Полдетства. Как сейчас помню… - Олег Михайлович Жаденов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступал день отъезда, точнее вечер, потому что поезда к бабушке всегда уходили, когда темнело. Как-то, не иначе волшебством, удавалось поймать такси, туда загружался весь скарб – чемоданы, рюкзак, еще пара маленьких сумочек – вещи на пол-лета, подарки знакомым и родственникам, еда, которую смогли достать и которая (возможно) не испортится за время пути. Купе было роскошью, приходилось довольствоваться плацкартным вагоном. Дорога…
О, романтика советского плацкарта! Торчащие в проходе ноги в носках, на откидных столиках куры в газете, водка, карты, яблоки, отовсюду перегар, смех, анекдоты, шиканье, храп – смесь звуков и запахов, настроений и состояний. Потом самостоятельное расстилание влажных простыней, дребезжание ложечек в стаканах с подстаканниками, постепенное засыпание большой вагонной семьи. Но часа в три утра нам уже надо просыпаться – выходим! Да поскорее, стоим всего две минуты, а вещей-то сколько! Курящие товарищи, помогите вещи вынести, а то тут дети на руках спят! Несколько безумных мгновений суеты, и вот мы уже на станции Суземка. Улетающий поезд обдает нас ледяным ветром и скрывается вдали. Запахи железнодорожной станции, далекие, механические какие-то звуки, но вскоре – тишина… Это не конечная, пересадочная. Следующего поезда ждать три часа.
Кто-то из нас, детей (не я), обычно не мог побороть сон, и его (ее) перекладывали либо на руки маме или папе, либо на жесткую скамью с гнутой спинкой, которая юным и легким жесткой не казалась. Я же какое-то время под присмотром папы исследовал незнакомое и удивительное пространство полустанка.
Фонари вдоль длинного пустынного перрона горели тускло-желтым, в их свете вились редкие мошки. Некоторые комарики, очевидно уставшие от «танца света», садились на кирпичную стену и заканчивали свою жизнь этой же ночью, если оказывались в зоне досягаемости моей ладони. Папа любил рассказывать о случае, когда мы оказались на этой же станции год спустя и так же бродили вдоль перрона. Подойдя к стене и не увидев даже следов комариных трупиков, я поинтересовался, где же мои многочисленные жертвы. Не забыл…
Где-то сонно кудахтали квочки. Воздух был упоителен и пьянил. Свежесть, запахи трав и немного железной дороги, навоза… И опять свежесть, много небывалой свежести ночи. Не передать ощущение от того воздуха! Какой он был сказочно вкусный.
Но четыре утра – все же испытание даже для очень пытливого ребенка. Становилось зябко, глаза начинали слипаться. Укрывшись папиной курткой (родители всегда готовы пожертвовать тем, что и самим бы пригодилось), я пристраивался на жесткой лавке, подтягивая ноги к подбородку, чтобы согреть и их. Проваливался в сон быстро, как выстреливал в иное измерение. И тут же чувствовал, что меня тормошат за плечо – пора ехать дальше. Ну зачем, куда… Пытка просто.
Мы загружались в мотовоз и ехали еще полтора-два часа. По мере приближения к Белой Березке папа на глазах молодел и оживлялся. Позже мама отмечала, что даже волосы у него виться начинали, а сил прибавлялось без края! Он радовался сам и веселил нас, рассказывая истории о том, как сейчас вся Белая Березка готовится к нашему приезду. Как сосед Виктор заклеил гармошку и ждет на станции, чтобы встретить нас частушками. А баба Лида в торжественном праздничном платочке стоит с пирогами и блинами. Как соседские мальчишки Мишка и Сашка гоняют кур по двору, чтоб не гадили под ногами у долгожданных гостей. А Лешка, друг со второго этажа, приготовил пакет яблок… В общем фантазия его била фонтаном и мешала нам спать. А потом вставало солнце, и было уже и вовсе не до сна.
