Игрок - Аристарх Риддер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пиво… холодное… откроешь его, а оно п-ш-ш-ш-ш! — Совершенно не помогал в деле Толян.
Они с Санькой были коллегами и быстро сдружились на почве совместного распития пива и ухлёстывания за курортницами, но сейчас молодой репортёр был готов задушить приятеля. Толя был старше, писал фельетоны и спокойно укладывался в отведённое для работы время.
А вот репортёр Санька постоянно оставался работать сверхурочно. Криминальную хронику в курортной газете печатать не рекомендовали, к чему народ нервировать. Редактор потребовал от Санька «историю бодрую и жизнеутверждающую», а где ж её взять в такую жару?
— Два дня назад, чайка у отпускницы часы золотые спёрла, — включился в мозговой штурм Толян, — утопила прямо возле волнореза. Там потом целый вечер мужики ныряли, но не нашли ничего.
Санька задумался, история с часами выглядела симпатично, но не имеет ли она отношения к криминалу? Все таки кража, хоть и курьёзная.
— Не пойдёт, — покачал он головой, — часы утопили, чего тут жизнеутверждающего.
— Вы чего тут торчите? — гремя ведром, в редакции появилась уборщица, — а ну, кыш!
— Тамара Степановна? — спросил Бекетов в отчаянной надежде, — а вы ничего за ближайшие дни интересного не слышали?
— Вчера на Набережной мужик какой-то студентку откачал. — моментально ответила уборщица.
— Что за мужик? — встрепенулся Толян.
Он, как более опытный представитель профессии, тут же почуял добычу.
— Доктор какой-то, — охотно поведала Тамара Степановна. Сама она происшествия не видела, но соседка описывала всё настолько красочно и в лицах, то оба журналиста тут же поверили, в подлинность истории, — Она воды нахлебалась, помирала, а он такой расталкивает всех, кричит «я доктор!», и как начал ей искусственное дыхание делать. Она и ожила.
— Может, и фамилию этого доктора слышали? — без особой надежды спросил Санька.
— Евстигнеев, — удивила парней уборщица, — так мол девке и представился, — «доктор Евстигнеев, из Москвы».
— Ну что это за тема? — вздохнул Санька, когда уборщица удалилась, — мы, кроме фамилии, и не знаем ничего. Откуда я тут возьму две тысячи знаков?
— Всему тебя учить надо, салага, — гордо подбоченился фельетонист, — Записывай, диктую: 'Чудесное спасение. Купаясь в неположенном месте, прямо напротив Набережной, отдыхающая студентка едва не попрощалась с жизнью. Её спасло чудо. В нашем городе находился на отдыхе прославленный доктор Евстигнеев из Первой городской клинической больницы им. Пирогова, город Москва.
— А почему оттуда? — не переставая покрывать лист бумаги мелким убористым почерком, переспросил Санька.
— Я никаких других не знаю, — признался Толян. — Да какая разница? Доктор этот или уехал уже, или через пару дней уедет. И вообще, какой шанс, что он купит наш «Ялтинский вестник»? Не забивай голову, печатай: «быстро приступив к реанимации пострадавшей…»
* * *
Щуплый сегодня пришёл без Игорька. Либо уволил своего нерадивого помощника, либо решил, что в переговорах со мной толку от него не будет. Да и вид у каталы спокойный, даже улыбку изобразить норовит. Рядом с ним маячит высокий и худой тип с грустными глазами.
— Говори, — предлагаю щуплому.
— Что, прямо тут? — он косится на многочисленное семейство под моим зонтиком.
— А что?
— ЛюдЯм помешаем, — мнётся щуплый.
— Так это родня моя, — делаю удивлённый вид, — жены моей сеструха с племяшами. У меня от них секретов нет.
— Я хотел предложить в картишки перекинуться, — меняет тональность катала, — удачу попытать.
— Не хочу, — щурюсь на солнце, — настроения нет, да и не люблю я это дело.
— Не по-людски это, — вмешивается тип, — отыграться не давать.
Вместо ответа я поворачиваюсь к своей хабалистой соседке. Должна же быть от неё какая-нибудь польза.
— Вы бы за вещами приглядывали, — говорю, — сдаётся мне, что это алкоголики местные. Прихватят ещё что-нибудь.
— А ну, пошли отседова! — вскакивает она, скрестив руки на могучей груди.
— Дамочка, вы чего⁈ — возмущается худой, — мы люди приличные. Знакомые вашего родственника.
— Первый раз вижу, — демонстративно пожимаю плечами.
— Канайте отсюда, шпана, пока я милицию не позвала! — напирает соседка, — а ну, бегом!
