Приятель фаворитки. Царственный пленник - Хоуп Энтони

Однако я не особенно верил такому объяснению и допытывался иного. Например, какое дело было в таком случае герцогу Монмуту до этого де Перренкура? Очевидно дело было; он держал себя покорнейшим слугой этого француза. Это стало мне особенно ясно на третий вечер по приезде де Перренкура. Особое совещание продолжалось уже целые часы; все мы разгуливали взад и вперед пред закрытыми дверями, ничего не слыша, кроме долетавшего до нас иногда голоса герцогини, очевидно, волновавшейся или гневавшейся. Герцог, как всегда, был рад избежать скучных деловых разговоров, но, обидевшись за свое удаление, молча ходил взад и вперед. Я отошел в сторону и, усевшись в укромном уголке, погрузился в собственные мысли. Становилось поздно. Придворные кавалеры и дамы, истощив темы разговоров, мало-помалу разошлись кто ужинать, кто пить вино, кто просто спать. Было тихо; слышались только приглушенные голоса двух часовых на ступенях лестницы, ведшей на второй этаж. Я знал, что скоро надо идти и мне, так как двери лестницы запирались на ночь. Странной привилегией де Перренкура было и то, что он, единственный из свиты, был помещен вблизи царственных особ и занимал комнаты между апартаментами герцога Йоркского и герцогини. Сегодня долгое совещание происходило в кабинете короля, в глубине коридора.

На лестнице послышались шаги, голос Монмута произнес установленный пароль «Святой Денис», и в тусклом освещении коридора показался герцог под руку с Кэрфордом, который, казалось, в чем-то убеждал его. Монмут выдернул свою руку и громко воскликнул:

– Не хочу ничего слушать! Что мне слушать? Как король молится Пресвятой Деве?

– Молчите, ради Бога, молчите, ваше высочество! – умолял Кэрфорд.

– Он именно это и делает, не правда ли? И он, и Капеллан, и…

– Ради Бога, ваше высочество!

– И ваш милейший де Перренкур тоже, – и герцог громко и насмешливо рассмеялся при этом имени.

Я слышал слишком много и не знал, открыть ли свое присутствие или нет. Если бы герцог был один, я немедленно показался бы ему, но я не хотел, чтобы Кэрфорд знал, что я подслушал. С минуту я колебался, а затем, громко зевнув, потянулся, встал и умышленно вздрогнул при виде герцога.

– Симон! Как вы тут очутились? – спросил он.

– Я думал, что ваше высочество в кабинете короля, – ответил я, – и, дожидаясь вас, уснул на своем стуле.

Мое объяснение, видимо, удовлетворило герцога; Кэрфорд сдержанно молчал.

– Сегодня дело не в совещаниях, – рассмеялся Монмут. – Идите вниз, Симон, и ждите меня там! Мы с Кэрфордом сделаем визит фрейлинам герцогини Орлеанской и Йоркской.

Я видел, что он навеселе; Кэрфорд, пивший не меньше, делался от вина только еще мрачнее и хитрее. Ни их состояние, ни поздний час не подходили для визита, о котором говорил герцог, но сделать я ничего не мог и должен был спуститься вниз, где сел на ступень лестницы, скрытый высокой спинкой стула. Сначала все было тихо; потом наверху послышались взрыв смеха, быстрые шаги вниз по лестнице, и наконец мимо дверей пробежала женская фигура, вся в белом. Я узнал этот смех: это была Барбара Кинтон. За нею следовал герцог Монмут, пламенно упрашивая ее не быть жестокой, не бежать от него. Но где же был Кэрфорд? Он, вероятно, из скомности отстал от герцога, желавшего говорить с его невестой.

Я сидел за спинкой высокого стула и без зазрения совести подслушивал.

Сначала Барбара смеялась и отшучивалась, но герцог увлекался все больше и больше, делался все смелее и назойливее. В голосе Барбары звучала уже тревога, когда она стала просить его отпустить ее к герцогине, которой она могла быть нужна.

– Нет, я вас не отпущу, моя красавица, не могу отпустить вас! – возразил герцог Монмут.

– Мне необходимо идти, ваше высочество, – настаивала она. – Я позову лорда Кэрфорда, чтобы он убедил вас.

– Он не придет, – рассмеялся герцог, – а если бы и пришел, то будет на моей, а не на вашей стороне.

– Вам известно, что лорд Кэрфорд просил моей руки, – высокомерно и холодно сказала Барбара.

