В эфирной полумгле - Андрей Кокоулин

От него отстали.

Кипсейк принимал за окошком, как настоящий банковский служащий. В комнатке, предваряющей прием, Соверена обыскал ражий молодец, изъял нож и револьвер и открыл дверь в крохотное помещение со стулом для посетителей и керосиновой лампой под потолком.

Окошко открылось спустя минуту.

Соверен не сомневался, что Саймон Кипсейк предварительно изучил его, подглядывая в какую-нибудь скрытую щелку.

— Я вас слушаю, сэр.

Саймон Кипсейк был стар. У него был надтреснутый голос, большие уши, редкие седые волосы и густые брови, которые нависали над тонущими в сетке морщин глазами.

А еще у него была замечательная голова, в которой хранилось все, что когда-либо в нее залетело. Поименованное, рассортированное, классифицированное.

Целый штат ежедневно наполнял эту голову новостями и слухами, рождающимися и умирающими в Престмуте.

— Мне нужно найти одного человека.

Соверен нагнулся к окошку. Несколько секунд он и старик смотрели друг на друга, затем Кипсейк шевельнул сухими губами:

— Пять фунтов.

Соверен выложил банкноту, и она исчезла, прихваченная худыми пальцами.

— Кто вам был бы интересен, молодой человек? — спросил Кипсейк.

Соверен уже готовился сказать, но старик поднял руку, его останавливая.

— Мне будет легче дать вам ответ, если вы сформулируете свой вопрос должным образом, господин Стекпол.

Соверен хмыкнул.

— Хорошо. Мне нужен француз. Невысокий. Курчавый. Голубоглазый.

— Так, — качнул своей большой головой Кипсейк.

— Районы Догсайд или Неттмор. Вполне возможно, снял отдельную комнату. Скрытный. Возможно, никуда не выходит днем и еду ему приносит кто-то из обслуги.

Соверен замолчал.

— Что-то еще? — спросил Кипсейк.

— Не знаю. Пожалуй, все.

Кипсейк почесал уголок губы.

— Это совсем немного информации. А вы наверняка хотите обстоятельный ответ. Вас устроит по фунту за возможный адрес?

— Да.

— Тогда по два фунта с адреса, — сказал Кипсейк и крутнулся на своем стуле.

К нему кто-то подошел там, за перегородкой, невидимый в окошко, старик пробормотал что-то скороговоркой, из которой Соверен разобрал только: «Уточните…», а затем вновь повернулся к посетителю.

— Ко мне стекается много информации, господин Стекпол, — сказал Кипсейк, сложив пальцы в замок. Глаза его блеснули из-под бровей. — Это информация разная, и криминального характера, и совершенно, казалось бы, никчемная. Но мой мозг устроен так, что хранит все. Дни рождений, количество детей, кто и когда умер или родился, имена и прозвища, кого убил на охоте герцог Скотландский и какой рыбой кормили Дикого Ричарда в замке Понтефракт. Я буду говорить вам возможные адреса, а вы остановите меня, когда сочтете нужным.

Растянув рот в улыбке, он выложил на полку перед окошком карандаш и листок бумаги. Соверен отдал старику два фунта.

— Вы понятливы, — одобрительно заметил Кипсейк и, прикрыв веки, произнес: — Первый адрес: Чеснат-гроув, дом семь, это здесь, за Могильным каналом. Молодой человек лет двадцати, голубоглазый, акцент французский. Поселился месяц назад. Выходит редко, похоже, кого-то боится. Хозяина спрашивал про корсиканцев.

Соверен, записав, тут же вычеркнул адрес и протянул еще два фунта.

— Что ж, — сказал Кипсейк, принимая деньги, — адрес второй: Десмонд-стрит, Неттмор, дом Карлы Людовиг, комната двенадцать. Нелюдимый мужчина лет тридцати с достаточно буйным нравом. Заплатил за полгода вперед. Обрит налысо, но, возможно, был кудряв. Глаза голубые. Представился Морисом из Кале.

Десмонд-стрит — это было теплее.

Рядом Гэллопи-сквер, но, если предположить, что Морис — Жефр, то дуга с местами убийств разворачивалась совсем в другую сторону.

— Еще два фунта для вас, сэр, — сказал Соверен, выкладывая банкноты.

— Да вы богач, господин Стекпол. Сколько их у вас? У меня еще семь адресов.

— Как раз, господин Кипсейк.

— С вами приятно иметь дело, — наклонил голову старик. — Итак, что у нас? У нас третий адрес: Неттмор, улочка называется Кривой, и дома на ней не нумерованы. Дом — второй от Кэфулл-стрит, вполне приличный. Комната номер восемь, второй этаж. Жилец — француз, по его же словам — с голландского барка. Невысокий. Кудри никто не рассмотрел — француз был в шляпе. В зал не спускается, из комнаты почти не выходит. Еще?

— Да.

Этот адрес Соверен написал нарочито небрежно, хотя шестое чувство говорило: вот оно, Джеймс! Вот оно! Одно из убийств произошло совсем рядом. Дальше — по плавной кривой, следуя к машине в холмах и от нее. Эфирный ритуал…

Дом он помнил не очень отчетливо, но в бытность свою полицейским ему точно приходилось бывать и внутри, и в проулках рядом.

— Далее, пожалуйста.

Кипсейк посмотрел остро, снова поколупал губу желтоватым ногтем.

— Ваши фунты, сэр, наша память. Адрес четвертый…

Соверен послушно записал и этот адрес, затем заплатил и прослушал пятый и решил, что хватит. Он поднялся со стула.

— Благодарю вас, господин Кипсейк, думаю, этого достаточно.

— Был рад вам помочь, господин Стекпол, — сказал старик и просунул голову в окошко. — Не примете ли бесплатный совет?

— Отчего же? — Соверен взялся за дверную ручку.

— Я думаю, вам стоит выйти в боковую дверь.

Кипсейк показал глазами на простенок за стулом, и тот, будто подавшись под его взглядом, треснул щелью.

— Меня уже ждут? — спокойно спросил Соверен.

— Вас видели, этого было достаточно. До свиданья.

Втиснувшись в узкий лаз, Соверен добрался до второй двери и вывалился на задний двор, огороженный низким забором. Эх, прощай, любимый «адамс»! Взяв забор сходу, он под собачий лай рванул в проушину между домами, прикидывая где он сейчас и как отсюда добежать до «Фалькафа». Вправо, влево, по раскопанному двору, мимо вповалку лежащих нищих, мимо монструозной паровой машины, зачем-то поставленной под островерхую крышу, и рабочих на лесах. Сзади уже кричали. Кто-то высунулся из арки наперерез, и Соверен, пригнувшись от летящего кулака, от души двинул неуклюжей фигуре в живот.

Солнце погасло, задавленное тучами.

Промелькнула канава, полная зеленой воды. Оттолкнувшись от дощатого щита, Соверен нырнул под длинный навес, обогнул толпу, собравшуюся у тележки с дешевыми сэндвичами, и переполз через груды мусора, у которых сидели малыши лет шести-семи и сортировали тряпье. Да, когда-то он занимался тем же самым.

Звуки погони отдалились и пропали.

В темноте прохода между домами Соверен наткнулся на точильщика ножей и выменял свой сюртук на черный, засаленный фрак, треснувший в рукаве и без одной фалды. Точильщик посчитал его дураком.