Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня - Шерман Алекси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ага, она известная личность на пау-вау.
Ее все любили, она всех любила.
Дело в том, что на прошлой неделе, когда она возвращалась с мини-фестиваля пау-вау в Центре родовой общины в Спокане, ее сбил пьяный водитель.
Да, вы не ошиблись.
Она не сразу умерла. Врачи скорой помощи резервации довезли ее живой до больницы в Спокане, но она умерла во время операции.
Обширные внутренние травмы.
Моя мама в больнице рыдала и выла. Она потеряла мать. Когда взрослый человек теряет родителей, думаю, это так же больно, как если тебе пять лет. Думаю, когда мы лишаемся родителей, мы все чувствуем себя пятилетними.
Папа тихо и серьезно беседовал с хирургом, красивым белым парнем.
– Она что-нибудь сказала перед смертью? – спросил он.
– Да, – ответил хирург. – Она сказала: «Простите его».
– «Простите его»? – переспросил папа.
– Думаю, она имела в виду пьяного водителя, который ее убил.
Вот это да.
Последнее земное деяние моей бабушки – просьба о прощении, любви и толерантности.
Она хотела, чтобы мы простили Джеральда – тупого индейца-алкоголика из Спокана, который наехал на нее и убил.
Думаю, папа хотел найти Джеральда и забить до смерти.
Думаю, мама ему помогла бы.
Думаю, я бы тоже помог.
Но бабушка хотела, чтобы мы простили ее убийцу.
Даже мертвая она была лучше нас.
Наши местные полицейские нашли Джеральда: он прятался возле озера Бенджамина. Его забрали в тюрьму.
Когда вернулись из больницы, папа пошел посмотреть на Джеральда и убить или простить его. Думаю, полицейские отвернулись бы, реши папа с ним расправиться.
Но папа, уважая последнюю волю бабушки, предоставил судебной системе разбираться с Джеральдом, и его приговорили к восемнадцати месяцам тюрьмы. Выйдя на волю, он переехал в резервацию в Калифорнии, и больше его никто никогда не видел.
Но папе пришлось хоронить мою бабушку.
Я хочу сказать, это естественно – хоронить бабушек.
Бабушки и дедушки вроде как должны умирать первыми, но только когда состарятся. Они должны умирать от инфаркта, или инсульта, или рака, или от болезни Альцгеймера.
ИХ НЕ ДОЛЖЕН УБИВАТЬ ПЬЯНЫЙ ВОДИТЕЛЬ!
Многие индейцы умирают от пьянства. И многие пьяные индейцы убивают других пьяных индейцев.
Но бабушка никогда в жизни не пила. В рот ни капли не брала. Это самый редкий вид индейца в мире.
Я лично знаю только пятерых индейцев из всего нашего племени, которые не пьют.
И бабушка была одной из них.
– Спиртное туманит зрение, слух и осязание, – говорила она. – К чему мне жить в этом мире, если я не смогу ощущать его всеми органами чувств?
Так моя бабушка покинула этот мир и бродит теперь где-то в загробном.
Поминки
Через три дня мы организовали бабушке поминки. Мы знали, что будет много народа. Но всё равно были поражены, потому что почти две тысячи индейцев пришли с ней прощаться.
И никто из них меня не бил.
Нет, я всё равно был парнем, который предал свое племя. И не может быть прощен. Но также я был парнем, который потерял свою бабушку. А все знали, что потерять мою бабушку – это ужасно. Поэтому все подняли в этот день белый флаг перемирия, дали мне спокойно погоревать.
После этого меня перестали доставать в резервации. Ну, то есть я же всё равно жил в резервации, прально? И должен был ходить на почту и за молоком, ну, и просто выходить, прально? Так что я продолжал быть частью их жизни.
И меня игнорировали, обзывали или толкали.
Но перестали, когда умерла бабушка.
