Сыны Перуна - Сергей Жоголь

Коней пришлось оставить под присмотром одного из мужиков, который ждал на полянке возле условленного места. С версту шли на лыжах через труднопроходимые овраги и бурелом. Возле берлоги уже с нетерпением ждали Толмач и второй пореченский охотник – Ковря. Он держал на поводу двух злобных лохматых псин, которые чуя зверя, грозно скалили зубы. Обе были неплохо натасканы, поэтому до поры до времени собаки не лаяли, а только грозно рычали и изредка поскуливали от возбуждения.

– Вон как дышит косолапый, аж пар валит, – заметил Ковря, указывая на берлогу. – Похоже здоров Хозяин.

– Ну, здоров аль нет, да только дышать-то ему недолго осталось, – усмехнулся Горик, скидывая тулуп и рукавицы.

За ним все остальные проделали то же самое. Все четверо после пробежки уже достаточно разогрелись, и теперь проверяли оружие да согревали рукоятки мечей руками. Ковря и Толмач подпрыгивали и переминались с ноги на ногу, чтобы согреться. Горик подошел к Неверу и взял из его рук двухметровую рогатину. Варяг снял с наконечника кожаный чехол и принялся рассматривать это грозное оружие 24. Древко, иначе ратовище, толщиной в половину мужской ладони, было изготовлено из ствола рябины, пропитанное горячей смолой, оно было упругим и довольно прочным. Древко было обмотано кожей, чтобы стекающая по нему кровь не давала оружию скользить в руках охотника.

– Шлифонуть бы наконечник неплохо, да и вток на пятке болтается. Не подвела бы, а то шутка ли, мишка, видать, крупный, – сказал Горик, обращаясь к Ковре, который в это время вместе с Чеславом приминал снег вокруг берлоги.

Тот только молча пожал плечами.

– Ну да ладно. Для руса меч – главное оружие. А уж его-то я сам точу и шлифую, никогда не подводил.

Радмир с Невером в это время повалили две тонкие березки и срубали топориками с них сучки. Кольями предстояло будить спящего в своем логове мишку. Толмач наблюдал за своими спутниками, удерживая собак, которых передал ему Ковря.

– Что, друже, страшновато? – спросил с улыбкой Чеслав притаптывающего снег вблизи от входа в жилище зверя и с опаской поглядывающего внутрь Коврю.

– Скольких уже на копье брал, скольких топором да ножом валил, а пока он там, внутри, все равно как-то боязно, вдруг выпрыгнет, пока мы тут топчемся, – сказал старый охотник, поправляя рукой торчащий из-за пояса топор. – А как закружится вся эта карусель потом, страх через пятки в землю уходит – и будто не было его.

Чеслав в ответ только улыбнулся, одобрительно закивав головой.

Мохнатый хозяин леса облюбовал себе берлогу в яме, под корнями вырванной бурей огромной старой сосны. Сейчас, когда снег завалил все вокруг так, что тонкие деревца под его тяжестью согнулись над землей, словно коромысла, вход в берлогу был по величине не больше среднего размера тыквы. Через этот вход до охотников доносилось ровное дыхание зверя.

– Ну, поехали! – крикнул Горик, и по его команде Невер вместе с Толмачом вогнали в отверстие логова две длинные березовые жердины.

Несколько тревожных мгновений оба окладчика 25энергично орудовали своими кольями. Огромная снежная шапка обрушилась на одного из охотников, стоявших в удалении от остальных. Зверь зашевелился, и оба нарушителя его покоя, побросав палки, бросились в разные стороны по притоптанному снегу, на ходу вырывая из-за поясов топоры. Медведь выскочил из берлоги довольно быстро, несмотря на частенько приписываемую людьми его роду неуклюжесть.

– Ату его, Бушуй, ату! – спустив на зверя собак, крикнул опытный Ковря.

