Безголовые - Жан Грегор

Переводил ли он служащих в другие филиалы? Да. Проводил ли он в отделе изменения? Да. Старался ли принести компании как можно больший доход? Да. Но прибегал ли он для этого к насилию? Нет. Мне известны примеры того, когда «перевод на другое место работы» совершался с непонятной жестокостью: в этом зале перед судом представали гораздо более своевольные директора предприятий, которые своими действиями преступали закон. Но можно ли говорить об этом в данном случае? Нет и еще раз нет.

Следовательно, господин судья, я требую для своего клиента прекращения дела за отсутствием состава преступления. Ведь если признать господина Грин-Вуда виновным в преступлении, совершенном им мысленно, то это будет означать, что никакого закона больше нет, а правосудие, я не побоюсь этого сказать, превратилось в фарс.

Мэтр Лоребран окинул взглядом собравшихся в зале людей так, словно от этого зависел исход процесса, потом не спеша вернулся на свое место. Суду пришлось еще кое-что прояснить, затем суд удалился на совещание, которое продлилось около четверти часа, и наконец, судья бесстрастным, монотонным голосом зачитал приговор: прекращение дела за отсутствием состава преступления.

Спустя какое-то время те несколько кафе, что располагались поблизости от здания суда, заняли адвокаты, снова ставшие обычными потребителями. После объявления приговора зал опустел в считаные минуты, но еще в течение часа, до того момента, как появился первый человек, приглашенный на следующее заседание, в воздухе чувствовалось легкое колебание. Даже стулья, казалось, были удивлены тем, что мужчины и женщины, выступавшие с обеих сторон, так яро старались уверить друг друга в своей правде, обменивались высокими идеями, и все это было напрасно.

После вынесения приговора работникам компании предстояло возвращаться к работе. В течение нескольких месяцев многие из них так надеялись на свою победу, а некоторые даже в ней и не сомневались. Они представляли себе, как ими наконец-то снова будут управлять люди с головами, пускай даже и сумасброды; они хотели, как раньше, собираться вокруг автомата с кофе и перемывать друг другу косточки. Многие считали, что за судом последует обратная покупка склада, а значит, вновь они увидят Стюпа и Балама, которые, возможно, пересадят себе новые головы, а вместе с тем вернут себе способность радоваться жизни, преимущества заводского комитета и свою прежнюю зарплату. Кое-кто даже считал вероятным возвращение в компанию Бедоша, словно ушедшего было в отставку старого генерала, внезапно возвращенного в армию. Но они обманулись. Все те, кто присоединился к группе, подавшей жалобу на Грин-Вуда, и еще имел голову на плечах, поставили, как оказалось, не на ту лошадку и теперь безропотно ждали наказания.

В компании воцарилась гнетущая тишина — из-за страха перед возможными ответными мерами со стороны начальства, но еще более из-за того, что служащие беспокоились за свое будущее. Надежд на справедливость больше не оставалось, ведь суд постановил, что не было никакого «обезглавливания» ни уж тем более виновных в нем лиц, так, может быть, служащим все только показалось? По крайней мере не была ли реакция с их стороны преувеличенной, не соответствующей ситуации? И вообще, шла ли речь о настоящей человеческой драме? Никто не мог ответить на данные вопросы. Быть может, когда человек лишается головы, он всего лишь проходит некий этап в своей жизни, прежде всего в психологическом плане. Некоторые по-прежнему пытались что-то доказать, много разговаривали, но это был просто их способ переживать напряженный момент, избавиться от боли, которая засела в голове, от которой компания собиралась их избавить.

Но всякий страх скоро исчез, и ситуация коренным образом изменилась. Равье, например, теперь поглядывал на Бобе и Беби Джен с легкой завистью. «Да буду ли я в самом деле несчастным, если лишусь головы? — спрашивал он себя. И бормотал в ответ: — Не так уж это и очевидно».

