Готтленд - Мариуш Щигел

Еще год назад парижские критики писали: «Марта, Гелена и Вашек — это социализм с человеческим лицом». (Их хвалила Жозефина Бейкер.) К сожалению, двадцативосьмилетняя певица разозлила систему.

Когда советские танки въехали на улицы Праги, Кубишову как раз попросили записать последнюю песню к телесериалу «Песнь для Рудольфа III». Эго была сказка про королевство, где после смерти короля царит хаос, но туда прибывает рыцарь, который выгоняет предателей и женится на принцессе. Принцесса низким голосом Марты Кубишовой поет:

Пусть мир воцарится на этой земле,А зависти, злости, распрям, вражде и страхуНе останется места…

Сказку показали по телевидению дважды. Песня на слова Петра Рады стала гимном. Радио, которое еще находилось в руках команды «Пражской весны», транслировало ее под названием «Молитва для Марты». Люди начали петь эту песню на улицах, прямо посреди советских танков.

— До сих пор, — рассказывает писательница Ленка Прохазкова, — некоторые, услышав «Молитву», плачут. Например, я.

Новый директор Радиокомитета распорядился передавать только одну песню Кубишовой в день. Нужно было ослабить ее позиции в приближающемся плебисците на звание «Золотого соловья».

Она уже получила его год назад, в 1968-м. «Золотой соловей» был самой высокой наградой, которую певцу мог дать народ. Из мужчин ее всегда получает тенор Карел Готт.

После подсчета голосов оказалось, что «Золотого соловья-69» в категории вокалисток, несмотря на попытки подорвать ее позиции, все равно выиграла Марта.

Тогда организаторов конкурса посетил бывший сталинский прокурор, а теперь начальник управления цензуры Эдвард Швах и проинструктировал их, как впредь должен выглядеть плебисцит. Нужно объединить мужскую и женскую категории — тогда у Готта будет абсолютное преимущество. А если даже при таком раскладе Кубишова получит слишком много голосов, необходимо будет уничтожить почтовые карточки с отданными за нее голосами и удвоить количество голосов за певицу Пиларову.

Категории объединили, количество голосов удвоили. Готт был первым, Марта заняла седьмое место.

«Соловьев» всегда вручали торжественно. По телевидению выступала первая десятка исполнителей.

Цензор не успокоился: Кубишовой награду вручить в оргкомитете, а на концерте выступят исполнители, занявшие первые шесть мест.

«Горячих кошечек» разослали по концертным бюро, редакциям газет, радио и телевидения. По словам Нецкаржа, их отправили еще и тем, кого подозревали в антисоциалистических настроениях. Когда директор провинциального дома культуры получил конверт без указания отправителя с фотографией обнаженной Кубишовой внутри, то сразу почувствовал: соответствующие службы не дремлют. Он тоже под подозрением, и его предупреждают: будешь плохо себя вести, мы и тебе можем свинью подложить.

Марта исчезла.

За двадцать лет по радио и телевидению не передали ни одной песни в ее исполнении. Кубишова искала хоть какую-нибудь работу, но спецслужбы позаботились о том, чтобы она не могла найти ничего.

Они с мужем уехали в деревню, где у мужа был дом, доставшийся ему в наследство от родственников. Деревня эта называется Слапы.

Слово «Слапы» стало запретным.

Журналист Иржи Черный взял интервью для журнала «Мелодия» у джазовой вокалистки Евы Ольмеровой, которая среди прочего упомянула, что недавно гостила у знакомых в Слапах. Главный редактор «Мелодии» лично изменил словосочетание «в Слапах» на «недалеко от Штеговице». «Ради бога, — говорил он, — будьте бдительны, надо следить, чтобы никто ни до чего не докопался. Штеговице — соседний поселок, а мы сможем спать спокойно».

В Прагу Марта ездила на судебные заседания — она подала жалобу на директора Прагоконцерта за клевету. Суд признал: действительно, нельзя сказать с уверенностью, что на снимках именно Кубишова. «Не хочет ли истица сфотографироваться в идентичных позах? Для сравнения снимков и проведения экспертизы». Ее муж считал, что они только и ждут этих фотографий, чтобы иметь подлинное доказательство: да, она принимала участие в порносессии. Кубишова отказалась. Суд принес официальные извинения, директор выразил свои сожаления, и дело было закрыто. Кубишова с мужем поняли, что у них совсем не осталось денег. «Боже, прошло всего несколько недель, а нам нечего было есть», — говорит Марта.

Муж, кинорежиссер Ян Немец, пытался найти в Слапах работу. Ему предложили место тракториста, Марте — на птицефабрике.

Как известно, не сразу после вступления войск страна превратилась в гетто.

Униженный русскими первый секретарь ЦК Дубчек ушел со своего поста лишь весной 1969 года, и, пока его не сменил Густав Гусак, пока люди Гусака, навязанные Москвой, не раздавили безжалостно все то, что было не ими придумано, продолжался некий переходный период. Около года многое еще было позволено.

