Рудольф Нуреев. Я умру полубогом! - Елена Обоймина

«Был прекрасный день, весь прием проходил в парке. Это был настоящий праздник со стрельбой в тире и состязанием в рыбной ловле. Было действительно очень весело и непринужденно. По всему саду были расставлены накрытые столы, покрытые блестящими накрахмаленными скатертями. Я не узнавал никого из членов правительства, за исключением, конечно, Хрущева, Нины Петровны и Ворошилова. Но я увидел там и Шостаковича, Хачатуряна, Гилельса и Рихтера, пианиста, которым я особенно восхищался. Пристально смотрел я на неотразимое лицо Рихтера с такими пламенными и пылающими глазами. Мне казалось, что я видел, с какой жаждой он почти пожирал ноты, когда пришла его очередь выступать. Он был в страстном напряжении, и я чувствовал, что мне это понятно»[16].

Глава 4

Парижские гастроли. Невозвращенец

Одиннадцатого мая 1961 года балетная труппа Кировского театра вылетела в Париж.

Уже за год до этих гастролей Рудольф знал о намечающейся поездке. Целый месяц в Париже… Ему не верилось, что эта мечта сбудется. Более того: Нуреев был абсолютно уверен, что его не включат в состав труппы. Поначалу именно так и произошло. Но в последний момент французская сторона дала понять достаточно определенно: ее публике хотелось бы увидеть артистов помоложе Дудинской и Сергеева. Театральное руководство, получив указание сверху, было вынуждено включить фамилию Нуреева в список гастролеров.

Хотя думается, эта фамилия с самого начала мелькала в переговорах с французами, и вот почему. Еще зимой 1960 года Жанин Ринге, помощница импресарио, работавшая в парижской компании и занимавшаяся культурным обменом между Францией и Советским Союзом, приехала на несколько недель в Ленинград для знакомства с балетом Кировского театра. Ей показали «Лебединое озеро», «Жизель» и «Спящую красавицу», которые были выбраны для парижских гастролей. Солистки Кировского театра показались француженке великолепными, но она не обнаружила равных им среди мужской части труппы. Жанин обратила внимание на афишу «Дон Кихота» и пожелала посмотреть еще и этот балетный шедевр, тем более не идущий на сценах Запада, где любители балета знали по гала-концертам лишь па-де-де из третьего акта. Любопытная француженка тут же услышала возражения Константина Сергеева: «Вы знаете, это слабый спектакль, он вам не понравится!». Но настойчивой Жанин захотелось убедиться в этом самой…

На ее взгляд, спектакль и правда не блистал в целом, но француженку просто покорил Базиль в исполнении молодого солиста. Весь зрительный зал смотрел только на него — Рудольфа Нуреева! Взволнованная Жанин отправила телеграмму своему директору: «В Кировском прячут великого танцовщика!».

В своем отчете француженка написала о Нурееве, что это «лучший балетный танцовщик в мире». Следом французские продюсеры настоятельно просили включить Рудольфа в списки гастролеров. Они потребовали, чтобы возрастных Дудинскую и Сергеева заменили молодыми артистами, способными, как они выразились, зажечь парижскую публику. В крайнем случае они были готовы прибегнуть к вмешательству Центрального комитета Французской компартии!

Назревал международный скандал, и советским чиновникам пришлось уступить этим просьбам. В итоге Сергеев и Дудинская поехали на парижские гастроли в качестве консультантов, а Алла Шелест, тоже возрастная балерина, не поехала совсем. Рудольф очень сочувствовал ей. Однажды, репетируя с Нуреевым и Сизовой фрагмент, который она сама должна была исполнять в Париже, Шелест расплакалась, и Рудольф стал утешать ее. Пройдя в театре через интриги в отношении себя, выдерживая чаще всего зависть коллег, Алла Шелест была поражена сочувствием молодого солиста. «Он все понимал, несмотря на огромную разницу в возрасте между нами», — говорила балерина.

Рудольф предложил пойти к нему домой, т. е. к Пушкиным. Алла отказывалась, но он уговорил ее. «По пути мы почти не разговаривали, но я все время чувствовала теплую ко мне симпатию. Это не часто бывает в театре и помнится долго…»

За несколько дней до гастролей Рудольф и его партнерша были вызваны на специальную комиссию. Почему, вопрошал возглавлявший эту комиссию строгий дядя, никто из вас не вступил в комсомол?

— Потому что у меня есть дела поважнее, чем тратить время на всякую ерунду! — немедленно отреагировал молодой танцовщик.

Гастроли в Париже открылись «Спящей красавицей», в которой Рудольф не танцевал. Но французские журналисты побывали на генеральных репетициях и все, как один, были восхищены Нуреевым. Его появление на парижской сцене предварила восторженная статья одного из них, Рене Сервена. Этот уважаемый всеми знаток балета обещал, что скоро перед зрителями предстанет новый Нижинский!

Однако первое выступление в Париже новоявленной звезды было назначено только на пятый день гастролей, когда интерес прессы к приезжей труппе уже, как правило, спадает. Поэтому первые вечера Рудольф был, как ему казалось, абсолютно свободен. В первый же день он отправился в полном одиночестве послушать игру известного пианиста Иегуди Менухина, который давал концерт из произведений Баха. В последующие дни и вечера новые знакомые Рудольфа, французские артисты балета, среди которых находились и звезды Клер Мотт и Аттилио Лабис, показывали ему город. Ведь это же был Париж, увидеть который Нуреев давно мечтал. Долгие прогулки по Монмартру и Монпарнасу, вдоль набережных, мимо зданий знаменитого Лувра — ему так нравилось все это!

Те, кто был с Рудольфом на тех печально знаменитых гастролях, рассказывали о том, куда уходило его свободное время. Когда законопослушные артисты группами по пять человек бродили по магазинам, Нуреев по-настоящему изучал весенний Париж…

«Это действительно было новым ощущением, что-то волнующее было в воздухе, — признавался Рудольф. — На улице царила атмосфера вечного бала. Я физически ощущал притягательную силу этого города и одновременно особенную ностальгию. Париж выглядел веселым, и люди на его улицах такими интересными и такими отличными от нашей однообразной русской толпы, и в то же время в этом был какой-то налет декадентства».

Весь Париж говорил о молодом даровании из России…

Деньги он тратил и вовсе, на чужой взгляд, нерационально — покупал ткани на балетный костюм, парики, балетные туфли и… еще купил детскую железную дорогу и, как маленький мальчик, играл с ней в гостиничном номере…

Двадцать первого мая Нуреев впервые вышел на сцену Парижской оперы во фрагменте из «Баядерки», где он танцевал свою любимую партию — восточного воина Солора. И зрители, и критики сразу же отметили его невероятную пластичность. «Кировский балет нашел своего космонавта, его имя Рудольф Нуриев», — в пересказе постперестроечных российских авторов, якобы загадочно сообщала парижская пресса. На самом деле фраза звучала несколько по-иному: «У русского балета есть свой космический первопроходец».