Звездочет. Работа на холоде - Марина Барбышева

Отряхнув с головы и плеч мелкую цементно-кирпичную крошку, Сергей бросился в противоположную сторону, где громоздилась куча обломков. Прямо над ней в проломе образовалась небольшая ниша.

Ватная глухота в ушах и засоренные пылью глаза, однако, не мешали голове работать на редкость четко и ясно, как и всегда в критических ситуациях. Спрятав кисти рук в рукава прорезиненной робы, Сергей принялся раскапывать кучу обломков.

Одновременно и дружно распахнулись все двери. Охранники ворвались как по команде и быстро рассредоточились по ответвлениям коридора, перекрикиваясь на чужом, каком-то птичьем языке.

Один из них подскочил к груде обломков. Его заинтересовал резиновый сапог, торчавший между камней. Охранник нагнулся и потянул за голенище… Это было последнее, что он потом вспомнил…

Сергей прыгнул на него сверху, из ниши, которая послужила ему надежным убежищем. Под тяжестью обрушившегося на него тела охранник ударился головой о кирпичи и вырубился мгновенно.

Переодеться в форму охранника не составило особого труда. Но вот нарядить в прорезиненную робу и сапоги обмякшее бесчувственное тело оказалось делом почти безнадежным. Особенно трудно было всунуть в жесткие рукава непослушные, болтающиеся плетьми руки.

Покончив с переодеванием, Сергей вскрыл охраннику локтевую вену и вымазался его кровью. Кровь безостановочно вытекала и впитывалась в цементную пыль, образуя кашицу серо-бурого цвета. Для жгута вполне сгодились связанные в узел носки, которые Сергей зачем-то стянул впопыхах с отключившегося несчастного парня. Перетянув бледную холодеющую руку выше локтя, он примирительно потрепал охранника по плечу. Затем набрал в легкие побольше воздуха и дико заорал, так, чтобы и самому было громко, одновременно открывая из чужого оброненного оружия ураганный огонь.

Дальше началась полная всепоглощающая суматоха. В хаосе, в пыли и дыму было невозможно разглядеть лиц. Вместо них угадывались искаженные мутные неопределенные пятна. Отовсюду бежали вооруженные люди в одинаковой форме. Что-то выразительно кричали, размахивая руками. Где-то не замолкая выла сигнализация. Где-то продолжали рушиться камни.

Сергея оттащили в безопасное место, принимая его за раненного, за своего. Не зная языка, он орал и выл, будто от боли. В ответ на непонятные вопросы корчился и стонал.

Откуда-то появились санитары в белых халатах. Раненого спешно погрузили на носилки и понесли к лифту, который специально придерживался открытым. Носилки едва поместились в небольшом помещении. Створки бесшумно сошлись, и Сергей остался наедине всего лишь с двумя неподготовленными к защите людьми.

…Из лифта он вышел уже в белом халате, волоча на плече обмякшее тело переодетого охранником санитара. Оба перемазаны кровью.

В просторном холле было полно вооруженных людей, военных и штатских. Среди них мелькали белые халаты врачей и младшего медперсонала. Все они дружно ринулись к открытому лифту, где медленно оседал набитым плотью мешком второй санитар, и оттуда вынесли раненого.

Раненого «охранника» опустили на пол.

Кто-то из медиков, по всей видимости врач, склонился над ним, прощупывая пульс на неестественно вывернутой шее.

Все наперебой что-то спрашивали у Сергея. Но он ни слова не понимал, изображая контуженного, впрочем, он и был контужен, что упрощало задачу. Он обалдело моргал вылупленными красными глазами и беспомощно жестикулировал окровавленными руками, мол, там такое!!!

Кто-то шлепнул его по щекам, пытаясь вывести из «шока». Он упал на колени, опершись на руки, и замотал головой, дрожа всем телом и истошно воя. Сейчас же у него начались рвотные спазмы, которые безжалостно выкручивали и выжимали из него внутренности. Его свело жесткой судорогой и вырвало желтой печеночной пеной с кирпично-цементной крошкой. Он завалился набок и захрипел, подергивая конечностями. Глаза закатывались под веки на мертвеющем землистом лице и снова выплывали, оставаясь бессмысленными и неподвижными. Хрипы затихали. Судороги становились все слабее и мягче.

Вокруг него суетилась молоденькая белобрысая медсестра, пытаясь оказать необходимую помощь.

Поднесли еще других раненных, и весь медперсонал был занят. Разворачивали капельницы, распаковывали перевязочные пакеты и одноразовые шприцы.

