Безголовые - Жан Грегор

Маленькая деталь: профессор Родж, специалист по «безголовости», согласился выступить в качестве независимого свидетеля, не принявшего ни одну из сторон. Поэтому судебные заседатели поставили между столами противных сторон дополнительный стул, который этот старый чудак и занял. Многие из присутствующих читали его последнюю работу, посвященную безголовым людям, — несколько экземпляров книги лежали сейчас на столах у судей, — поэтому в течение всего заседания профессору было не избежать многочисленных вопросов.

В своей довольно объемистой книге, значительную часть которой составляли примечания и таблицы, Родж настаивал на том, что отсутствие головы никак не отражается на физическом состоянии человека. Напротив, складывалось впечатление — хотя было еще рановато делать какие-либо выводы, — что продолжительность жизни людей без головы значительно выше. Кстати сказать, в своей работе профессор Родж использовал для удобства следующие обозначения: ЛГ (лишенный головы) и ИГ (имеющий голову). «ЛГ, — писал профессор, — не может заболеть ни одной из тех болезней, которые локализуются в голове и которым может быть подвержен ИГ. Менингит, синусит — заболевания, опасные только для ИГ. То же самое можно сказать и о сифилисе. Если сифилисом заболеет ЛГ, появление сыпи на гениталиях будет единственным проявлением болезни, в то время как долгий инкубационный период заболевания, в течение которого вирус достигает мозга и обыкновенно приводит к прогрессивному параличу больного, никогда не коснется ЛГ. ЛГ может стать переносчиком вируса, но смертельный исход болезни для него исключен. На недавнем медицинском симпозиуме мы сравнивали имеющиеся у нас цифры с данными зарубежных коллег и с уверенностью можем утверждать, что ЛГ никогда не страдали болезнью Альцгеймера».

О психологических последствиях отсутствия головы Родж знал гораздо меньше. В своей книге он ограничился сведениями о том, что частотность самоубийств среди безголовых людей ниже, чем среди имеющих голову. «Голова, в той же степени, в какой является очагом так называемых соматических заболеваний, является очагом и болезней психических, иначе говоря, церебральных, а также ран души, способных привести к самоубийству. Нервные расстройства случаются и с ЛГ, но гораздо чаще его жертвами становятся ИГ».

Среди людей, пришедших поприсутствовать на заседании, Долло заметил нескольких заместителей прокурора и адвокатов, не имевших никакого отношения к делу: их интересовала тема процесса. Уже давно «обезглавливание» являлось важным вопросом для правосудия страны. Со временем отношение к вопросу менялось в пользу все более мягкого наказания. Но по-прежнему это слово многих не оставляло равнодушными: люди пришли узнать, что же означает весь этот судебный процесс.

Пора было начинать. Судья постучал молоточком и объявил заседание открытым. Поднялся следователь и в течение часа знакомил присутствующих с делом: представил судье обоснование жалобы, определил роль каждого служащего в ее составлении и вкратце изложил факты, которые упоминались в документах, поданных обеими сторонами. Когда он кончил говорить, наступила пауза. И в этой тишине Меретт поднялась, прошла вперед и в качестве главного свидетеля приготовилась отвечать на вопросы судьи.

— Госпожа Меретт, вы одна из тех, кто подписался под жалобой, поданной на господина Грин-Вуда, который, согласно этой жалобе, ответственен за преступное калечение служащих компании; вы могли бы рассказать суду, что вам известно по этому поводу?

— Господин судья, мои наблюдения не сводятся к описанию какого-то одного рабочего дня, но основываются на периоде примерно пятнадцать месяцев…

— В своих показаниях вы утверждаете, что ваш начальник тиран, но не в обычном смысле этого слова. Вы могли бы пояснить, что имеете в виду?

— Я назвала господина Грин-Вуда тираном нового типа, поскольку ни разу не видела, чтобы он делал хотя бы что-то из того, что мы традиционно вкладываем в это понятие: при мне он ни разу не унизил, не оскорбил ни одного служащего, ни разу не перешел на крик; Грин-Вуд никогда с нами грубо не разговаривал; он был скорее мил и приветлив, и мы считали, что он всегда готов выслушать наше мнение. Но, как бы это выразиться поточнее, его план, если в данном случае можно говорить о некоем плане, то есть не считать все произошедшее в компании чередой случайностей, его план заключался в том, чтобы всегда оставаться со служащими безупречно любезным, при этом увольняя или смещая тех людей, которые были нам близки. Сперва Ондино, за ним Валаки… А потом Грин-Вуд внезапно продал склад: думаю, как раз тогда я и поняла, как же все вокруг изменилось. И я перестала чему-либо верить…

