Капризы страсти - Барбара Картленд

— Да рассказывать-то, собственно, нечего, — поспешила ответить Гвен, опередив Энджи. — Здесь холодно, чертовски неуютно, и все жутко угрюмые. Вызвать улыбку у зрителя труднее, чем без иголки вытащить из пальца занозу.

— Ну, не преувеличивай, — возразила Энджи. — Видите ли, новую пьесу мы обычно ставим в Глазго, затем играем ее в Эдинбурге, а потом постепенно двигаемся на юг, пока не доберемся до Лондона Новый спектакль — это всегда сложно, мы еще не сыгрались, роли заучены плохо. Эй, Рози! — обратилась она к третьей женщине, рядом с Татикой.

— Ой, даже не говори! — застонала Рози. — Я не могу сразу выучить свои реплики, только к концу третьей недели.

— Вот уж вернее и не скажешь! — воскликнула Гвен. — Мне уже надоело, кроме своей роли, учить еще и твою!

— А как называется ваша пьеса?' — спросила Татика.

— «Красотка Полли Пекхем», — ответила Энджи. — Это комедия. Я играю главную роль.

У Энджи была яркая внешность, и Татика не сомневалась, что мужчины считают ее привлекательной, в том числе и герцог, который, судя по всему, вызывает восторг у всех, кто его только видит.

— Расскажите про замок, — попросила она.

— Он вам не понравится, долго жить вы там не сможете, — уверенно заявила Энджи. — Конечно, если герцог увлечется вами, тогда другой разговор. А вообще, уж больно замок противный. Герцог ничего такого не говорил, естественно, но я нутром чувствовала, что вокруг него витает нечто зловещее.

— Это все потому, что тебе не понравился Торквилл МакКрейг, — усмехнулась Гвен. — Вот шикарный мужчина, и сразу стал ухаживать за мной.

— Да ладно тебе, Гвен, ты готова отдать сердце любому, кто сделает тебе комплимент, — махнула рукой Рози. — Ты совсем не интересовала Торквилла МакКрейга. Он ни разу не пришел на спектакль, когда мы играли в Эдинбурге, и что-то я не видела букетов от него у тебя в уборной.

— В Эдинбурге мы играли всего две недели, — обиженно возразила Гвен. — Могу поспорить, в этом году он обязательно объявится.

— А как он узнает, что мы там? — спросила Рози.

— Я ему напишу и сообщу об этом, — с вызовом ответила Гвен. — Вот как!

Энджи рассмеялась.

— Похоже, мы с вами еще увидимся, — сказала она Татике. — Уж если Гвен вобьет себе что-то в голову — скажем, какого-нибудь мужчину, — ее ничто не остановит.

— Иначе дело не делается, — хихикнув, сказала Гвен.

— Кстати, я вот думаю, как насчет того, чтобы из Глазго добираться в Инвернесс на пароходе? — Татика решила перевести разговор на интересующую ее тему.

— Это лучше всего, — с уверенностью проговорила Энджи. — Мы вот, например, прибыли в Инвернесс примерно в два часа, а потом полтора часа добирались до замка. Естественно, герцог выслал за нами двуколку.

— Я не ожидаю такой чести, — улыбнувшись, покачала головой Татика.

— А знаете, вы очень миленькая, — сказала Энджи. — Почему вы не пошли в актрисы? Это куда интереснее, чем быть компаньонкой.

— Ни минуты не сомневаюсь, — проговорила Татика, — но вряд ли у меня есть актерский талант.

«Хотя я не так уж плохо сыграла свою роль», — при этом подумала она, мысленно улыбаясь.

— Если хотите знать мое мнение, вы произвели бы фурор! — вступила в разговор четвертая женщина, которую, как выяснилось, звали Глэдис. — Если вам подкрасить ресницы да подмазать губы, то очень скоро Энджи будет лопаться от ревности и попытается выцарапать вам глаза.

— Меньше всего бы этого хотелось, — рассмеялась Татика. — Лучше уж все оставить как есть.

— Если передумаете, приезжайте к нам и найдите меня, я попробую вам помочь, — великодушно предложила Энджи.

— Вы очень добры, спасибо, — поблагодарила Татика, — но я уже нашла себе место, которое в настоящий момент подходит мне как нельзя лучше.

— Ну, тогда смотрите, чтобы вас там не загоняли, — посоветовала Гвен. — Я слышала, что дамы вроде герцогини — это страшные мегеры, которые стирают несчастных слуг в порошок.

— Кажется, мы играли какую-то пьесу про герцогиню? — спросила Рози.

— Точно, играли! — воскликнула Энджи. — Ты там была оскорбленной женой.

Рози поморщилась.

— Ох, противная была роль! Больше не хочу такие играть.

— Успеха спектакль не имел, — сказала Энджи. — Я предпочитаю комедии вроде той, что мы играем сейчас.

— А я комедии терпеть не могу, — заявила Рози, — и никогда не могу запомнить роль.

Она достала из сумки рукопись и принялась читать.

«Самая невзрачная из всех четырех», — подумала Татика.

Энджи начала увлеченно рассказывать о театральной публике, о меблированных комнатах, которые с каждым годом становятся все менее пригодными для жизни, о своей ссоре с режиссером, а Татика, слушая ее, удивлялась, как получилось, что этих актрис пригласили в замок Крейг. Это совсем не вязалось с тем образом, который сложился у нее в голове, и жалобами предыдущих компаньонок, утверждавших, что замок изолирован от всего света и там очень тоскливо. Странным казалось и то, что герцог Стрэскрейг, столь видная фигура на политическом небосклоне страны, общается с женщинами подобного сорта, дешевыми и примитивными.

«Не понимаю», — сказала себе Татика.

Благодаря болтовне Энджи и ее подружек долгое путешествие пролетело незаметно. Все пятеро немного поспали, проснулись на рассвете, и актрисы принялись делать себе макияж, готовясь к прибытию в Глазго.

— Вот что я вам скажу! — заявила Энджи. — Я сразу же еду домой и ложусь спать! Если репетицию назначат на первую половину дня, меня на ней не будет!

— Ой, не приведи боже, — заныла Рози. — Я так и не выучила ни строчки.

— От него всякого можно ожидать, — сказала Гвен. — Если и есть на свете режиссер, которого я терпеть не могу, так это он.

Пожелав всяческих благ и выразив надежду на новую встречу, Энджи и ее подруги распрощались с Татикой.

Едва поезд остановился, девушка сразу же соскочила на перрон, нашла носильщика и, пообещав щедрые чаевые, уговорила его выгрузить ее чемоданы из багажного вагона и найти кеб.

— Куда вы едете, мэм? — спросил он.

— Мне нужно успеть на пароход, который отходит в шесть на Инвернесс, — пояснила Татика.

— Успеем, мэм, — бодро заверил он.

Вскоре Татика убедилась, что его оптимизм был не лишен оснований: она ступила на борт «Девы Морвина» за пятнадцать минут до отплытия.

Угрюмый серый рассвет сменился мрачным дождливым утром, и Татика порадовалась, что не зря потратила лишние двадцать шиллингов: теперь у нее было место в каюте. Большинство же пассажиров оказались не столь платежеспособными и вынуждены были жаться на палубе под дождем и ветром.