Печальный демон Голливуда - Анна и Сергей Литвиновы

Все портовые города похожи друг на друга. Правда, здесь, в России, мало что могло облегчить заморскому путешественнику долгий путь в гору. Ни тебе трамвайчика, ни канатной дороги. Только пыхтят дизелями взбирающиеся грузовики, стучат клапанами старые «Жигули». А пообочь – ни траттории, ни кафе, ни бара. Только жилые дома – почти все частные, добротные, каменные, иные в два, а то и в три этажа. Причем по стилю скучные, пресные – русские избы в южном варианте. Три окна, беленый фасад, синие наличники. Или – красно-кирпичная крепость, внушительная и безнадежная, словно кремль. И из-под ворот хрипло тявкает на прохожих очередная шавка.

На горе ветер чувствовался меньше. Раскачивались только макушки громадных пирамидальных тополей, крашенных снизу белой известкой. Если оглянуться – открывается обширный вид на бухту. Перехватывало дух. Волны казались с высоты белыми запятыми. Корабли на рейде – словно разноцветные пеналы от карандашей.

Ирина перевела дыхание. Она карабкалась в гору уже минут сорок, однако, если ориентироваться на нумерацию (дошла пока до пятьдесят восьмого дома), не одолела и половины пути. Путешественница почувствовала, что силы оставляют ее. Как ни хотелось доковылять к месту назначения на своих двоих, пришлось подойти к обочине и поднять руку. Ничего похожего на общественный транспорт Ира в этой части Южнороссийска не заметила, однако временами проползали крашенные в желтое «Жигули» с шашечками на крыше.

Первое же авто, даже безо всяких шашечек, остановилось рядом с ней.

– Садись! – весело крикнул молодой (на взгляд теперешней Ирины Егоровны, то есть сорокалетний) шофер. Она плюхнулась на пассажирское сиденье. Автомобильный поток сзади терпеливо ждал, пока они тронутся. Машина взревела на первой передаче. Ира протянула мужику листок с адресом.

Тот мельком глянул:

– О! Дом сто пятьдесят четыре! К Прокофьевне едете?

– А вы ее знаете?

– Та кто ж ее не знает!

– И чем ваша Прокофьевна знаменита?

Водитель искоса, быстро, однако цепко осмотрел Ирину Егоровну. От его взгляда не укрылся нездешний загар заморской гостьи, а также простые, но добротные шмотки – идеально чистые и сидящие по фигуре.

– А вы к нам отколь? – вопросом на вопрос ответил хитрый южнорос. – Наверно, далеко ехали?

– Да, давно я в городе не была, – неопределенно и полузагадочно (в стиле шофера) молвила Ирина Егоровна.

– А чего к Прокофьевне-то? Дело какое? Или отдыхать?

Воистину в России никуда не скрыться от назойливого внимания каждого встречного-поперечного к твоей личной жизни!

– Навестить еду. Родственница она моя, – брякнула паломница. Чего уж ей теперь, на пороге могилы, таиться или стесняться своих родных?

– О! – подивился водитель. – Сроду я не слышал, что у Прокофьевны родственники имеются.

– А вот теперь знай.

– Ну, вот и приехали. – «Шестерка» лихо зарулила на асфальтовый пятачок. – С вас двести рублей.

Ирина Егоровна достала из портмоне пятисотрублевую купюру, покрутила перед носом водителя.

– Сдачи можешь не давать. Если скажешь мне, чем у вас Прокофьевна так знаменита.

– Та зачем оно вам знать! – стал отнекиваться возчик.

– Цену набиваешь?

– Та не, подумаешь, шо там за тайна! Скажу. Самогон дюже вкусный Прокофьевна варила. Особенно когда началась тая горбачевская борьба с алкоголизмом, у ней полгорода закупалось, менты раз десять конфискацию аппаратов делали, штрафовали, а она, р-раз, новый прибор сварганит – и опять при делах!

– Вы сказали «варила» – в прошедшем времени. А сейчас что, не варит?

– Та говорят, шо отошла от дел. Та шо вам со мной о том базланить! Вы у ней у самой повызнайте, раз родственница.

– Ладно, езжай, парень.

– Давайте, гражданка. За пятихатку большое вам мерси. Может, свидимся еще.

«Вот это уж вряд ли, мой дорогой».

Место, где высадил Ирину Егоровну шустрый водила, находилось на самой седловине горы. Мало сказать, что дух захватывало, – внутри все замирало. Был виден весь город, полукольцом опоясывающий бухту: улицы, лезущие в гору, и мириады крыш, выстроенных по линеечкам, протянутым снизу вверх. Корабли на рейде уже превратились в разноцветных жуков, а молы, далеко вдающиеся в бухту, напоминали длинные черные клинки. А если обернуться и посмотреть на противоположный склон, можно обозреть совсем иной вид: сельский. Асфальтовая дорога круто спускается вниз. Ряды виноградников. Кладбище. А еще – гряда гор и море, море, море… Неспокойное, с седыми завитками валов на темно-синем бархате, с парой пароходов, что в разных местах водного пространства мужественно боролись со стихией.

Казалось, в таком месте людям надо возвести храм – Нептуну, Посейдону или Николаю Угоднику. Или хотя бы поставить сторожевую башню: следить за возможными набегами морских пиратов. Однако нет – на высшей точке горы, в красивейшем месте не только Южнороссийска, но, наверное, и всего Черноморского побережья, притулилась лишь убогая кривобокая мазанка. Рукописный, вкривь и вкось накарябанный адрес на фанерке – Сакко-Ванцет. (две последние буквы не поместились), 154. На фасаде дома куски штукатурки кое-где отвалились, обнажая дранку. Одно из трех давно не мытых окон разбито и заклеено скотчем.

Ирина Егоровна постучалась.

– Кто? – раздался грубый женский выкрик из-за двери.

«Ну и как прикажете отвечать на этот вопрос? – усмехнулась про себя ностальгирующая паломница. Сердце замерло. – Это я, твоя сестра? Я приехала из Америки спустя пятьдесят лет?»

– Кто? – еще громче и нетерпеливей прозвучало из-за дверей.

– Я к Марине Прокофьевне, – нейтрально представилась Ирина Егоровна.

– Господи! – выкрикнули раздраженно. – Входи!

Исходя из экстерьера дома, многого от интерьера старшая Капитонова не ждала. И все же была поражена. В довольно большом помещении, около двадцати квадратных метров, располагались одновременно и кухня, и ванная, и спальня, и бойлерная. В центре комнаты, как и полагалось очагу, возвышалась грязная, ободранная и засаленная электроплита. Она служила, похоже, не только для приготовления пищи, но и для обогрева. Во всяком случае, других отопительных приборов не наблюдалось, а на зажженных конфорках лежали раскаленные кирпичи. В раковине кисла грязная посуда. Рядом – неприбранный стол с разложенными на полиэтилене кусками рыбы и недопитой бутылью пива. А в углу, под ковриком с лебедями, стоял диван с неприбранной несвежей постелью. Низкий потолок был отделан крашеной покоробленной фанерой.

Под стать обстановке оказалась и хозяйка: неприбранная, старая, потертая. «И это – моя сестра?! – с ужасом подумала Ирина Егоровна. – Моя младшая сестра?! Наверно, да. Ведь Марина даже на меня похожа! Но как карикатура, злобный или зловещий шарж. Вот такой и я была бы, – мелькнуло у гостьи, – когда б меня не взял из детдома Егор Ильич. И я б не попала в номенклатурную семью, а после вместе с ней в Москву, а там и в Америку. Я тоже могла бы стать одинокой провинциалкой, сильно пьющей, нищей».

Несмотря на то что хозяйка была, если верить южнороссийским архивариусам, на десять лет младше Ирины, выглядела она старше. Будто ей не пятьдесят пять, как по паспорту, а все семьдесят.

Марина была полной – той нездоровой, рыхлой полнотой, которая возникает от беспорядочного, низкокачественного питания и выпивки. Лицо щекастое и красное. Хозяйка осклабилась, и Ирина Егоровна с ужасом увидела, что из ее верхней челюсти торчит всего один резец, а пять-шесть, к счастью сохранившихся, нижних зубов расположились во рту таким образом, чтобы составлять со своим антагонистом причудливую гармонию. Глаза же ее были красными и опухшими от пьянства.

– Здравствуй, Марина, – сказала Ира заранее заготовленную фразу. – Я твоя сводная сестра по матери.

– Здорово, я бык, а ты корова, – со смешком фамильярно откликнулась хозяйка. От нее несло куревом и то ли вчерашней, то ли свежей сивухой.

– Я издалека приехала, – зачем-то жалобно проговорила гостья.

– Знаю, знаю, ты ведь в Америке живешь, – добродушно молвила Марина. – Хочешь выпить за встречу?

– Да нет, спасибо, я вообще-то не употребляю, – пробормотала Ирина Егоровна.

– Ну как хочешь, – легко согласилась хозяйка, схватила со стола недопитую пластиковую бутылку с пивом и жадно опрокинула в себя остатки прямо из горлышка.

Алкоголь тут же привел ее в благостное состояние духа, и Марина подвинула гостье табуретку с облупленной краской.

– Седай! Рассказывай, как живешь! Я ща чай поставлю. Жаль, закусить нечем. Колька, паразит, вчера все карамельки сожрал. Ты че, с пустыми руками ко мне пришла?

– Да я ж не знала, дома ты, нет… – начала было оправдываться Ира.

– Ладно, не беда, – великодушно прервала ее хозяйка. – Может, сбегаешь в ларек? Тут рядом.

Старшая сестра замялась. Она до сих пор не могла отойти от своего восхождения в гору и даже не представляла, как сможет встать с табуретки.