Полная женщина плакала навзрыд, закрыв руками перемазанное косметикой лицо. Двое мужчин пытались тщетно ее утешить. Группа парней в камуфляже что-то горячо доказывали друг другу. Это было ясно, даже не зная языка. Перепуганная полосатая кошка в ужасе забилась под батарею, ошалело мяукая…

Молоденькая белобрысая медсестра с профессиональным безразличием вытирала салфеткой Сергею лицо. В ее прозрачных голубоватых глазах не было сочувствия, но и брезгливости не было тоже. Она просто работала.

«Сука», — пробурчал про себя Сергей, стараясь «не приходить в сознание».

Девушка автоматически отбросила использованную салфетку, достала из чемоданчика ампулы и вскрыла полиэтиленовую упаковку шприца. Сергей следил за ней из-под полуприкрытых век, заодно боковым зрением оценивая общую обстановку в холле. Однозначно, до них обоих никому не было дела. Медсестра надела на шприц иглу и обломила кончик ампулы, когда Сергей неожиданно «пришел в себя». В глазах его появился задорный блеск. Он резко сел, обнял ничего не подозревающую медсестру за шею, приставив к горлу нож. Она вздрогнула и замерла, почувствовав прикосновение холодного металла.

— К выходу… — коротко прошептал он в ее розовое нежное ушко.

Она кивнула и растерянно захлопала белесыми ненакрашенными ресничками. Ее губы предательски задрожали, лицо пошло багровыми пятнами. Белая шапочка съехала набок, из-под нее выбились наружу мелкие пепельные кудряшки.

— Вы меня… это… в заложники?.. Вы меня убьете?.. — заикаясь, пролепетала она.

Девушка явно понимала русский язык. Большинство прибалтов хорошо понимает и говорит по-русски. Сергей вспомнил Турка, питавшего к прибалтам необъяснимую неприязнь, и усмехнулся. Он поторопил ее бесцеремонным толчком в бок, и она поволокла его к выходу, выводя за линию оцепления.

На улице «раненого» погрузили в «скорую». Медсестра послушно села рядом с ним, ощущая на шее под волосами холодный кончик ножа.

«Скорая» медленно отъехала от объекта и, набирая скорость, покатила по шоссе. Она остановилась через некоторое время на пустынном неосвещенном участке дороги. По обе стороны чернел лес. Где-то далеко впереди мерцали тусклые огоньки. Из распахнувшихся боковых передних дверей почти одновременно кубарем выкатились водитель и санитар. Медсестра чинно вышла сзади, напуганная и смущенная.

«Скорая» рванула с места, не включая огней, и скрылась. Будто бы растворилась в тепловатой сырой прибалтийской ночи.

Утром в кабинете Шевцова раздался телефонный звонок.

— Здравия желаю, товарищ генерал. Дежурный по управлению говорит.

— Да-да… — Шевцов ответил рассеянно и нечетко, словно оторванный от глубоких раздумий.

— Только что звонили из посольства в Прибалтике. Говорят, человек пришел… Ссылается на вас…

— Ну и?! — включился Шевцов.

— Фамилия Чумаков.

— Спасибо. Я посмотрю.

Генерал бросил трубку и усмехнулся, хлопнув себя ладонями по коленкам. Лицо его сделалось удивленным и довольным. «Ну сукин сын!.. Ну и ну…» — пробормотал он вполголоса и нажал кнопку внутренней связи.

— Шевцов говорит! — громко передал он по селектору. — Надо человека из Прибалтики забрать. Он в посольстве сидит…

Генерал с нетерпением ждал Сергея в одном из пустых классов разведшколы. Он мерил шагами проход между учебными столами и почему-то немного нервничал.

Чумаков был непредсказуемым и удачливым анархистом. Ему неимоверно везло даже когда не везло, вот такой парадокс. Невезение компенсировалось везением. Он не просчитывал партию на несколько ходов вперед, как некоторые разведчики-интеллектуалы. Но все же Сергей тоже был своего рода гроссмейстером. Каким-то невероятным образом он ориентировался вслепую во всех опасных и даже безвыходных на первый взгляд ситуациях. Он предчувствовал очередной шаг противника, словно заранее знал, как тот собирается поступить. И действовал безошибочно, как зверь в темноте.

Если он все же ошибался и начинал тонуть, то все равно выплывал, выныривал, словно у него в добавление к легким имелись еще и жабры. Он был непотопляем. Все говорило об этом. И выражение «сукин сын» по отношению к нему предполагало несколько смысловых уровней. Его мать действительно была сукой, бросившей свое дитя. Но, с другой стороны, он обладал собачьим чутьем и звериными инстинктами, полученными генетическим путем от неизвестных предков… Своего рода гений, артист, какие кунштюки выкидывает, а! Такому научить нельзя, это дар от бога! Или черта, кто знает? Вот только получится ли из этого бывшего мелкого афериста и воришки государев казенный человек, вот в чем вопрос?