Том (4). Купол надежды - Александр Казанцев

Но поработать с Бемсом в лаборатории удалось лишь четыре дня, потому что Нина Ивановна ушла в отпуск, а из отпуска вернулся ее заместитель Геннадий Александрович Ревич, «новоиспеченный» доктор наук, «остепенившийся» раньше Окуневой, слишком занятой общелабораторными делами и запустившей свою докторскую диссертацию. Изысканно одетый, в высшей степени опрятный лысеющий человек лет за пятьдесят, в очках с золотой оправой, с узким носом и тонкими губами.

Войдя в первый раз в лабораторию и увидев Бемса, Ревич брезгливо поморщился.

– Знакомьтесь, Геннадий Александрович. Наша новая младшая научная сотрудница Мелхова Алла Алексеевна. – Окунева почему-то постеснялась назвать Аэлиту настоящим именем. – А вот ее живой прибор, системы боксер, марки Бемс, прекрасно реагирует на исчезающие слабые запахи.

– Очень рад, почтенная Алла Алексеевна, – расшаркался Геннадий Александрович. – Очевидно, научная лексика лаборатории обогатится теперь таким термином, как «Ко мне, Мухтар!». Надеюсь прочитать об этом в Докладах Академии наук СССР.

– Не Мухтар, а Бемс, – робко поправила Аэлита.

Геннадий Александрович смерил новенькую простушку ироническим взглядом. До нее даже не дошел его издевательский тон!

С уходом Нины Ивановны все в лаборатории изменилось. Ревич под предлогом сохранения научных традиций отменил опыты с Бемсом, направил Аэлиту заниматься в библиотеку.

– Надо понимать, что такое вступление в храм, – напутствовал он. – Достаточно того, что вас приняли сюда не на должность старшего лаборанта или инженера. Чтобы стать научным сотрудником, хотя бы и младшим, надо читать, читать и читать. К тому же у нас, Алла Алексеевна, нет возможности превращать лабораторию в собачью площадку. Нет плотников, чтобы соорудить забор, бум, лестницу и Будда его знает что еще. Да и загромоздят такие сооружения лабораторию, точным приборам места не останется. Увы, не коррелирует все это с современным уровнем науки, к которой, почтенная Алла Алексеевна, вам надо бы приобщиться. Вот и начинайте с библиотеки.

– Геннадий Александрович, меня зовут Аэлитой.

– Прелестно, прелестно! Но применительно к сцене, к эстраде, а не к лаборатории. Дозвольте уж вас называть так, как нашла нужным представить Нина Ивановна, заведующая лабораторией. Не будем уж без начальства менять порядки.

Геннадий Александрович решил взять шефство над новенькой.

– Вот вы, дорогая моя, – снисходительно говорил он, – должно быть, вообразили, что все дело в запахе. Нет! Наша лаборатория «вкуса и запаха»! На первом месте вкус! Запах только привлекает, а вкус, вкус – источник наслаждения! Человек создан для наслаждения. По крайней мере, большинство людей так полагает. Будем считать это однозначным, не так ли?

– Может быть, – робко ответила Аэлита, которая чувствовала себя с Ревичем неуютно. Она смотрела, как поблескивают золотые очки Геннадия Александровича, какой белоснежный на нем воротничок, какой модный галстук, со вкусом подобранный к не менее модному костюму, совсем как у Юрия Сергеевича.

Голос Геннадия Александровича приятно рокотал, чувствовалось, что он сам любуется им, наслаждается своей речью.

– Поэтому сейчас ваша задача – вкус. Предстоит превзойти все до сих пор достигнутое лабораторией. Сам академик сообщил о предстоящем «пире знатоков»! Итак, вкус – вот ваша область у нас! Тем более что только вкус превращает женщину в парижанку! Я убедился в этом в Париже. – И он засмеялся, показывая золотые зубы.

Глава вторая. Письмо

Аэлита была переведена на работы, связанные со вкусом, и помощь Бемса временно отпала. Усердно занимаясь в библиотеке, она надеялась на возвращение Нины Ивановны, впутывать же в это дело Николая Алексеевича и думать не смела.

И вдруг в библиотеку с необычайно многозначительным выражением лица вошел Геннадий Александрович. Склонившись к Аэлите, колючим шепотом сказал:

– Вас просит зайти директор института академик Анисимов. Надеюсь, вы не приносили ему жалобы по поводу собаки?

– Я никому ничего не говорила, – вся зардевшись, пролепетала Аэлита. – Честное слово!

Почему-то она взволновалась, никак не могла собрать книги. Потом поправила свою высокую прическу и, превозмогая страх, отправилась к директору.

Предстояло пройти лестницу, по которой шныряли молодые бородатые люди и девушки с распущенными волосами, Аэлите казалось, что все смотрят на нее.

Вот и коридор дирекции. Она проходила здесь, когда в первый раз появилась с Бемсом. Тогда Николай Алексеевич сам провел ее вместе с собакой в лабораторию «вкуса и запаха».

Дама-референт, которую Аэлита когда-то наивно приняла за секретаршу, встала навстречу.

– Николай Алексеевич ждет вас.

Аэлита робко открыла обитую кожей с орнаментом из желтых гвоздиков дверь.

Николай Алексеевич сидел за столом, углубившись в чтение какой-то бумаги. Он поднял на нее глаза и… не улыбнулся, как ждала Аэлита.

Академик встал, вышел из-за стола ей навстречу и сказал приветливо, но очень серьезно:

– Садитесь, Аэлита. Я побеспокоил вас по вопросу, касающемуся нас обоих.

Аэлита удивленно посмотрела на Николая Алексеевича. Нет, он не шутил.

Директор усадил ее в мягкое кресло перед столом, сам сел на стул и подвинулся к креслу.

«Значит, не о Бемсе будет разговор. Так о чем же? – подумала она. – Для приглашения в театр едва ли стоило вызывать к себе в кабинет да еще через заведующего лабораторией».

Несколько секунд молчания показались Аэлите томительными.

– Сегодня я ездил в Президиум Академии наук, и меня пригласил заглянуть к нему президент. Извинился, сказал, что не придает этому никакого значения, и передал полученное им письмо. Я хочу познакомить вас с ним.

– С письмом? – еле слышно спросила Аэлита.

– Да, только с письмом, пока не с президентом, – улыбнулся Николай Алексеевич.

Он встал, прошел к столу и взял то самое письмо, которое, очевидно, просматривал, когда Аэлита входила.

– Прочтите. Вслух не надо. Это не художественное произведение.

Аэлита похолодела. Она узнала почерк мужа.

Письмо было адресовано в Президиум Академии наук СССР.

«Считаю своим долгом обратиться в высший орган советской науки с сигналом о недостойном поведении одного из действительных членов Академии, долженствующего служить примером высокой морали и образцом поведения нам, людям с высшим образованием, но забывшего о своем долге высоко нести звание советского ученого и члена нашей великой партии и распутным своим поведением разрушающего мою семью, семью рядового советского гражданина, счастье которого обеспечено Конституцией, хотя он и не обременен ни высокими научными званиями, ни академическими доходами.