Дровосек - Дмитрий Дивеевский

Данила увидел Стеблова, в тулупчике, выбирающегося из дверей вокзала.

– Здравствуй, здравствуй, милый, чуть было не опоздал. Едва с соседом его «Москвич» завели, видишь, мороз-то какой. Ну, поехали быстрей.

Через полчаса они уже сидели в теплом домике священника в Выездном Арзамасе, вместе с его женой Софьей пили чай и вели разговоры. В соседней комнате спали трое малолетних детей Сергея. Поначалу в его супружестве были трудности, Софья никак не могла понести. Только после пяти лет неустанных молитв и поездок по святым местам дело наладилось. Теперь в семье росли две девочки и младший – мальчик. Софья сильно располнела, но природный румянец, белый цвет кожи и голубые глаза делали ее привлекательной.

«Интересно, а венчанные женщины хотят нравиться посторонним мужчинам?» – подумал Булай, глядя на жену Сергея.

И как бы отвечая на его вопрос, Софья вдруг сказала:

– Что мы говорим о всяких пустяках. Я же вижу, что Данила прямо из любовной печи приехал, в глазах голубое пламя. Не до разговоров ему сейчас. Пусть идет спать, о суженой своей помечтает. Рано еще день начинать. Пять часов утра только.

Все пошли отдыхать и, укладываясь на диване, Булай подумал о том, насколько же проницателен женский глаз к сердечным делам. Надо же, все с ходу поняла. Ну, Софья, ну, попадья! Значит, не все равно ей, что у других на личном фронте происходит.

Проснувшись утром, Данила обнаружил, что Сергей ушел на утреннюю службу, а с кухни доносится запах жареных блинов. Был скоромный день. Софья подала к блинам сметану и молоко. Данила ел это забытое кушанье, и воспоминания детства приходили к нему на память. Вот его бабка Анна, худая и строгая старуха в темном платке, стоит у печи со сковородником, поочередно доставая из нее две сковороды с блинами. Блины пекутся на углях, края чуть-чуть подгорают. Они замешаны на ржаной муке и, наверное, поэтому очень вкусны. На столе стоит плошка с топленым маслом. Каждый новый блин делится между тремя детьми на три части. Каждый, свернув свой кусок в трубочку, окунает его в масло и с аппетитом ест. Блинный день – это событие. Он бывает редко, не каждые выходные. Муки всегда в обрез. На дворе пятьдесят третий год. Голода нет, но и сытой эту жизнь тоже не назовешь. Не хватает даже хлеба. Булай хорошо помнил, как тогда добывали хлеб. Теплые буханки привозили в лавку с хлебозавода на конных санях часов в пять утра и продавали по одной на человека. На всех не хватало. Поэтому, чтобы досталась буханка, надо было занимать очередь с вечера. Никогда из памяти его не уйдут: и толпа людей, которая жмется друг к другу под звездным зимним небом, чтобы согреться, и жгучий мороз, протекающий через дыры валенок к пальцам ног, и сонное стояние под рукой у бабки, с железной выносливостью каждую ночь уходившей в очередь с двумя старшими внуками, а его мать оставалась с младшей трехлетней дочерью.

Хорошо это было или плохо? Прожив на свете сорок лет, Данила решил, что так было надо. Человеку очень важно знать цену таким вещам, как хлеб, воля, любовь. Ему пришлось познать все, и, наверное, поэтому он оказался сейчас здесь, где хранится изначалие всего главного, – в семье священника.

Булай распивал с попадьей на кухне чай, когда со службы явился Сергей. Он принес с улицы запах морозного солнечного дня, в бородке его светились искорки инея.

– Хорошие новости, Данила. Завтра заглянем, если Бог даст, в Санаксары. Знаешь такой монастырь?

Данила не знал, и приятель рассказал ему, что в Темниковском районе Мордовии стоит заброшенный старинный Санаксарский монастырь, в котором покоится прах Федора Ушакова. Знаменитый флотоводец после выхода в отставку уединился, стал отшельником, все время проводил в молитвах и завещал похоронить его в Санаксарах. При советской власти монастырь был разорен, а сейчас в нем снова затеплилась жизнь. Появились первые добровольцы, которые на свои средства начали ремонтные работы. Но пока еще это все самодеятельность. Разрешения властей на открытие обители нет.

– Но туда мы по пути заедем, а повезу я тебя к одному очень интересному человеку, который неподалеку проживает. Я с ним познакомился, когда Санаксары навещал. Он тоже там в свободное время трудится. Так подружились, что обязательно разок в два-три месяца до него доберусь. Наговорюсь – как водицы из чистого ключа напьюсь. Вот и ты увидишь, какие люди у нас в самой глубинке проживают.