После вторжения Марта получила «Золотого соловья-68». Записала для радио «Тайга-блюз’69» — трогательную песню о «нежной тайге» в честь восьми сотрудников Московского университета, которые 25 августа 1968 года протестовали на Красной площади против ввода войск в Чехословакию. Шестерых из них на четыре года приговорили к различным срокам лагерей, двоих заключили в психбольницы[30].

Через полгода после вступления братской армии Кубишова выпустила сольную пластинку. Двумя месяцами позже в пражском театре «Рококо» состоялся первый концерт «Golden Kids». В 69-м Марта еще успела победить на музыкальном фестивале в Югославии.

Когда в конце 1969 года началась «нормализация», поэт и певец-эмигрант Карел Крыл так оценил ситуацию: «Товарищи Гусак и Биляк вынесли смертный приговор чешской культуре и сделали из нее гуляш». Даже оккупанта не понадобилось. «А в морду мы получали от густапо», — говорил Крыл. «Густапо» — изобретенное им знаменитое слово, обыгрывающее фамилию Гусак.

Из-за Гусака поменяли даже название театра в Брно. Из «Гуся на веревочке» он превратился в «Театр на веревочке».

Марта начала получать анонимки: «Пани Кубишова, вы поете непристойные песни, которые развращают слушателей».

Она пела по-чешски песни Боба Дилана и Ареты Франклин.

«Западная индустрия развлечений поддерживает ревизионистские настроения в Чехословакии. Враг может системагически усиливать идеологическую диверсию именно посредством хитов. При помощи западных шлягеров склонять молодежь к аполитичности, чтобы затем ее деморализовать, тем самым превращая в сброд, который впоследствии выступит против социалистической власти», — анализировала роль Марты Кубишовой гэдээровская «Neues Deutschland».

От неприятностей люди чаще всего убегают в будущее. На дороге времени они проводят воображаемую черту, за которой их нынешние заботы перестают существовать. Тереза, жена хирурга Томаша, героиня «Невыносимой легкости бытия» Кундеры, не рисовала себе никакой такой черты. Ее могли утешить только воспоминания из прошлого.

— Мне было совсем плохо, — вспоминает Марта, — меня не утешало ничего: ни будущее, ни прошлое.

Абсолютно ничего.

Она забеременела. Из-за того, что перенервничала в суде, на восьмом месяце у нее произошел выкидыш. Врачи вытащили ее из клинической смерти. «Вашего ребенка убил стресс», — сказали ей, когда она открыла глаза.

— «Что за ребенок? Какой стресс?» — подумала я. Помнила я только одно: за окном стоит кока-кола, и мне хочется ее выпить. Что-то стерло всю информацию в мозгу. Потом, когда меня спрашивали о прошлом, я уклонялась от ответа, потому что ничего не помнила, и создавалось впечатление, что я чего-то не договариваю. Рана постепенно затягивалась, но до сих пор мне все нужно повторять два раза, иначе не запоминаю. Все, кроме текстов песен.

Кубишова ездила в Прагу. Бродила бесцельно по городу. «Если ходить, быстро, мысли не так одолевают», — поясняет она. В это же время в Праге на трамвае номер семнадцать ездил по кругу Богумил Грабал. После допросов в Управлении госбезопасности он старался поменьше сидеть дома, чтобы его вновь не застали. В трамвае он обдумывал план самоубийства.

Она блуждала по Праге с предчувствием: «Что-нибудь на меня упадет, какой-нибудь балкон, карниз или хотя бы цветочный горшок. Недавно обломившийся карниз убил женщину».

— «В Праге много старых домов, — думала я. — Балконы должны иногда падать». Но счастье все время обходило меня стороной».[31]

Зато судьба не забывала о Гелене.

Она победила на фестивалях в Сплите, Братиславе, Стамбуле, Кнокке и Бухаресте. Кульминацией стал Гран-при на фестивале в Сопоте в 1977 году за песню «Расписной кувшин». Песню написал Индржих Брабец, автор «Молитвы для Марты».

3 ноября 1994 года историк Тимоти Гартон Эш сидел в концертном зале дворца «Люцерна» в Праге. Впоследствии он писал: «Сегодня звезды вечера — Golden Kids, поп-группа шестидесятых, которая не выступала в полном составе почти двадцать пять лет. Когда они поют “Сьюзен”, в зале царит гробовая тишина — напряженная, горькая. В этот вечер на сцене не просто поют, там разыгрывается нечто большее — история Марты и Гелены. Марта Кубишова вернулась на эстраду во время “бархатной революции” — ее встретили с восторгом и грустью. Она взволнованно прошептала в микрофон слова Дилана: “Времена меняются”. The Times They Are а-Changin».