Стихотворения (1942–1969) - Юлия Друнина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1964
ДЕСЯТИКЛАССНИЦЕ
О, как мы были счастливы, когда,Себе обманом приписав года,На фронт шагалиВ ротах маршевых!А много лиОсталось нас в живых?..Десятиклассница годов шестидесятых,На острых «шпильках»,С клипсами в ушах,Ты видишь ли раздолбанный большак,Ты слышишь, как охрипшие комбатыУстало повторяют:— Шире шаг! —Ты слышишь ли пудовые шаги?..Все медленней ступают сапоги.Как тяжело в нихДетским ножкам тонким,Как тяжело в нихФронтовым девчонкам!
ДесятиклассницаНа «шпильках» острых,Ты знаешь, сколько весят сапоги?Ты слышишь наши грубые шаги?..
Почаще вспоминайО старших сестрах!
1964
БАБЫ
Мне претитПресловутая «женская слабость»Мы не дамы,Мы русские бабы с тобой.Мне обидным не кажетсяСлово грубое «бабы» —В нем — народная мудрость,В нем — щемящая боль.
Как придет похороннаяНа мужикаИз окопных земель,Из военного штаба,Став белейСвоего головного платка,На порожек опустится баба.
А на зорьке впряжется,Не мешкая, в плугИ потянет по-прежнему лямки.Что поделаешь?Десять соломинок-рукКаждый деньПросят хлеба у мамки…
Эта смирная бабаДвужильна, как Русь.Знаю, вынесет все,За нее не боюсь.Надо — вспашет полмира,Надо — выдюжит бой.
Я горжусь, что и мыТоже бабы с тобой!
1964
РАЗГОВОР С СЫНОМ ФРОНТОВИКА
Сергею Сергеевичу Смирнову
Надевает Девятого мая соседНа парадный пиджакОрдена и медали.(Я-то знаю —Солдатам их зря не давали!)И шутливо ему козыряю:— Привет! —Он шагает,Медалями гордо звеня,А за ним —Батальоном идет ребятня.В нашем тихом двореВдруг запахло войной.Как волнует романтика боя ребят!Лишь один в стороне —Невеселый, смурной.— Что с тобой, Алексей?Может, зубы болят? —Он бормочет в ответ:— Ничего не болит! —И, потупясь, уходит домой.Почему?Понимаю,У парня отец — инвалид,И не слишком в войнуПодфартило ему,Нет регалийНа скромном его пиджаке,Лишь чернеет перчаткаНа левой руке…Сын солдата,Не прячь ты, пожалуйста, глаз,И отцаПредставляли к наградам не раз.Я-то знаю,Как это бывало тогда:На ВостокШли его наградные листы,А солдат шел на Запад,Он брал города —У солдатаОбязанности просты…Зацепило — санбат,Посильней — лазарет,В часть приходит медаль,А хозяина нет,А хозяин в бреду,А хозяин в аду,И притомУ начальников не на виду.Отлежится солдатИ, как водится, — в часть,Но в свой полкРядовому уже не попасть.Гимнастерка пуста.Ну и что? Не беда!И без всяких наградОн берет города!И опять медсанбатыИ круговоротКорпусов и полков,Батальонов и рот.Что поделаешь?Это, Алеша, — война…Где-то бродят ещеДо сих пор ордена,Бродят, ищут хозяевУже двадцать лет, —Нападут они, может,На правильный след?
Ну, а ежели нет,И тогда не беда:Разве ради наградБрали мы города?
1964
«Тем из нас, кому уже за тридцать…»
Тем из нас, кому уже за тридцать,Чьи сердца опалены войной,Так же трудно с новью примириться,Как свекрови с молодой женой.Раздражают узенькие брючки,Обижают в маникюре ручки.«Мол, и мы ведь были молодыми,Только юность шла в шинели волглой.Мчалась в танке, задыхаясь в дыме,А не в папиной каталась „Волге“.Возвращаясь с фронта в институты,Были мы раздеты и разуты.Но богаты пройденными далямиДа еще солдатскими медалями.От отцовской далеки романтикиНынешние дочки да сынки.Ну на что способны эти франтики?Разве что порхать, как мотыльки…Им бы только твисты, рок-н-роллы,Не узнаешь нынче комсомола».
…Не ворчи, ровесник мой, а вспомни-каСтарого буденновского конника —Нашего соседа по квартиреНа Большой Молчановке, четыре.Нас пилил он: «Мы-де в ваши годы!Дармоеды! Труженики моды!Мол, и мы ведь были молодыми,Только юность в волглой шла шинели,На тачанке проносилась в дыме…А у вас, юнцов, какие цели?Вам бы только танго да фокстроты!»
…Сорок первый. Уходили роты.Уходили добровольцев взводы,Шли в обмотках «труженики моды».Сколько было нас, земляк?.. А сколькоНе ушло от пули и осколка?Сколько раз буденновский вояка,Чертыхаясь, с матерями плакалНад Олегами и над Олями,Над солдатскими их недолями!Сколько раз!.. Ровесник мой, припомни-каСорок первый и седого конника!
1964
ЗВЕЗДА МАНЕЖА
Наездника почтительные рукиНа ней, артистке,Вот уж скоро годНе стягивали бережно подпруги,Не украшали мундштуками рот.
Она в галантном не кружилась танце.Не мчалась по арене взад-назад.Когда манежной лошади шестнадцать,То это словно наши шестьдесят.
На пенсию тогда выходят люди.Но с лошадей другой, понятно, спрос.«Зря жрет овес, — решили в цирке, —СбудемМы эту старушенцию в обоз».
И вот она, почти совсем слепая,Впряглась, вздыхая, в рваную шлеюИ потащила, тяжело ступая,Телегу дребезжащую свою.
Шел серый дождь.Рассвет промозглый брезжил.В разбитые копыта лезла грязь.Над ней, балованной звездой манежа,Куражился возница, матерясь.
Ломовики, теперь ее коллеги,Взирали на циркачку свысока.…Дни дребезжат, как старые телеги,Кнут обжигает впалые бока.
И все же ночью в деннике убогом,Самой себе во мраке не видна,Присев на задние трясущиеся ноги,Пытается вальсировать она…
1964
«ХОРОШИЙ ПАРЕНЬ»
Среди смазливеньких стиляжек — пария(На танцах на такую не позаришься!).Она считается «хорошим парнем»,Не «кадром», не «чувихой», а товарищем.Ей поверяют мальчики секреты,И по плечу ее по-свойски хлопают.Все вкривь и вкось всегда на ней надето, —Смешны ей женские о тряпках хлопоты.Но присмотритесь пристальней, ребята!Она красоток лучше во сто раз!Какой смешной, забавный зайчик спрятанНа дне ее неподведенных глаз!И не твердите мне с усмешкой колкой,Что у нее ни капли вкуса нет.Все кажется она мне комсомолкойДвадцатых, трудных, романтичных лет.
1964
