сдача Константинополя или взятие Стамбула – зависит от точки зрения – стало лишь символическим подтверждением реального положения вещей». Это как раз реально и логично. Вся суть заключается в слове «символический». Падение Константинополя положило конец римскому мифу, и не важно, что закоснелая теократическая Византия как минимум уже лет триста не имела практически никакого отношения к политическому и культурному наследию Рима, а с 1204 г. пребывала в состоянии, возможно, и трагического, но неизбежного умирания. Точно так же, как не имеющие никакого реального значения события 476 г. знаменуют в учебниках конец Античности, так и 1453 г. получил статус рубежа Средневековья. Событие, не сумевшее потрясти мир, потрясло-таки школярскую хронологию. Но, справедливости ради, следует признать, что у этого события нашлось немало конкурентов, что еще больше заморочило несчастные детские головы.

12 октября 1492 г. в два часа ночи матрос Родриго де Триана с «Пинты» принялся кричать во все горло: «Tierra! Tierra!». Пьяный от счастья он спустился с марса, поскольку первому, увидевшему землю, обещана была пожизненная рента в 10 000 мараведи в год. Радовался он зря, поскольку деньги заполучил Христофор Колумб, заявив, что еще раньше увидал вдали огни. Несчастный Родриго повесился на грот-мачте, и лишь несколько столетий спустя его земляки из Трианы – сейчас это рабочее предместье Севильи – поставили ему памятник, на цоколе которого написано: «Tierra! Tierra!». Впрочем, Колумб лишил моряка денег не из жадности, а потому, что категорически не желал делиться с кем бы то ни было славой первооткрывателя. Да и открытие-то было так себе. Пресловутая «Tierra!» оказалась малюсеньким островком Гуанахани в архипелаге Багамских островов. Что не помешало гордому первопроходцу окрестить его Сан-Сальвадор. До континента же Колумб добрался только десятью годами позже во время четвертой экспедиции, так и не сумев поразить своими успехами воображение сильных мира сего, а точнее – Европы того времени. Разве что удалось это в отношении таких же, как он сам, отчаянных искателей приключений. Один из них – Америго Веспуччи – тоже добирался до нового континента и в 1504 г. опубликовал произведение «Mundus Novus», где присваивает себе все заслуги Колумба. А поскольку автор публикации оказался гениальным пропагандистом и неисправимым мошенником в придачу, то открытые земли получили его имя, а истинному триумфатору досталась только маленькая Колумбия. Однако все это дела, которые, как уже было сказано, в те времена мало кого интересовали. Колумб, после смерти своей покровительницы королевы Изабеллы Католической, отвергнутый двором, умер 21 мая 1504 г. в Вальядолиде в забвении и нужде. Впрочем, он сам так никогда и не понял, что совершил. До конца жизни он был убежден, что добрался до Индии или Китая.

По большому счету в Европе интерес к Америке пробудил только Эрнан Кортес, который начиная с 1519 г. стал отправлять в Севилью полные золота корабли. Однако в общественном сознании жителей Старого Света Америка появилась после завоевания очередного Эльдорадо войсками Франсиско Писарро в 1532–1534 гг. Ведь именно в это время произошла торговая революция, которую никто, связанный с европейским рынком, не мог проигнорировать. Само революционное понятие «Америка» – а вовсе не Китай или Индия, то есть в абсолютно новом смысле – впервые употребил немецкий картограф Мартин Вальдземюллер в изданном им в 1507 г. труде «Cosmographiae introduction». В Польше этот термин появляется в анонимном стихотворении 1575 г., в котором говорится о доминионах, которые эксплуатирует «испанский король в Америке – а турок владеет в Африке». В 1595 г. Себастьян Кленовиц с триумфом заявил в своей поэме «Сплав» в стиле барокко:

На Антиподах подземна странаНам не нова.Равно Америка и МагелланаСмелым испанцам морями дана,Острова счастья и героев рай,Знает о сем наш край.