Наверно, поняли, что мне достаточно боли. Или, может, поняли, что были жестокими уродами.
Я, конечно, не стал ни с того ни с сего популярным, но и главным злодеем перестал быть.
Что бы ни случилось в дальнейшем между мной и моим племенем, я всегда буду благодарен за то, что они оставили меня в покое в день похорон моей бабушки.
Даже Рауди просто стоял в сторонке.
Он навсегда останется моим лучшим другом, какую бы ненависть ни питал ко мне.
Нам пришлось забрать гроб с бабушкой из больницы в Спокане и установить на линии разметки футбольного поля.
Повезло, что погода была хорошей.
Да. Около двух тысяч индейцев (и несколько белых) сидели и стояли на футбольном поле, пока мы прощались с самым замечательным человеком из племени спокан за всю его историю.
Я знаю, бабушке бы понравились эти проводы.
Сумасшедшие проводы, и веселые, и печальные.
Сестра не смогла приехать на похороны. Это было хуже всего. Наверное, денег не хватило. Грустно. Но она обещала спеть в этот день сто песен-плачей.
Всем пришлось искать собственный способ попрощаться.
Множество людей рассказывали о бабушке.
Но один рассказ был самым важным.
Прошло часов десять с начала поминок, и тут встает один белый парень. Чужой, не наш. Он показался мне смутно знакомым. Я знал, что видел его раньше, но где – не мог вспомнить. Все гадали, кто он, но никто не знал. Неудивительно. Моя бабушка завела знакомство с тысячами людей.
Этот белый держал чемодан. Крепко прижимал его к груди, пока говорил.
– Здравствуйте, меня зовут Тед, – сказал он.
И тут я его вспомнил. Он был богатым и известным миллионером. Известным за свои несметные богатства и странности.
Моя бабушка знала миллионера Теда!
Ничего себе.
Всем не терпелось услышать его историю. И знаете, что он имел сказать?
Все застонали.
Мы-то ждали чего-то оригинального. Но он оказался просто очередным белым, приехавшим в резервацию, потому что ТА-А-А-А-АК любит индейцев.
Знаете, сколько белых каждый год приезжают в индейские резервации и рассказывают индейцам, как они их любят?
Тысячи.
Скукота.
Тошнилово.
– Послушайте, – сказал Тед. – Я понимаю, что всё это вы уже слыхали. Что белые всё время вам это говорят. Но я всё равно должен сказать. Я люблю индейцев. Люблю ваши песни, ваши танцы, ваши песнопения. И люблю ваше искусство. Я коллекционирую предметы искусства индейцев.
Ой-й-й-й, он еще и коллекционер. Благодаря им индейцы чувствуют себя насекомыми, приколотыми булавкой к доске. Я оглядел футбольное поле. Ага, все мои кузены и кузины корчились, как жуки и бабочки, которым проткнули булавкой сердце.
– Я десятилетиями собирал предметы индейского искусства, – продолжал Тед. – У меня есть старинные копья. Старинные стрелы. Старинное оружие. Одеяла. Картины. Скульптуры. Корзины. Украшения.
Бла-бла-бла.
– И у меня есть старинные костюмы для танцев пау-вау.
Эти слова заставили присутствующих прислушаться.
– Лет десять назад в дверь моей хижины в Монтане постучался индеец.
Хижины, гы-ы-ы. Тед жил в бревенчатом особняке на сорок комнат в окрестностях Бозмена.
– Ну, того парня я не знал, – сказал Тед. – Но я всегда открываю дверь индейцам.
Ой-й-й-й, я вас умоляю.
– Этот самый индеец держал в руках очень красивый танцевальный костюм для пау-вау, женский костюм. Ничего прекрасней я в жизни не видел. Он был расшит синим, красным и желтым бисером и изображал Гром-птицу[14]. А весил он больше двадцати килограммов. Я просто не мог представить силу женщины, которая танцует с этой магической