– Но он думает, что этой руке не повредит мой поцелуй. Вы не знаете, какого удобного мужа вы будете иметь, мисс Барбара!

Выглянув из-за стула, я видел, что мисс Кинтон стоит, прислонившись к стене, а напротив нее находится герцог Монмут, стараясь овладеть ее рукою, которую она настойчиво отнимает у него. Рассмеявшись, он придвинулся ближе. До меня донесся тихий шорох; я оглянулся и увидел на нижней ступеньке Кэрфорда; он посмотрел на эту пару и снова скрылся, но мне все же было видно очертание его фигуры. Герцог Монмут радостно вскрикнул; ему удалось схватить непокорную руку, и он осыпал ее страстными поцелуями.

– Не будьте глупы, моя красавица! – насмешливо сказал он. – Не отказывайтесь от своего счастья. Ведь я – сын короля.

Барбара стояла, как каменная, насколько можно было видеть при слабом освещении лестницы.

Герцог понизил голос и продолжал:

– И я могу стать королем. Такие ли вещи бывают на свете! Разве вы не хотели бы быть королевой?

– Дайте мне уйти! – послышался тихий голос Барбары.

– Хорошо, на сегодня я отпущу вас, моя прелесть, но, клянусь, не без поцелуя.

– Моя рука в вашей власти, ваше высочество, я не могу помешать вам, – с заметным испугом промолвила Барбара.

– Рука? Ну, нет! Теперь мне нужны губки! – дерзко воскликнул он, а затем, подойдя еще ближе, обнял стан девушки одной рукой, другою сжимая ее руку.

Мое терпение лопнуло, я больше не мог вынести свою роль и готов был броситься Барбаре на помощь, но в этот момент герцог внезапно замер на месте, не выпуская девушки. На лестнице послышались голоса. Я поспешил скрыться получше за своим стулом.

– Здесь пройти нельзя, – послышался голос Кэрфорда.

– Отойдите прочь! – последовал спокойный, повелительный ответ.

Кэрфорд на минуту колебался, но потом отступил в сторону, давая дорогу мужчине, спускавшемуся сверху и шедшему туда, где были герцог и Барбара.

Вверху лестницы, у нас над головами, слышались голоса и звуки шагов. Совещание в кабинете короля кончилось, и присутствовавшие на нем, обмениваясь приветствиями, расходились по своим комнатам. Я пристально смотрел на человека, так смело шедшего к герцогу; это был де Перренкур, придворный герцогини Орлеанской.

Герцог Монмут точно окаменел; мне было жаль, что я не мог рассмотреть его лица при слабом свете ламп. Кэрфорда было не слыхать не видать; Барбара стояла неподвижно, устремив взор на Перренкура. Тот стоял теперь против герцога. Молчание долго не прерывалось. Я ждал гневной вспышки герцога Монмута, выговора неосторожному и приказания не вмешиваться не в свое дело, произнесенного с обычной для него надменностью и горячностью. Однако с губ герцога не слетело ни слова, да и Перренкур продолжал молчать. Неслышными шагами осторожно подошел Кэрфорд и стал около него, но Перренкур все же молчал.

Покорно, точно повинуясь приказанию, которого ослушаться не смел, хотя и желал бы, герцог Монмут неохотно отнял свою руку, выпустил Барбару и отступил с дорога, не сводя взора с человека, помешавшего его забаве. Наконец де Перренкур заговорил резким, высокомерным тоном:

– Благодарю вас, герцог! Я был уверен, что вы сами увидите свою ошибку. Эта дама – не та, за кого вы ее приняли; это – мисс Барбара Кинтон. Я хочу поговорить с нею и прошу дать мне возможность к этому.

Сам король никогда не говорил со своим сыном таким тоном, герцог Йоркский не осмеливался на это, а де Перренкур не смягчил ни на йоту своего повелительного тона. Я ждал, что всегда несдержанный Монмут ударит его в ответ. Даже мне было обидно за такое обращение с моим господином, каково же было ему? Я слышал его порывистое дыхание – движение человека, старающегося сдержать себя.

Наконец герцог произнес голосом, дрожавшим от ярости: «Здесь, как и везде, вам стоит только приказать, чтобы вам повиновались! – и вдруг покорно склонил голову.

Эта странная покорность, по-видимому, не была оценена: де Перренкур не удостоил ответить; он только кивнул головою, очевидно, ожидая, чтобы его приказание было исполнено.