Проснувшись, я философствовал: «Пап, вот электровоз возит электричеством. Паровоз возит паром. А мотовоз? Он что, матом возит?» После секундной паузы на осмысление, все купе сотрясал взрыв смеха.
Мы подъезжаем к станции. Я прижимаюсь к стеклу, ожидая увидеть демонстрацию в нашу честь. Но народу негусто, нет шаров и транспарантов. Зато стоит в белом с цветами платочке улыбающаяся баба Лида. Высыпаемся из вагона и попадаем в ее объятия. Я вдыхаю знакомый бабушкин запах, трусь о кофту, ею же самой связанную, и растворяюсь в лете и понимании, что впереди у меня еще бесконечность отпуска в деревне, открытия на каждом шагу и будет все-все, что только я люблю в этой жизни.
Дороги отпуска на время заканчиваются, начинается сам отпуск. Первая его часть, «на Березке». Мое детское счастье. Привет вам, маленький я, то лето и все люди и события в нем!
Дульсинея и счетные палочки
Давно замечено, что с каждым новым днем рождения мы чего-то лишаемся. Приобретаем, понятное дело, тоже: взять хотя бы подарки, которые становятся все дороже, – но потери все же есть, увы. Причем с годами начинаешь понимать, что они ощутимы и уже не компенсируются сюрпризами, тостами и вкусными блюдами во время застолья. Искренность восприятия, подвижность суставов, гладкость лба, свобода, да мало ли что еще потихоньку покидает нас с течением времени.
В моем полубеспризорном детстве наступил момент, когда на горизонте замаячила школа. Впервые она дала о себе знать невинной экскурсией на праздник к немецким сверстникам. В соседний городок мы, шести-семилетние русские дети военного городка, направились на автобусе под чутким надзором нескольких родителей. О! И попали в абсолютно необычное, доселе невиданное место! Все было другое. Чистый спортзал с мячами, шведскими стенками, козлами (не теми, что жили в нашем городке в мини-зоопарке, а фантастическими, спортивными). Дети в красивой форме, которой я до этого не видел никогда, на многих были красные и синие галстуки. Ну и конечно же, еда… Детей кормили прямо в школе (!) чем-то вкусным, и брали они это всё сами! Вас не завораживает? А попробуйте представить себя аборигеном, который попал в цивилизацию, – вот примерно так себя чувствовали в тот день мы.
Со школьниками мы даже играли, хотя немецкий язык был нам незнаком, но когда это кого останавливало – мы вполне обходились жестами, каждый говорил на своем наречии и было все понятно и весело. Даже понимая, что мы «дети разных народов и мечтою о мире живем», все равно успели слегка подраться: мальчики везде мальчики. Но без травм, даже потом руки друг другу пожимали. А в целом школа нам очень понравилась. Мы же не знали тогда, что, помимо спортзала и столовой, там есть еще классы, в которых нужно сидеть по несколько часов без возможности снять обувь, покопаться в грязи, побегать или разложить арсенал пулек. Как в анекдоте про экскурсию в ад, где на примере показали отличие туризма от иммиграции, так и нам продемонстрировали школу с самой безобидной стороны. На прощание все мы получили по красному галстуку, хотя до вступления в пионеры было еще долгих четыре года.
Как съездили, так и забыли. Снова продолжительные прогулки, игры, беготня. Казалось бы, жизнь вернулась в привычное русло. Однако, как говорится, было одно «но». Через какое-то время в речи окружающих прозвучало словосочетание «подготовительный класс» и вслед за этим «ранец», «набор счетных палочек», тетради… В общем – началось. Визит в немецкую школу оказался лишь пробной дозой, дальше этого всего – системного образования – с каждым месяцем становилось все больше. Раз или два в неделю нас возили в соседний городок, где школа была, и там мы, достигшие нужного возраста бывшие хулиганы, пытались сломать свои привычки и возлюбить счет и рисование параллельных черточек ручкой, которую еще и под правильным углом надо было удержать. Давалось это не без стресса, абстинентный синдром в связи с отказом от свободного выпаса на улице чувствовался, но