Медведь, проигнорировав бросившихся к нему собак, осознавая, кто тут самый главный его враг, ринулся на стоявшего напротив него с рогатиной Чеслава. Зверь шел на четырех лапах, и когда до охотника оставалось чуть больше трех шагов, начал подниматься на дыбы. Именно в этот момент молодой гридень коротким точным ударом,

без замаха, ударил рогатиной, целя в грудь хищника. Но в это мгновение зверь махнул лапой и, задев рогатину, отклонил удар. Наконечник копья вонзился в плечо медведя, разорвав ему шкуру и мышцы. Зверь заревел и снова ударил лапой по рогатине. Тяжелое копье отскочило в сторону, а Чеслав, потеряв равновесие, отлетел в сторону и упал. Зверь бросился к нему, ударил лапой. Железные звенья кольчуги спасли парня от страшных когтей, но рука, по которой, как назло, пришелся медвежий удар, снова выстрелила нестерпимой болью. Оба пса, мертвой хваткой вцепившиеся в зверя, изо всех сил рвали его мохнатую тушу. Чеслав лежал как раз между хищником и пытавшимся ему помочь Гориком.

Невер и Радмир одновременно бросились к зверю. Невер оказался ближе. Он взмахнул топором и обрушил его на затылок бурого врага. Удар пришелся в плечо. Медведь заревел и, сбив Невера с ног, начал рвать его своими огромными клыками. Радмир опоздал лишь на несколько секунд. Отважный юноша подскочил к зверю и вогнал

ему под лопатку подаренный Гориком меч. Сталь разрезала сердце, и через миг с мохнатым хозяином было покончено.

13

Бушуй и Найда, две огромные лайки, радостно прыгали и резвились вокруг туши, периодически слизывая со снега стекавшую на него кровь. Огромная серо-бурая масса, бывшая когда-то ужасным свирепым зверем, сейчас лежала на снегу, не представляя больше никакой опасности. Но могучий хозяин леса сделал свое дело, будучи еще живым.

Невер лежал на наскоро срезанном и сваленном в кучу сосновом лапнике, прикрытый пропитавшимся кровью тулупом и громко стонал от боли. Страшные клыки зверя разорвали мышцы на груди, раздробив ключицу и поломав несколько ребер. Удар медвежьей лапы страшен, от него ломается хребет лося или другого крупного зверя, но самую большую опасность представляют именно медвежьи клыки, способные в считанные мгновения перемолоть кости жертвы в мелкие осколки.

– Кровью исходит, похоже, осколки ребра легкое пробили. Максимум полчаса – и все, – шепнул Горик стоявшему поблизости Радмиру. – Тащить его в поселок – только кончину его ускорить.

– Может, все-таки попытаться? Волокушу быстро срубим или носилки, может, как-нибудь можно его спасти?

– Прощаться с ним нужно, не жилец уже, повидал я людей, кто в клыках медвежьих побывал. Ах, что там говорить… – и, махнув в отчаянии рукой, Ковря вынул изза пояса топор и принялся валить молоденькую елку для волокуши.

– Подойди, рус, – прохрипел слабым голосом Невер, обращаясь к стоящему поблизости Чеславу. – Ты не знаешь, а я ведь давно уже смерти твоей желал. Думал, как тебя извести.

Удивленный Чеслав, придерживая рукой вывихнутое плечо, подошел к умирающему.

– Бредит он, что ли, не пойму, – удивился сказанному Толмач и схватил за загривок Бушуя – крупного серого пса с черными пятнами на боках, пытавшегося ткнуться носом в лицо раненого юноши. – Как это смерти желал, если он только что жизнь тебе спас? – обратился буртас к не менее удивленному Чеславу.

– Давно уже, – снова прохрипел Невер. – С тех самых пор, когда ты в воеводином доме поселился. Видел я, как она на тебя смотрела, а меня и вовсе не замечала.

– Да кто она-то, объясни? – недоумевал молодой рус.

– Известно кто, Зоряна, невеста твоя. Я любил ее, а ты ее у меня украл.

Кровь хлынула изо рта умирающего, и он закашлялся. Чеслав и Радмир бросились к Неверу, припав перед ним на колени. Тот с силой стиснул протянутую Чеславом руку и произнес свои последние слова:

– Нет на земле никого лучше ее, люби ее, береги. Она выбрала тебя, значит ты должен быть ее достоин. Когда медведь тебя порвать хотел, понял я, что твоя жизнь для нее дороже моей, и поэтому на зверя пошел с топором, не ради тебя, ради нее. Поклянись, что сделаешь Зоряну счастливой.

– Клянусь тебе всем, что имею, мечом своим, Перуном, божеством своим клянусь. Спасибо тебе, друже, за жертву твою. Сын у нас будет, назовем его именем твоим, – Чеслав все еще сжимал руку Невера, не замечая, что она уже похолодела.

Рядом, сняв шапки и склонив головы, стояли остальные участники трагической медвежьей охоты.

14