Любовь без правил - Кэтрин Полански

— Ты так уверенно говоришь за всех? — спросил Доминик.

— Они такие же, как я.

— Словно ты знаешь всех агентов ЦРУ лично и они ходят к тебе на чай! А может, я просто не в курсе и это действительно так? — Он поддразнивал ее, уводя в сторону от разговора о смерти, неприятного для обычного, уверенного в себе человека. Тэсс милостиво поддалась на уловку.

— Нет, я почти никого не знаю. Мы все работаем обособленно, а многие — под глубоким прикрытием и в лицо их знают только непосредственные начальники. Есть также птицы высокого полета, чье прикрытие столь идеально, что их никто и никогда не видел и знает их лишь Майкл да его заместители. Вот это агенты высочайшего класса. Иногда случается крупная заварушка, а потом начинают ползти слухи: это дело Зорро, Робин Гуда, Льва или Василиска.

— Очень романтично звучит.

— О да. У всех этих ребят весьма романтичные прозвища. И дела, которые им достаются, не чета нашим.

— Крупнее, чем международные заговоры? — удивился Доминик.

Тэсс засмеялась.

— В конечном итоге мы имеем дело с террористической организацией и ее подстрекателями и вдохновителями, а также спонсорами, — объяснила она. — Это опасно, но довольно просто. Высококлассные же агенты работают там, где ситуация достаточно тонка: двинешься не в ту сторону — и спровоцируешь международный конфликт или, не дай бог, войну, локальную или, страшно подумать, мировую. В мире слишком много оружия, и излишнее бряцание им может плохо закончиться — баллистические ракеты стоят на боевом дежурстве без перерывов и выходных. Такие агенты, как Василиск или Зорро, в первую очередь дипломаты. Я же простой исполнитель. Мое дело найти убийцу Эррола и заодно, раз уж так получилось, выяснить, как Деррида дошел до такой жизни и чем можно его прижать. Я передам всю информацию в руки начальства, и с Дерридой поступят, руководствуясь недоступными мне соображениями и резонами. Но вряд ли будут плакать, если я его случайно убью.

— Все-таки у вас, агентов, странная логика.

— Мы просто мыслим другими категориями.

— Как гордо ты это произнесла! — улыбнулся Доминик.

— Я горжусь тем, что делаю. А ты? Разве нет?

— Тобой? — он провел пальцем по подбородку Тэсс. — Начинаю гордиться.

Она снова засмеялась, чтобы скрыть тревогу.

— Собой, глупый! Тем, что делаешь в жизни ты сам!

— Временами. Но иногда моя работа ставит меня в тупик.

— О, ну это же интересно — находить выход из безвыходных ситуаций!

— Ты так считаешь? — хмыкнул Доминик и снова уткнулся в газету.

А Тэсс до конца полета просидела, уставившись в иллюминатор и напряженно размышляя.

Он начинает гордиться ею — это что, шутка? Или попытка выказать особое отношение? Тэсс не раз и не два замечала взгляды, которыми одаривал ее Доминик: весьма внимательные, оценивающие. Может, он размышляет, согласится ли она остаться его любовницей после окончания дела? Секс у них был феерический. Испытывает ли Доминик хоть подобие симпатии к ней или она ему просто интересна, удобна, не скучна? Его руки заставляют ее забывать обо всем на свете, прикосновение его губ — закрывать глаза и погружаться в пучину грез, а ведь раньше она никогда себе такого не позволяла. А вот теперь позволила и не знала, к чему это приведет.

Она не хотела думать о Доминике Ригдейле, и все же мысли о нем занимали теперь каждую свободную минуту и часть несвободных.

В Рабате, столице Марокко, было гораздо теплее, чем в Манаме. Тэсс почувствовала это сразу, едва выйдя из самолета. Теплый сухой ветер овевал лицо, и ей захотелось на миг стать такой женщиной, какую она изображала сейчас: беззаботной, не обремененной долгом, не задумывающейся о том, как прожить сегодняшний день. Порхать с цветка на цветок, идти под руку с представительным мужчиной, на которого косятся другие женщины, и гордо вскидывать голову: он — мой! Быть не слишком сообразительной, но хорошенькой, покупать разноцветные блузки с декольте и открытой спиной и мечтать о пентхаусе в хорошем районе. Что может быть проще?

— Мне иногда не хочется выходить из образа, — пожаловалась Тэсс Доминику, когда они, взяв напрокат машину среднего класса, катили по улицам Рабата. Вел он, и Тэсс сидела, высунув ладонь в окно и ловя ветер.

— Устаешь быть собой?

— Временами. В таких случаях Эррол отправлял меня отдыхать.

— Может быть, нам и сейчас удастся. Ты сама сказала, что сборище у Дерриды только завтра вечером.

— Боюсь, у нас хватит другой работы, — вздохнула Тэсс.

Они поселились в неприметном маленьком отеле на окраине города, сняв номер на двоих. В окно лезла колючими листьями толстая пальма, шумело море, во дворе высокими голосами разговаривали служащие-арабы. Кажется, речь шла о том, кому мести двор: Тэсс не очень хорошо понимала местный диалект.

Пока Доминик тестировал душ, она разобрала вещи, переоделась в легкомысленную футболку и широкую белую юбку и раскинулась на кровати, отличавшейся изрядной скрипучестью. Покачиваясь на пружинном матрасе и рассматривая люстру на потолке, Тэсс продолжала думать о жизни, для нее недоступной и непонятной. Да, она могла бы превратиться в обычную женщину, не рисковать жизнью каждый день, не ходить по краю пропасти и не играть в игры без правил; но уже на третий день ей стало бы скучно. Она не для этого рождена, не для этого воспитана. Если она может сделать так, чтобы кто-то не убивал детей и их матерей, она сделает. Каждый раз, когда преступник нес заслуженное наказание, Тэсс вспоминала отца. Его налитое яростью лицо, глаза со страшными красными прожилками, трясущиеся громадные руки. Этот человек убил ее мать. Тэсс знала, что Эррол добился, чтобы отца посадили, хотя ей самой не пришлось давать показаний в суде. Отец умер в тюрьме несколько лет назад, и с тех пор Тэсс была окончательно свободна. Свободна выбирать, кто она. И она ни разу не пожалела о выборе.

А Доминик… Несмотря на все его миллионы, он обычный человек. Для него происходящее игрушки, и даже смерть Адама он не воспринял всерьез. Как будто все это голливудский боевик, а не реальная жизнь, где происходят подобные вещи. Потом он вернется в свой роскошный дом и когда-нибудь, когда его волосы станут полностью седыми от старости, а не как дань имиджу, станет рассказывать внукам, как обезвреживал террористов. Разумеется, не грех будет слегка преувеличить свою роль и местами приукрасить историю. Она все равно будет сдана в архив и изрядно зарастет пылью и паутиной.

А она, Тэсс, где будет тогда? Если, конечно, останется жива в бесчисленных перипетиях, которые ей еще предстоят. Она представила квартиру, которая досталась ей от Эррола, лет через пятьдесят. Вот она, сухая старушка, сидит у окна и перебирает в памяти воспоминания. Никто не стучит в дверь, никто не приходит с визитом — на службе в ЦРУ друзей нет. Спускается палевый вечер, и сумерки заполоняют комнату. Фигурка у окна не двигается. Зачем она живет? Зачем ей жить?