На следующий день оранжевый, как апельсин, «Москвич» уверенно катил по расчищенной грейдерами автобусной дороге на Мордовию. За рулем сидел его хозяин – соседский сын Геннадий, смешливый и разговорчивый парнишка. Занесенные снегом поля слепили глаза, отражая яркий солнечный свет. Среди них темнели полоски перелесков да редкие села, притихшие среди зимнего дня. У попутчиков было хорошее настроение, тон ему задавал водитель, который, как понял Данила, помогал приходу по воле верующего отца за символическую плату. Зная о необходимости вести себя сдержанно в присутствии священника, Геннадий, тем не менее, не мог молчать. Видно, это противоречило его натуре.

– Вот, Сергей Николаевич, объясните мне, как быть. Отец говорит, что без венчанья жениться не позволит. Наташка, напротив, венчаться не хочет, она неверующая. А я, значит, как цветок в проруби болтаюсь. Жениться хочу, а сделать ничего не могу. Теперь вопрос: если я без венчанья не женюсь и мы с ней по сторонам разойдемся, это будет – по Богу или как? А если убегу с Наташкой в Москву и там мы с ней в ЗАГСе зарегистрируемся – это как, против Господней воли? Ежели против, то, выходит, все поколение наших родителей против Господа детей рожало? Коли так, все мы, без венчанья рожденные, – Божьи беспризорники?

– Правильно, Гена. Вы – беззаконники, хоть об этом и горько говорить. Другое дело, что это не вина родителей ваших, а беда. Их такими сделали без их на то воли. Понимаешь, брак без Божьего благословения – это повторение первородного греха. Ведь в чем вина Адама и Евы? Не просто в том, что они вступили в блуд. Они сделали выбор против Господней воли. Господь всегда дает право выбора, но один из открывающихся путей всегда против его воли. Это возможность сочетаться с Сатаной, с грехом. Они сделали выбор в пользу греха. Вот и появилось от этого на свет греховное, преступное потомство. И Каин убил Авеля. Душа человека, родившегося на свет без Божьего позволения, будет метаться во мраке и совершать ужасные ошибки. И себя она будет губить, и другие души. Поэтому, Гена, не сомневайся в выборе. Ты ведь даже не о себе заботиться должен, а о своем потомстве. Чтобы оно с миром в душе рождалось и жило.

– Ну да, конечно, – сказал Гена. – А то до революции лучше было. Венчаться-то все венчались, а безобразия творили только так. Я читал немало об этом.

– Здесь ты не совсем прав. Во-первых, ты читал лишь то, что для тебя специально подбирали в школе и в библиотеках. Очень много художественных свидетельств прошлой жизни от читателя утаивается. Поверь, если бы ты и с ними познакомился, то представлял бы прошлое совсем по-другому. До революции в людях был другой дух. Хотя жили непросто, но Бога почитали, а через это и в семьях отношения были крепче. Конечно, и то, о чем ты говоришь, тоже встречалось. Ведь человеческая душа – это поле борьбы светлых и темных сил. И у православных она также подвержена нападкам. Православный человек не безгрешен. Он просто в отличие от неверующего знает, кто его мутит, и борется с искушением с помощью Господа. Кто-то побеждает, а кто-то нет. Если мало молится, то проигрывает.

– Выходит, вера в Господа меня лучше не делает?

– Делает, Гена, еще как. Когда ты начинаешь осознавать, что именно темная сила подталкивает тебя к грехам, в тебе появляется сопротивление этой силе. Ты постепенно закаляешься и со временем уже можешь во многом очиститься, хотя, конечно, настолько мы грязны, что это будет только малый просвет. И все равно это лучше, чем, не осознавая своего свинства, валяться в грехе.

Данила слушал Сергея, и тяжелые мысли приходили ему на ум. Он вспоминал свою молодость, любовь к Зое, череду унизительных открытий ее измен, скрутивших в узел его душу и заставивших невыносимо страдать в самые заревые годы. Он пытался понять, что же это было – наказание за неизвестные преступления предков, или, может быть, просто следствие собственного безбожия? Теперь, когда прошло много лет, и на эту историю можно было посмотреть спокойно, он понял главное: все испытания, которые ему принесла жена, не были результатом случайного стечения обстоятельств. Это было кому-то надо, и Данила начинал осознавать, что это было надо силам, ведущим его по какому-то неведомому пути.

Наконец показались обветшалые корпуса Санаксарского монастыря, но священник велел ехать мимо, сказав, что остановятся здесь на обратном пути. Преодолев еще несколько километров по черневшему голыми стволами лесу, въехали в небольшую мордовскую деревеньку, будто уснувшую среди снегов. Остановились у крайнего дома и посигналили. На гудок «Москвича» ситцевая занавеска в мутном оконце отодвинулась, и в нем показалось бородатое лицо пожилого мужчины. Он приветливо улыбнулся, призывно помахал рукой. Через две минуты гости уже стояли в маленькой прихожей, окутанные холодным паром с улицы, и здоровались с хозяином. Тот обнялся со священником, пожал руку Геннадию, а затем с улыбкой обратился к Даниле: