Девочка с персиками - Владимир Яременко-Толстой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ольга, слушая наши препирания, тихо прыснула в кулак. Элизабет равнодушно зевала.
– Давай, а не то она уйдет спать!
– Я читал в одной древней китайской книге, что путь к сердцу женщины лежит через большой палец ее левой ноги. Может быть, мне пососать ей палец?
– Конечно, соси!
Левая нога Элизабет как раз лежала на правой. Это был знак судьбы. Будилов опустился на колени и снял с ноги тапок. Элизабет зевнула и взглянула на него с удивлением. Ее большой палец походил на добрую половинку сардельки, на ногтях виднелись остатки древнего педикюра в виде облупленных кусочков фиолетового лака. Будилов лизнул палец. Элизабет насторожилась, но не издала ни звука.
Тогда он методично облизал ей палец со всех сторон. Элизабет перестала зевать. Сложив язык подносиком, Будилов полностью взял палец в рот и, глядя девушке прямо в глаза снизу вверх, словно верный пес, принялся его посасывать. Лицо Элизабет заметно порозовело. Будилов продолжал сосать. Элизабет закрыла глаза. Рот ее приоткрылся, дыхание стало частым и вскоре перешло в слабые стоны, по белым ляхам побежали легкие судороги. Элизабет вскрикнула.
Мы молча наблюдали приближение оргазма. Наконец Будилов выпустил палец изо рта и снова надел ей на ногу тапок. Элизабет открыла глаза, обвела кухню и ее обитателей диким взором, оттолкнула
Будилова и выбежала вон.
– Беги же за ней и трахай, трахай! – подсказал я ему.
Будилов бросился за Элизабет. Через минуту он понуро вернулся назад.
– Что случилось?
– Я зашел к ней в комнату, а она меня вытолкнула.
– Зайди еще!
– Может не надо?
– Надо!
Будилов неуверенно вышел за дверь. Где-то в глубине квартиры раздался грохот. Затем на пороге кухни появилась взбешенная датчанка, держа за шкирку своего незадачливого ухажера. Она была выше его на две головы и в три раза больше в обьеме. Это выглядело комично. Я рассмеялся.
– Забери своего друга! Я не позволяю ему заходить в мою комнату!
– Элизабет, извини, это была шутка! – попытался успокоить ее я.
– Если он еще раз ко мне сунется, я вышвырну его из окна!
Отвесив Будилову увесистую оплеуху, словно провинившемуся школьнику, Элизабет скрылась.
– Спасибо за блины! – сказал я. – Мы пойдем…
– А она мне понравилась, – грустно сказал мне на лестнице Будилов.
– Да, это был настоящий перформанс! – подбодрил его я.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Отъезд Будилова в Мюнхен. Серые будни. Затишье перед бурей.
– Бросаю пить, ухожу в монастырь! – решительно заявил Будилов, проснувшись следующим утром.
– Так что, позвонить владыке Марку?
– Все, пиздарики! В Вене мне больше делать нечего! Звони владыке
– поеду искупать грехи постом и молитвами!
– Владыка благословил! – сказал я, кладя трубку, и нарисовал подробный план, как лучше дойти от мюнхенской станции "Шпайзинг" до святой обители, записал адрес и телефон.
– Нельзя полагаться на китайскую мудрость, – разочарованно процедил сквозь зубы Будилов, обнимая меня на перроне западного вокзала.
– Не переживай! Зачем тебе нужна эта баба? Представляешь, что бы было, если бы она в тебя втрескалась?! Ведь китайская мудрость еще говорит – прежде чем куда-то войти, подумай, как оттуда выйти!
– В реальной жизни все эти мудрости не работают.
– Ты сегодня какой-то грустный!
– Трезвому везде грустно…
– А пьяному везде весело?
– Совершенно верно.
Когда Будилов уехал, я вздохнул с облегчением. Теперь можно было заняться повседневными делами. Уже начался семестр, и я три дня в неделю вынужден был преподавать студентам-международникам экономику
России, а также русскую деловую и коммерческую корреспонденцию студентам-менеджерам. Задача была не трудной и даже могла бы быть совершенно в кайф, если бы не профессор Вагнер – бессовестный мерзавец, которому я был подчинен.
Вагнеру были подчинены все преподаватели иностранных языков социально-экономического факультета, хотя сам он был специалистом по высшей математике, преподававшим маркетинг. Вагнер меня ненавидел и пытался ко мне всячески доебаться. Когда распределяли кабинеты в новом институтском корпусе, он выделил мне самую маленькую по площади.
Когда я купил из своего бюджета на писчебумажные принадлежности цветные конверты, он разразился целой серией докладных записок в отдел кадров университета о нецелевом использовании бюджетных средств профессором Яременко-Толстым. Он потребовал от меня объяснительную записку по данному поводу.
Он пригласил профессора Пердидевского, бывшего резидента КГБ в
Австрии, попросившего затем после крушения СССР политическое убежище, опасаясь, что его будут преследовать демократы, с которым он вместе халтурил в экономическом профтехучилище провинциального
Шайзенштата, чтобы хер Пердичевский меня проэвалюировал – то есть дал оценку моей работе. Подобная процедура предусмотрена университетским кодексом.
Пердичевский пришел ко мне на занятия в непроницаемых солнцезащитных очках и попытался вставлять свои идиотские замечания и строить студентов, за что и был послан одной неравнодушной ко мне югославкой "в пичку матери", что по-нашему означает в пизду.
С вокзала я решил прямиком отправиться к себе в офис, чтобы навести там порядок в бумагах. День клонился к концу. Занятия в учебном корпусе отшумели. В преподавательском крыле я увидел удаляющуюся по коридору увесистую жопу профессора Фицсаймонса – толстого смешного ирландца, преподающего Business English.
– Фиц! Фиц! – закричал я ему вслед. Но Фицсаймонс меня не слышал.
Его жопа скрылась за поворотом, я ускорил шаги. Когда я повернул за угол, Фицсаймонса уже не было. "Куда же он делся?" – подумал я. -
"Растворился в воздухе? Или куда-то зашел?" Рядом был кабинет
Вагнера, а чуть подальше мужской туалет. Одно из двух – либо он зашел к Вагнеру, либо в туалет. Заглядывать к Вагнеру мне не хотелось, тем паче я был неуверен, что Фицсаймонс действительно там.
Поэтому я зашел в туалет, что было весьма кстати, так как мне уже давно хотелось поссать. Пустив струю в писсуар, я услышал из сральной кабинки характерное кряхтение. Сомнений не оставалось, это тужился Фиц! Мне стало смешно, и я громко принялся имитировать звуки, потешаясь над бедным ирланцем. Это продолжалось несколько минут.
Наконец дверца раскрылась. Передо мной стоял Вагнер. Его лицо было красным и покрылось обильной испариной. Страшная вонь ударила мне в нос. Я отшатнулся. Первая интуитивная мысль, посетившая мою голову, была – ударить ублюдка ногой по яйцам. Возможность, представившаяся мне, казалась идеальной. Свидетелей не было. Я спокойно мог бы его беспрепятственно отхуячить и сунуть головой в унитаз. Но я сдержался.
Вместо этого я протянул ему руку и сказал:
– Здравствуйте, господин завинститутом!
И тут же отдернул руку назад. Рука Вагнера была измазана в говне.
Очевидно, он неловко подтерся. Взглянув на свою руку, Вагнер бросился к рукомойнику. Я, в свою очередь, вон из туалета.
В коридоре я столкнулся с Фицсаймонсом.
– А, Владимир! – заорал он. – Почему ты ко мне не заходишь? Я хотел обсудить с тобой график осенней переэкзаменовки. Чтобы не случилось так, как в прошлом году, когда мы назначили наши консультации на одно и то же время.
– Не переживай, Фиц! – успокоил его я. – Ставь свою консультацию на любое время. В этом угоду я никого не оставил на осень!
– Владимир, ты сошел сума! Чем ты думал? За повторный экзамен ты бы срубил дополнительную капусту!
– К черту! – сказал я. – Дополнительную капусту пусть рубят другие. Моя совесть мне гораздо дороже. Я больше не буду заваливать студентов из-за этой дополнительной капусты! Никогда!
– Владимир, профессор Вагнер не одобрит твоей политики! – ткнул в меня своим толстеньким пальцем Фиц.
– Да насрать мне на твоего Вагнера!
– Смотри, как бы Вагнер не насрал на тебя!
Оттолкнув Фицсаймонса, я вскочил в свой кабинет и вошел в
Интернет. В моем ящике уже лежало письмо от доктора Рерихта из
Лондона. Он выражал свое согласие для участия в перформансе и просил позвонить ему вечером, чтобы согласовать тезисы его доклада. Стефан сдержал слово, я был ему бесконечно признателен.
С доктором Рерихтом я достиг по телефону полного консенсуса.
Молодой психиатр просто рвался в бой, желая показать себя во всей своей красе австрийским девицам. Я обещал ему массу интересных контактов и кучу поклонниц. Договорились о теме лекции. Все складывалось как нельзя удачно. Я расписал ему прелести Клавки и уверил, что она будет несказанно рада его приезду в Вену, и, возможно, даже по-женски отблагодарит.
Вечер я решил провести дома, почитать книжки, подумать.
Часов около девяти позвонила Бланка.
– Приходите в гости, мы вас ждем!
– Кого ждете? Кто мы?
