Гарнизон не сдается в аренду - Евгений Костюченко

Сам Поддубнов успел обзавестись и нормальной бабой, и потомками. Правда, не слишком удачно. Нормальная баба не захотела переехать вслед за законным мужем с теплого Закарпатья в сырое Заполярье. Она успешно развелась и не менее успешно вышла замуж за «бандеровца» (по определению Поддубнова), и теперь окружала себя ростками новых потомков, а мичманские алименты ей в этом хоть немного, но помогали.

— Теперь ты просто обязан на девушке жениться, — заявил Поддубнов. — Разговорчики в три часа ночи ко многому обязывают. А что? Ты жених завидный, еще не старый, да и невеста подходящая, в самом соку. Считай, что мое благословение ты уже получил. Вопросы есть? Вопросов нет.

— А мнение невесты тебе известно?

— Да кто ее спрашивает, — отмахнулся старшина. — Нам главное, чтобы гарнизон прибавлялся. Ты подумал, кому передать пост?

— Ох, подумал, — сказал Вадим. — Ведь некому.

— Вот именно! — и железный палец снова молниеносно щелкнул Гранцова по лбу.

Поддубнов давно уже ушел отсыпаться, а Гранцов все еще потирал лоб, обходя территорию. Пятнистые лохматые псы, дремавшие на своих постах, поочередно поднимали голову при его приближении, и, махнув для приличия хвостом, снова укладывались поудобнее. Они знали Гранцова, и он их знал. Но на всякий случай Вадим к ним не приближался. Когда-то он помогал их натаскивать, нарядившись в тулуп, и до сих пор помнил их жестокую хватку и чисто ментовскую манеру валить человека на землю, заламывая руку за спину.

Подкоп не давал ему покоя так же, как и Поддубнову. Он еле дотерпел до шести часов, растолкал Керимова и вернулся к подкопу. Сдвинув фанерку вперед, как это сделала собака, он пролез под заграждением.

Глядя из глубины леса на базу, Гранцов оценил позицию. В этом месте к заграждению подходил овражек, по которому можно было незаметно выйти прямо к подкопу. Затем из подкопа легко пробраться в сарай — этот участок ниоткуда не просматривается. А из сарая можно было наблюдать за всей базой, особенно если забраться под самую крышу.

Он спустился в овражек по текучему песку и принялся искать следы. Через полчаса он нашел размокший фильтр от сигареты.

До сих пор в запретной зоне бывал только Гранцов, когда нужно было настрелять рябчиков. Иногда здесь ходили кабаны, мог и мишка забрести. Но никто из них не курил сигареты с фильтром.

Еще один час поисков принес ему еще один размокший бычок. По двум точкам уже можно строить прямую, и скоро Гранцов вышел на просеку. Он не удивился, обнаружив сначала следы широких шин, а затем и разрыв в колючей проволоке внешнего периметра. Через такую брешь в заборе можно и на автобусе въехать, с тревогой подумал Вадим.

Он прошел еще немного по объездной дороге и увидел новые следы. Ему понадобилось всего лишь несколько минут, чтобы восстановить картину событий. Итак, несколько часов назад сюда подъехали две машины — джип с широкими колесами и какая-то легковая. Джип свернул на просеку и направился к ограждению, а легковушка осталась на месте. В ней были как минимум двое: со стороны пассажирского сиденья в песке валялись три сломанные сигареты. (Причем сигареты были неприкуренными. Кто-то, наверно, бросает курить таким способом — достанет сигаретку, понюхает, да и выбросит, сломав). Легковая машина уехала первой, ее следы терялись под широкими отпечатками колес джипа.

Джип. Чужие здесь на джипах не раскатывают, подумал Гранцов. Это свои. Железняк или Ежик. Нет, Железняк отпадает — у того резина почти лысая, а здесь четко видна глубокая «елочка» новеньких покрышек. Итак, подозревается Ежик.

«Зачем он приезжал? — задумался Вадим. — Что означало его предложение? Отвлекающий маневр, пустые разговоры? Или он и в самом деле хочет выманить нас отсюда? Если так, то значит, он работает на тех, кто хочет нас убить. Или же ему просто нужно оставить базу без присмотра. Хотя бы на один день. И этот день — вторник. Значит, во вторник надо быть готовым ко всему.

Ну, а если все эти умозаключения — полный бред? Значит, Ежик должен не позднее понедельника отправиться с колонной в свой Петрозаводск. Это легко проверить. Вот тогда и станет ясно, чем я страдаю — приступом бдительности или обострением шизофрении. Интересно, а шизофреники знают, что они — шизофреники?»

Он глянул на свои «командирские» и с досадой выругался: девятый час! В одиннадцать Керимыч отправится на почту, в засаду. Надо быть в форме. Надо поспать хоть немного. Вадим расстегнул тесный воротник камуфляжной куртки и припустил бегом к Базе.