Равье стал часто задумываться, устремляя взгляд куда-то вдаль, и вот однажды, благодаря тому, что он все время задавал себе одни и те же вопросы и встречал людей, которые, хотя и не имели головы, но отнюдь не казались грустнее его, он принял решение. Он никому в этом не признавался, но сильное желание сделаться похожим на большинство служащих компании резко изменило его поведение. После единолично принятого решения Равье почувствовал, что его дух словно окреп. И многие заметили это по тому, как он теперь работал, с каким дерзким видом выслушивал Уарнера и отвечал ему. Равье стал вести себя надменно, самоуверенно. И его поведение не могло не удивлять коллег. Почему вдруг у этого скромного служащего с бородкой, которая столь хорошо скрывала и защищала его от начальников, так поздно проявились подобные черты характера? За ответом далеко ходить было не надо: просто Равье хотел в свою очередь стать безголовым. И постоянно думая об этом, он потерял терпение. Если бы для того, чтобы лишиться головы, требовалось отправиться к директору по персоналу, он бы тотчас же сделал это.

Мир безголовых людей притягивал к себе не только Равье, но и многих других. Ведь, кроме того, что речь шла об очевидной моде, потеря головы непременно приводила к иному восприятию людей и событий.

После долгих лет, проведенных в компании, каждый мечтал лишь о спокойствии. Почувствовать себя защищенным — такова была цель любого работника, который за время службы успел столкнуться с массой ощущений, таких как страх, злоба, зависть… То, что какая-то ваша часть стала бы однажды невидимой, имело свои выгоды в том смысле, что окружающие люди больше не преследовали бы вас своими придирками, поскольку видели бы в вас всего лишь невзрачное, постороннее тело, неотличимое от ему подобных.

Странным образом судебный процесс послужил рекламой жизни без головы, и персонал компании уже готовился чуть ли не к массовому обезглавливанию. Никто больше и не заикался об обращении в суд. Сам вопрос «иметь голову или нет» устарел, все было давно решено, так что никто и не думал защищать право, которое когда-то казалось таким естественным. Финансовая сторона вопроса тоже исподволь влияла на укрепление новых умонастроений. Компания продолжала приносить прибыль, и если это не объясняло всего, то по крайней мере явно способствовало тому, что служащие смирились со своим положением. Стремление к материальному благополучию, наверное, и было главной причиной всеобщего согласия, причиной незримой, но объективной, не божественной, но рациональной и вполне логичной, от этого было только хуже.

Не тая на Конса зла, администрация компании решила снова взять его на работу. Хотя из-за того, что именно его поступок посеял смуту среди служащих, именно в нем воплотился бунтарский дух, враждебный нормальной деятельности компании, казалось, стоило ожидать, что с ним навсегда распрощаются. Но нет, директор пригласил Конса на встречу.

В тот день молодой человек с искусственным телом шел не спеша по коридорам дирекции. С течением времени его походка стала сильно напоминать движения робота, какой-то клиент, которого Конс встретил по пути к Фиссону и который уже имел дело с безголовыми людьми, с любопытством проводил его взглядом. Да и сам директор по персоналу был весьма заинтригован тем, как Конс садится: именно в такие непростые моменты, когда молодому человеку приходилось изменять положение тела, его собранному протезистом телу страшно не хватало естественности.

Фиссон и Конс взглянули друг другу в глаза, как два противника после сражения. Им нужно было откровенно поговорить, подвести итог прежним отношениям, поэтому каждый постарался на время забыть о личной точке зрения, чтобы прийти к общей. Впрочем, собеседники — стоит отметить, что у обоих голова еще была на плечах, — ограничились скупыми замечаниями, вроде «такова жизнь» или «не стоит ни о чем сожалеть», обмениваясь при этом понимающими взглядами. Они испытывали взаимную симпатию и уважение.

Конс вкратце рассказал о том, что ему пришлось пережить. Он вел себя с удивительной непринужденностью. Физический недостаток и пережитые им страдания наделяли его некой харизмой и таинственностью. Время от времени Конс посматривал на свои резиновые руки, после чего его взгляд возвращался к Фиссону. Конс был всего лишь служащим, временно не работавшим в связи с тяжелой болезнью, но почему-то вовсе не чувствовал себя подчиненным. Любые социальные и иерархические различия, казалось, бесследно исчезли.

Директор по персоналу знал, что переживает один из тех самых значительных моментов в карьере, когда служащие делятся самым сокровенным, и важно с умом распорядиться этим неожиданным «богатством». Фиссон долго обсуждал с Грин-Вудом, как им поступить с Консом, и теперь собирался объявить о подарке, который они решили сделать ему, — о повышении…