Каталы удаляются. Щуплый идёт, опустив плечи, словно побитая дворняжка, а вот длинный оборачивается, разглядывая меня с интересом и, похоже, с любопытством.
— Вот спасибо, — говорю соседке, — они тут вчера ходили, третьего на бутылку искали. А сегодня затеялись в карты людей звать.
— Вы поаккуратнее с ними, молодой человек, — заявляет она, — чует моё сердце, мошенники это.
Вот уж действительно, рыбак рыбака видит издалека.
* * *
Вдоволь накупавшись и позагорав, возвращаюсь в своё временное пристанище. По дороге делаю крюк, заглянув на автовокзал. Автобус до совхоза им. Ковпака отходит в 7.00, так что перед таким ранним подъёмом решаю хорошенько выспаться.
Сердце тянет на Набережную, поискать приключений, неожиданных знакомств и романтического общения, но выработанная с годами сила воли побеждает. Успею еще, у меня командировка на целых три месяца. Иначе бессонная ночь обеспечена, а какое после этого знакомство с успехами крымских виноделов?
Правда, вот так запросто попасть в свою комнату не удаётся.
— Фёдор Михайлович, — встречает меня на пороге домовладелица, — я вас прямо заждалась!
Сегодня она при параде, на каблуке, в роскошной плиссированной юбке и пышной цветастой блузе, подчёркивающей эффектный бюст. Очевидно, жадной подружке Оксане пришлось-таки поделиться своим гардеробом.
В ушах у Валентины цыганские серёжки-кольца, на шее аж три золотых цепочки. Мне на секунду кажется, что она сейчас извлечёт откуда-нибудь гитару и споёт: «Ну что сказать, ну что сказать? Устроены так люди, желают знать, желают знать… желают знать, что будет!»
— Очаровательно выглядите, Валентина Алексеевна, — говорю, — на танцы собрались?
— В гости, — стреляет глазами она, — да вот только собралась, как спину защемило! Вы не посмотрите, доктор?
Домовладелица хватает меня за руку и буквально затаскивает в прихожую.
— Вот здесь, Фёдор Михайлович, посмотрите! Вы чувствуете⁈
Она, словно круизный лайнер, разворачивается ко мне кормой с изящными обводами и кладёт мою ладонь на то место, где спина теряет своё благородное название.
— Чувствуете? — повторяет она, — вот тут болит, и ещё ниже. Посмотрите?
С её настойчивостью надо что-то делать. Съезжать категорически не хочется. Комнатка мне нравится, да и расположен дом удобно. При этом и обижать пылкую женщину нет никакого желания.
— У вас явный страктилёз нижнего отдела позвоночника, — на ходу сочиняю я, — это очевидно по симптомам и вашей позе. Есть один безотказный народный метод, но многие не решаются его применить.
— Я согласна, — говорит Валентина, — если вы, доктор, будете меня консультировать.
— У вас растёт крапива? — спрашиваю.
— Да, — озадаченно кивает она.
— Нарвите свежей крапивы, — говорю, — обязательно чтобы «кусачей» и приложите к больному месту. Чем шире будет охват, тем лучше.
— И долго так надо повторять? — энтузиазм в голосе Валентины тает на глазах.
— Минимум, неделю, — подпускаю в голос строгости, — и в эту неделю никакого алкоголя!
— Даже вина⁈
— Ни капли! А ещё…
— Простите, Фёдор Михайлович, — домохозяйка торопится к выходу, — кажется, мне уже лучше… меня уже заждались…
Ну вот, убежала. Ничего, к следующему разу у меня есть история про лечебных пиявок.
Теперь уже спокойно скрываюсь в своей пристройке, и до самой темноты печатаю наброски о девушке-агрономе из троллейбуса, наивном великане Игорьке, девушках-яхтсменках и даже о влюбчивой Валентине Алексеевне. Память имеет дурное свойство искажать прошлое в пользу будущих впечатлений, поэтому я заношу на бумагу всё таким, каким только что увидел.
А наутро погружаюсь в заслуженный, тяжело вздыхающий при открытии дверей, лупоглазый автобус и еду в совхоз товарища Бубуна.
* * *
— Ага, а вот и наш московский талант! — довольно скалится Бубун, когда я пересекаю порог его кабинета в правлении совхоза имени Ковпака. — Проходи, Фёдор Михайлович, устраивайся поудобнее.
Кабинет у товарища депутата — что надо. Видно, что он проводит здесь ну очень много времени и постарался сделать его как можно более уютным.
Кожаная мебель, настежь распахнутые окна, вентилятор на потолке, как будто это не окрестности Ялты, а какая-нибудь Аризонщина и это не кабинет директора советского совхоза, а кабинет шерифа. В тему и книжный шкаф с очень подозрительно выглядящими книгами.
— Там у тебя тайная