Пробежка по утреннему лесу освежила и взбодрила его, и он уже подумал, что можно и не ложиться ради какой-то пары часов сна. Но, подбежав к казарме и заглянув в открытое окно, он увидел, что в его комнате койка застелена свежим бельем, и новое одеяло заботливо отогнуло уголок, словно приглашая прилечь. Вадим не выдержал и улегся спать.

Он умел засыпать в любой обстановке. Иногда ему хватало двадцати минут сна в сутки, а порой он отключался часов на восемнадцать, отсыпаясь впрок. Но каждый раз, закрывая глаза, он благодарил Бога за прожитый день.

Сегодня был прекрасный день. Он опять остался жив. И его друг остался жив. И враги понесли потери.

Но это неважно. Важно, что сегодня он привез к себе красивую и очень милую женщину. Его тянет к ней, и она не отстраняется. Она легкая и теплая, как птица. Ее так приятно держать в руках.

Он уже почти заснул, но вдруг подумал о том, что его ожидает. Кто-то хочет его убить. Невидимый и неумолимый противник ходит где-то рядом.

Ничего, успокоил себя Вадим. Бывало и хуже. Меня уже убивали не раз, да все никак не убьют. Бывало и хуже, но мы пробились. Пробьемся и сейчас.

Да, бывало и хуже, повторял он, чувствуя, как тяжелеют веки, и тело растворяется под тяжелым одеялом.

Он запретил себе вспоминать Чечню и Афганистан. Поэтому только отметил: «Да, там тоже было хуже, чем сейчас». Но хуже всего было на сомалийской границе… Вспоминать свою первую командировку было так же опасно, как и крайнюю. Но он не мог запретить себе вспоминать молодость.

А был он тогда совсем молоденьким, и именно поэтому не было ничего хуже, чем тот проклятый рейд. Нет ничего хуже, чем лежать в пустыне, между горящими машинами и трупами, когда пара вертолетов кружит над колонной и сверху добивает всех, кто еще дергается. И треск пулемета накладывается на рокочущий вертолетный пересвист.

Гранцов тогда служил специалистом по АТТ[2] в эфиопском полку. Земляки-разведчики попросили его перегнать «газик» с радиоаппаратурой, прицепившись к уходящей колонне бензовозов. Маршрут проходил близко к сомалийской границе, и аппаратура могла перехватить что-нибудь интересное во вражеском эфире. По дороге оказалось, что наливники направились на сопредельную территорию. Гранцов это обнаружил не сразу. Поначалу он даже радовался тому, что его приемник ловит такой чистый и сильный сигнал. (Сомалийцы к тому времени уже окончательно сменили свою технику на французскую и английскую, чем заметно облегчили работу наших радиоразведчиков). Радовался он, впрочем, недолго. Когда за барханами проплыл белый силуэт разрушенного форта, Гранцов понял, что он уже в Сомали. Попасть в руки сомалийцев — это предвещало в лучшем случае концлагерь и ожидание обмена. В худшем — смерть. Но еще хуже было бы попасть в разработку. Ведь у сомалийцев тоже были советники…

Вадим успел связаться со своими и сообщить координаты, после чего связь пропала. Зато перехваты продолжали его радовать: четкие, открытым текстом, на хорошем международном английском. Просто чудо, а не перехваты. Жалко было снимать наушники. Специалист Гранцов испытывал невыносимую душевную боль, на ходу расчленяя свою замечательную аппаратуру и незаметно выбрасывая ее из машины. Катушки с записями он, однако, сохранил, решив до критического момента держать их при себе в одном кармане с гранатой.

Позже выяснилось, что горючее и воду в Сомали отправил предатель. Этот подарок был адресован сомалийскому танковому полку, который как раз выдвинулся к границе. Командир полка и старший колонны наливников были родственниками. Измену раскрыли своевременно, да тут еще поспели координаты, переданные Гранцовым — и вдогонку дезертирам были отправлены вертолеты.

Гранцов никогда, ни раньше, ни потом, не видел столько вертушек одновременно. Наверно, в Эфиопии проходил боевое слаживание какой-нибудь экспериментальный авиаполк. В первую минуту он насчитал восемь «крокодилов[3]», они парами вырастали из-за гребня дюны. Когда появилась девятая машина, «МИ-8», ему уже было не до счета…

«Двадцатьчетверки» заходили на колонну и спереди, и сзади, роняя бомбы и выбрасывая дымные молнии НУРСов, а «восьмерки» зависали сбоку и расстреливали машины из пулеметов. Гранцов, к счастью, воткнулся своим «газиком» в водовозку. Он один остался в живых, потому что не бегал под огнем, а лежал. Причем лежал в луже воды, а вокруг растекался бензин.