Януш Тазбир в своей глубокой работе («Шляхта и конкистадоры», Варшава, 1969) приводит свидетельства того, что понимание значения переломного момента, которым стало открытие «неизвестных антиподов», у просвещенных представителей польского дворянства наступило уже в середине XVI в. «Из предварительных работ Болеслава Ольшевича, – пишет Тазбир, – о том, как доходили до нас сведения о Новом Свете, следует, что вопреки распространенному ранее мнению, которое, в частности, разделял и Черны, интерес к Америке, пусть небольшой, но был в Польше таким же, как и в других странах, не принимавших непосредственного участия в захвате колоний. […] Первые напечатанные по-польски сведения на тему открытия Америки сообщила “Хроника всего мира” (1551) Мартина Бельского. Она пользовалась значительной популярностью как в стране, где вышло несколько изданий [информация об Америке появляется во второй публикации 1554 г. – Л. С.], так и за рубежом. Именно из Бельского черпали первую (во второй половине XVI в.!) информацию о новом континенте Венгрия и Москва. Впрочем, без особого интереса. А Соединенные Штаты Америки возникнут только через пару столетий».

Хроника Бельского могла выйти тиражом даже в несколько сот экземпляров, благодаря изобретению, которое, особенно в немецких и итальянских учебниках, обозначает очередную дату конца Средневековья и начала Нового времени. Изобретение это – книгопечатанье, а точнее, издание в 1455 г. Библии в количестве 165 экземпляров, отпечатанных на бумаге, и 35 – на пергаменте. Сделал это ювелир из Майнца Иоганн Генсфляйш цур Ладен цум Гуттенберг. «Изобретение Гуттенберга, – сообщает польская Большая всемирная энциклопедия, – состояло в создании аппарата для отлива литер, составления из них строк и устройства пресса для печатания произвольного числа оттисков с одного набора. Сущностью изобретения, таким образом, стало использование перемещаемых литер, вследствие чего выросли тиражи книг, цены на них снизились, а качество печатного текста улучшилось». Как ни старался Гуттенберг ради сохранения монополии держать свое изобретение в тайне, ничего у него не вышло. Уже в скором времени его использовали по всей Европе. В Швейцарии с 1468 г., в Италии (а точнее, в Венеции) – с 1469 г., во Франции – с 1470 г., в Польше – с 1474 г., в Англии – с 1476 г. К концу XV в. в Европе имелось уже около 250 типографий, общая продукция которых составляла около 40 000 наименований при среднем тираже 200–300 экземпляров. И этого, в сущности, было достаточно. Эразм Роттердамский (1467–1536) пишет об «искусстве чтения», ибо умение складывать и понимать буквы он относит не к разряду навыков, сродни ремеслу, а скорее к области художественных умений. В этом нет ничего странного, если учесть, что безграмотность в тогдашней Европе составляла, в зависимости от страны, от 85 до 99 %. О распространении чтения вне элитарного узкого слоя ученых-интеллектуалов того времени можно говорить лишь с середины XVII в. А что же было тогда предметом «массового» чтения?

Пан Лонгин Подбипента объясняет Скшетускому, что «валахи – народ, который помягче нашего будет, что даже в богослужебных книгах подтверждается.

– Как это в книгах?

– У меня самого такая есть, и могу тебе, сударь, показать, потому как всегда ее вожу с собой.

И так сказав, отвязал торока у арчака и извлек махонькую книжицу, бережно оправленную телячьей кожей, а затем, набожно поцеловав ее, пролистал несколько страниц и изрек:

– Читай, пан.

Скшетуский начал:

– К Твоему покровительству прибегаем, Пресвятая Матерь Божия… Где же тут о валахах? Что же ты, сударь, плетешь! – это же антифон!

– Читай, сударь, дальше.

– …Дабы достойными быть обетов Христу данных. Аминь.

– Ну, а теперь вопрос…

Скшетуский читал:

– Вопрос: Почему валашская кавалерия зовется легкой? Ответ: Потому что легко бежит. Аминь.

– Хм! Правда! Однако ж странные материи в сей книге перемешаны.

– Потому как сия книга солдатская, в ней рядом с молитвами всякие instructions militares приводятся, из коих научишься, сударь, о всяких нациях, которая из них славнейшая, а какая скверная; а что до валахов, то ясно, что солдаты из них никудышные, да и изменники знатные…».

Единственное, что может вызывать сомнения в этом забавном диалоге из Сенкевича, так это тот факт, что и пан Скшетуский, и Лонгин Подбипента, а как вскоре окажется и Володыевский, Заглоба, Вершулл, Кушель и даже Жендзян, Юзва Бутрим и Богун у нашего нобелевского лауреата грамотные. Это никак не согласуется с исторической статистикой. Однако оставим нашему романисту право на licentia poetica.