Цепь измен - Тесс Стимсон

— Элла! Элла! Что с вами?

Она не двигается. Опускаюсь рядом с ней на корточки и осторожно поворачиваю ее голову. О Боже, сколько кровищи! Не могу понять, выбила она себе глаз — у меня в желудке все переворачивается — или же просто ударилась. Опять зову ее; она не отвечает. Не могу даже понять, дышит она или нет.

Тогда я открываю дверь в коридор и ору что есть мочи.

5

Элла

Я не боюсь летать на самолете. Я боюсь упасть и разбиться. «В аварийной ситуации женщины должны снять обувь на высоких каблуках». Только мужик способен выдумать такое правило. А если я в своих любимых туфлях от «Маноло»? Быть может, мне разрешат нести их в руках? Спускаются ведь другие женщины по аварийному трапу с детьми на руках, так почему бы не…

Неожиданный выброс адреналина от испуга едва не выкидывает меня из кресла.

Я глубоко вдыхаю и сосредоточиваю взгляд на стюарде — он демонстрирует, как застегивается спасательный жилет. Ну конечно, я расстроена. У меня только что умер муж. Даже неисправимому оптимисту было бы нелегко в подобных обстоятельствах найти повод для веселья.

Самолет отъезжает от рукава: точка необратимости. Меня омывает волна горячего пота. Протягиваю руку и начинаю крутить клапан вентилятора; впрочем, толку от него никакого.

— Мисс? — Стюард похлопывает меня по плечу. — Извините, на время взлета я должен убрать это в багажный отсек над головой.

— Все в порядке, я буду ее держать.

— Извините, мисс. Боюсь, нам придется…

— Я не мисс, а миссис.

— Простите?

— Не мисс, а миссис.

— Да, мэм. Не могли бы вы теперь отдать…

У меня внутри все напрягается. В желудке скручивается узел тошноты и страха. Сосед слева раздраженно ерзает в кресле — в нем килограммов тридцать лишнего веса, и его бычий окорок не позволяет подлокотнику опуститься. Его жировые складки растекаются ко мне на сиденье, вторгаются в мое личное пространство. Я в ловушке, зажата со всех сторон. Это нечестно: держу пари, с него-то не взяли двести сорок фунтов за перевес! Я не виновата, что никак не могла определиться с вещами. Сегодня утром я прорыдала двадцать минут на полу у шкафа с одеждой, не в состоянии выбрать между темно-серыми и черными брюками, — и в итоге решила, что проще прихватить и те и другие.

Накатывает еще одна волна адреналина. Миллионы иголок впиваются в руки. Мне, в самом деле, страшно. О Господи, неужели у меня сердечный приступ? Неужели именно это ощутил Джексон?

Стюард склоняется надо мной.

— Я действительно должен взять ее у вас.

— Нет! Я буду держать.

— Боюсь, я не могу вам разрешить, мисс.

— Миссис! — выкрикиваю я. — Миссис Гарретт! Миссис!

Стюард нервно пятится прочь по проходу. Не могу дышать.

Пытаюсь справиться с ремнем безопасности. Не могу дышать. Я должна выбраться отсюда, мне нужно выйти из самолета…

Чья-то спокойная, твердая ладонь протягивается через проход и накрывает мою.

— Все будет в порядке, — успокаивает женский голос. — У вас просто гипервентиляция легких. Дышите медленно. Вдох через нос, выдох через рот. Медленно. Вдох через нос, выдох через рот. Вдох через нос. Выдох через рот…

Гипервентиляция. Да. Я знаю, что это такое. Перед глазами проплывает страница из учебника по медицине: «Гипервентиляция легких (или гиперпноэ) — состояние аномально учащенного или глубокого дыхания, приводящее к уменьшению содержания углекислого газа в крови ниже нормы…»

Постепенно ощущение удушливости отступает. Некоторое время не могу вымолвить ни слова.

— У вас был приступ паники, милая, — мягко говорит женщина. — Со мной они часто случались после смерти матери. Они очень пугают, но на самом деле вполне безвредны.

Я отдергиваю руку.

— У меня не бывает приступов паники.

— Иногда они возникают ни с того ни с сего, если у вас стресс или вы переволновались. Такое может случиться с каждым. Нечего их стыдиться.

— Наверное, все дело в высоте. Я уже чувствую себя отлично.

Незнакомка не стала настаивать на обратном, хотя мы едва оторвались от земли.

Возвращается стюард.

— Миссис Гарретт, — противно-подчеркнуто произносит он, — мы действительно не можем позволить вам подвергать опасности себя и окружающих. Пассажиры обязаны убирать вещи во время…

— Это мой муж, — объясняю я.

— Простите?

Я понадежнее обхватываю рукой деревянную коробку. Перед мысленным взором проносится солнечное воспоминание: Джексон сидит на корточках на краю красной грунтовой дороги где-то в Парагвае и, смеясь, торгуется с мальчуганом лет восьми. Он отлично знает: какую бы цену тому ни заплатили, громоздкая резная коробка и десятой доли стоить не будет. «И как же, ради всего святого, мы потащим ее домой?» — спросила я тогда. «Что-нибудь придумаем, — беззаботно ответил Джексон. — В этом своя прелесть».

— Здесь прах моего мужа, — объясняю я стюарду, испытывая легкое удовлетворение при виде его отпавшей челюсти. — И я везу его домой.

Брата Джексона я узнаю сразу, хотя мы никогда прежде не встречались: глаза голубизны карибских волн, широкий, с полными губами рот, квадратный подбородок. И все же Куперу не хватает того, что было у Джексона: красоты, которая больше, чем набор определенных черт.

У Купера жесткое, неприветливое выражение лица. Глубокие складки между бровей и возле уголков рта свидетельствуют о том, что выражение это скорее обычное, нежели обусловленное отношением ко мне. На мое «Здравствуйте, я Элла» он коротко, без улыбки, кивает и направляется к выходу из аэропорта, предоставляя мне самой толкать тележку с багажом. Рассерженно думаю, что Джексону достался весь семейный запас обаяния.

Выхожу вслед за Купером на автостоянку. Сердце замирает от ужаса, когда он подходит к видавшему виды двухдверному пикапу — «форду». Такое ощущение, что последний раз его пассажирами была парочка бегемотов.

Купер забирается на водительское сиденье, не удосужившись помочь мне поднять чемодан на замызганную платформу, но в конце концов, заметив мое затруднение, недовольно вылезает и затаскивает его сам.

— Спасибо, — выдыхаю я, глядя, как он перекидывает чемодан через откидной борт.

Не удостоив меня ответом, Купер возвращается и садится за руль. Вот они, знаменитые манеры южан. Невероятно, насколько Джексон отличается от своего брата.

То есть отличался. Отличался.

Вывернув на запруженное шоссе федерального значения, Купер открывает окно, и из-за потока воздуха, рвущегося внутрь, становится невозможно общаться. Волосы хлещут меня по лицу, забиваются в рот, лезут в глаза. Четыре ряда громадных американских автомобилей изрыгают серые клубы дыма, обгоняя нас с двух сторон; что действительно нравилось Джексону в Англии, не считая конфеток «Мальтезерс» и двухэтажных автобусов, так это наши крошечные, аккуратные машинки. Поеживаюсь от ветра, обдувающего мне плечи. Включаю автомобильную «печку»; Купер тут же протягивает руку и выключает ее. Неудивительно, что брат Джексона никогда не был женат, если он пытается приобретать друзей и производить на людей впечатление подобным образом.