Понимаете, для прежних руководителей нашей компании первоочередными задачами всегда были стабильность и социальная защищенность служащих. Много лет мы работали в обстановке взаимного доверия, и вдруг все стало рушиться. Появились новые люди, и мы знаем теперь, что в один прекрасный день они могут взять и выбросить нас на улицу просто из-за нашего возраста или же модернизации методов продаж…

После увольнения Ондино, могу вам сказать, что со мной стало твориться, у меня начались боли в шее. Однажды утром я проснулась и не могла даже пошевельнуться, мужу пришлось отвезти меня к врачу. Возможно, это меня и спасло: я чувствовала себя плохо, потому заботилась о своем здоровье; в отличие от меня многие, особенно работники склада, люди гораздо более крепкие и выносливые, считали, что это все пустяки, и к врачу не обращались. Должна еще сказать, что боли в шее сопровождались у меня головокружением. Порой, когда я слышала все эти истории, в которых никто больше никому не верил, Грин-Вуд действовал как хладнокровный убийца, а затем старался уверить в том, что он хороший, любезный начальник, у меня начинало все плыть перед глазами; появлялось ощущение, что голова вот-вот отвалится. И именно в этом соединении боли и головокружения и нужно искать ответ на вопрос, который остается для меня, для всех нас, одновременно загадкой и искренним убеждением…

— Ваша честь, — прервал Меретт мэтр Лоребран, — разрешите задать свидетельнице один вопрос…

— Разрешаю…

— Сколько вам лет? — спросил Лоребран, поглаживая лысый череп.

— Мне пятьдесят лет…

— Сожалею, что вынужден перед стольким количеством людей задавать вам подобный вопрос… Наступила ли у вас уже менопауза?

Меретт покраснела и посмотрела на Долло…

— Нет, у меня еще есть менструации, — ответила она.

— Вы к хорошему врачу обращались по поводу тех болей, которые вы описали?

— Да…

— И каков был диагноз?

— Он считает, что дело в переутомлении.

— А заставлял ли вас мой клиент работать больше, чем его предшественник?

— Да нет, не особенно…

— В таком случае, господин судья, — возвысил голос мэтр Лоребран, — я не понимаю, каким образом мой клиент мог повлиять на здоровье госпожи Меретт… Кроме того, я не вижу, какое отношение имеют к нему все эти ощущения, догадки и измышления…

— Но, господин Лоребран, — ответил судья, — речь в принципе идет об ощущениях, и вам будет предоставлено время, чтобы ознакомить суд с вашей точкой зрения. Продолжайте, госпожа Меретт…

— Причины переутомления, господин судья, могут быть не только физические, но и психологические… Эта чистая правда, я не переставала думать о том, что происходит в компании, и ничего не понимала… Быть может, я наивный человек, но я не понимала, почему Грин-Вуд так пренебрежительно к нам относится, почему он улыбается нам и в то же время говорит о нас, словно о существах низшего порядка… Едва ли в компании существует что-то более драгоценное, более важное, чем взаимное доверие, а в нашем случае, оно исчезло полностью. Мне казалось это ненормальным. С вашего позволения я приведу пример: нельзя построить крепкую семью с человеком, которому не доверяешь. Если вы заметили, что он действует против вас, если вы знаете, что он вам изменяет и при этом продолжает говорить «дорогая, я тебя люблю», ваш брак становится нелепой игрой. С Грин-Вудом все было очень на то похоже, только вот никто из служащих не мог просто так прекратить с ним отношения, надо было продолжать выслушивать привычную ложь, продолжать в свою очередь говорить ему «дорогой, и я люблю тебя».

За время моей службы в компании сменился не один директор отдела продаж, часто встречались и с непростыми характерами: вспыльчивые, резкие, иногда даже грубоватые, но все они по крайней мере оставались откровенными. Грин-Вуд же все время скрывал свою жестокость, но она явственно проявлялась во всех этих увольнениях, в решениях, которые он принимал, в незначительных, казалось бы, замечаниях, которыми он потом делился с другими, — и вы спрашивали себя, случайно ли все это, не старается ли он дать вам понять, что и о вас пойдет речь рано или поздно. Поймите меня, жестокость бывает гораздо сильнее, когда она не явная, а скрытая.