Вся твоя ложь - Гарриет Тайс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То была просто шутка, просто глупая шутка Эндрю… Во всяком случае, я попытаюсь себя в этом убедить… А пока я, как кошка на раскаленной крыше, мечусь из угла в угол, из комнаты в комнату. Пустота в доме слишком давит на меня, тишина – невыносимо громкая…
Как только она снова окажется дома, я больше никогда не спущу с нее глаз. Всегда буду знать, где она, что с ней. Установлю любые приложения для определения координат – какой-нибудь трекер, семейный локатор типа «Лайф-360» или «Найди моих друзей». Если получится ее уговорить, то имплантирую ей в руку специальный электронный чип…
Время замедлило свой ход. Оно течет невыносимо медленно, что бы я ни делала, как бы себя ни отвлекала. Я достаю свой телефон, но, подержав его в руке, кладу обратно. Еще рано. Слишком рано. Еще не время для того, чтобы начать беспокоиться. Теперь уже никогда не настанет время, когда мне придется беспокоиться. То, что случилось тогда, больше не повторится.
Сейчас совсем другая ситуация. Робин прекрасно провела выходные и спокойно возвращается домой. Все хорошо. Где-то за окном протяжно замяукала кошка. Я, будто ужаленная, подпрыгиваю со стула и продолжаю расхаживать по комнате из угла в угол, от одного окна к другому. Я все жду, и жду, и жду…
10
– Ты подавилась кусочком яйца? – чуть позже в то же самое утро спрашивает меня Робин, когда мы сели в автобус, направляясь в школу. – И все остальные, кроме тебя, были в роскошных вечерних платьях?
– Да, – отвечаю я. – Но тебе не обязательно тыкать мне этим в нос.
– Ой! – растерянно и простодушно восклицает Робин.
Я от души рассмеялась. «Ой» – это самый лучший ответ. И впервые за все это время я не переживаю так сильно за все свои промахи и неудачи на той злополучной вечеринке.
– А у Дейзи и вправду хороший дом?
– Да, дом у них просто замечательный. Я же тебе уже обо всем этом рассказывала, – говорю я с легким раздражением.
Я, конечно, чувствую себя гораздо лучше по поводу всего случившегося в тот вечер, но мне совсем не хочется застревать на этом событии.
– А с кем ты там говорила? – интересуется Робин.
– Я точно не знаю. Было названо так много имен. С кем-то по имени Джессика.
В тот же миг меня пронзает острая, почти физически ощутимая боль от воспоминания о том презрении, с которым Джессика говорила о моей дочери.
– Наверное, это мама Поршии, – говорит Робин. – Поршия – одна из той группы девочек в школе.
– Понятно, – говорю я, запоминая это имя.
Я отчаянно нуждаюсь в любой информации о школьной жизни своей дочери, но не желаю ей показывать свою крайнюю заинтересованность в этом.
– А что это за группа такая? – спрашиваю я, ожидая, что Робин, скорее всего, сильно рассердится на то, что я лезу в ее жизнь, и ничего мне не ответит. Однако, вместо того чтобы осадить мое чрезмерное любопытство, она на мгновение задумывается, а потом вдруг сообщает:
– Это те девочки, которые решают, кто где сидит и кто с кем общается.
– Но ты не можешь позволять другим людям указывать, что тебе делать! – Эти слова сами собой слетают с моего языка прежде, чем я успеваю остановиться.
– Ох, мам… – восклицает Робин, закатывая глаза и отворачиваясь.
– Но я серьезно тебе говорю. Не может быть такого «Центрального комитета», который бы решал, с кем общаться и дружить, а с кем – нет. Такого просто не бывает. Нужно обязательно поговорить об этом с администрацией школы, – делаю я вывод.
Внезапно я совершенно четко начинаю себе представлять, что там происходит.
– Они что, запрещают другим девочкам разговаривать с тобой?
Мое дыхание учащается, я чувствую, как во мне закипает ярость, паническое состояние нарастает. Робин молчит. Она по-прежнему избегает встречаться со мной взглядом.
– Робин, посмотри на меня. Они запрещают другим девочкам разговаривать с тобой?
– Пожалуйста, обещай, что не пойдешь в школу.
Ее тон настолько умоляющий, что я сдаюсь. Дальше мы молчим всю дорогу, ничего не обсуждая, и так подходим к самому зданию школы. Робин уходит внутрь, не оглядываясь и даже не попрощавшись.
Я стою возле школы, хлопая глазами, не зная, что и делать. В
