Все рушится - Чинуа Ачебе

но он еще и стал отражаться от склонов со всех сторон. Здесь и впрямь было святилище великого бога. Эквефи осторожно и тихо пробиралась вперед. Она уже начинала сомневаться, что поступила разумно, придя сюда. С Эзинмой ничего не случится, думала она. А если случится, сможет ли она этому помешать? Она не посмеет войти в подземную пещеру. Значит, она пришла сюда совершенно напрасно.

Занятая этими мыслями, она не заметила, как близко они подошли ко входу в пещеру. Поэтому, когда жрица с Эзинмой на спине исчезли в зеве пещеры, маленьком настолько, что туда и курице было бы трудно пролезть, Эквефи бросилась за ними бегом, как будто хотела их остановить. Глядя на темное круглое отверстие, проглотившее их, она, не сдерживая градом катившихся слез, поклялась себе: если услышит, что Эзинма плачет, она ворвется в пещеру, чтобы защитить ее от всех богов, какие только существуют на свете. Она умрет вместе с ней.

Дав себе такую клятву, она села на каменный уступ и стала ждать. Все ее страхи улетучились. Она слышала голос жрицы; металл ушел из него, поглощенный обширной пустотой пещеры. Опустив голову на колени, она продолжала ждать.

Эквефи не знала, как долго она прождала там, должно быть, очень долго. Она сидела спиной к тропе, которая вела к холмам. Услышав какой-то шорох позади, резко обернулась. На тропинке стоял мужчина с мачете в руке. Эквефи испуганно вскрикнула и вскочила на ноги.

– Не дури, – послышался голос Оконкво. – А я уж думал, ты и в святилище вошла вместе с Чиело, – насмешливо произнес он.

Эквефи ничего не ответила. Ее глаза наполнились слезами благодарности. Она поняла, что теперь ее дочь в безопасности.

– Иди домой, поспи, – сказал Оконкво. – А я тут подожду.

– Нет, я останусь с тобой. Уже светает. Первые петухи пропели.

Стоя рядом с мужем, Эквефи мысленно перенеслась в дни их молодости. Она вышла тогда замуж за Анене, потому что Оконкво был слишком беден, чтобы жениться. Через два года, не в силах больше терпеть, она сбежала к Оконкво. Это случилось рано утром. Еще светила на небе Луна. Эквефи шла к реке за водой, ее путь пролегал мимо дома Оконкво. Она подошла и постучала, он вышел. Даже в те времена он не был разговорчив – просто отнес ее в дом, положил на постель и в темноте стал нащупывать заткнутый за пояс край полотнища, обмотанного вокруг бедер.

Глава двенадцатая

На следующее утро вся округа была охвачена праздничным настроением, потому что друг Оконкво Обиерика праздновал ури своей дочери. Это был день, когда жених (уже выплативший бóльшую часть выкупа) приносил пальмовое вино не только родителям и ближайшим родственникам невесты, но угощал всю умунну – многочисленный широкий круг ее родни. Приглашены были все – мужчины, женщины и дети. Но по сути церемония носила женский характер, и ее главными персонажами были невеста и ее мать.

Как только рассвело, женщины и дети, наскоро позавтракав, начали собираться в усадьбе Обиерики, чтобы помочь матери невесты в ее трудных, но радостных заботах о приготовлении угощения для всей деревни.

Семейство Оконкво, как и все соседские семьи, пребывало в приподнятом духе. Мать Нвойе и младшая жена Оконкво были готовы отправиться на двор к Обиерике вместе со всеми своими детьми. Мать Нвойе несла корзину кокоямса и пирог из соленой и копченой рыбы – подарки жене Обиерики. Младшая жена Оконкво Оджиуго тоже приготовила корзину бананов и кокоямса, а также маленький кувшинчик пальмового масла. Дети несли кувшины с водой.

Эквефи была усталой и сонной после изнурительных событий предыдущей ночи. Они совсем недавно вернулись домой. Жрица с Эзинмой, спящей у нее на спине, вылезла из святилища на животе, как змея. Она лишь мельком взглянула на Оконкво и Эквефи, не выказав никакого удивления тем, что они сидели у входа в пещеру. Глядя только вперед, она пошла обратно в деревню. Оконкво с женой следовали за ней на почтительном расстоянии. Они думали, что жрица пойдет в свой дом, но она направилась в усадьбу Оконкво, прошла через его оби в хижину Эквефи, а там – прямо в спальню, осторожно положила девочку на кровать и ушла, не сказав никому ни слова.

Эзинма еще спала, когда все остальные были уже на ногах, и Эквефи попросила мать Нвойе и Оджиуго объяснить жене Обиерики, что она запоздает. Она уже приготовила свою корзину кокоямса и рыбы, но должна подождать, пока проснется Эзинма.

– Тебе и самой надо поспать, – сказала мать Нвойе. – У тебя очень усталый вид.

Пока они разговаривали, из хижины появилась Эзинма, протирая глаза и потягиваясь всем своим худеньким тельцем. Увидев детей с кувшинами, она вспомнила, что они должны идти за водой для жены Обиерики, сбегала обратно в хижину и вынесла свой кувшин.

– Ты выспалась? – спросила ее мать.

– Да, – ответила она. – Пошли.

– Только после завтрака, – сказала Эквефи и отправилась в дом разогревать овощной суп, который сварила накануне вечером.

– Ну, мы пошли, – сказала мать Нвойе. – Я скажу жене Обиерики, что ты придешь позже. – И все отправились помогать жене Обиерики – мать Нвойе со своими четырьмя детьми и Оджиуго со своими двумя.

Когда они проходили через оби Оконкво, он спросил:

– А кто будет готовить мне дневную еду?

– Я вернусь и приготовлю, – сказала Оджиуго.

Оконкво тоже чувствовал себя усталым и сонным, потому что, хотя никто этого не знал, он не спал всю предыдущую ночь: очень волновался, но не показывал этого. Когда Эквефи побежала за жрицей, он выдержал паузу, которую считал разумной и подобающей мужчине, после чего взял мачете и пошел к святилищу, где ожидал их найти. И только придя туда, сообразил, что жрица могла решить сначала обойти вокруг всех деревень. Он вернулся домой и стал ждать. Когда прошло достаточно, с его точки зрения, времени, снова вернулся к святилищу. Но окрестные холмы и пещеры хранили гробовое молчание. Только в четвертый свой приход он нашел Эквефи, и к тому времени уже разволновался не на шутку.

Двор Обиерики кишел людьми, как муравейник – муравьями. На каждом свободном клочке земли были сооружены временные очаги для приготовления еды: складывались треугольником высушенные на солнце брикеты из глины, и между ними разводился огонь. На установленных над ними треногах постоянно сменялись котлы, в сотне деревянных ступ толкли ямс для фуфу. Одни женщины варили ямс и маниок, другие – овощной суп. Молодые мужчины толкли ямс для фуфу или кололи дрова. Дети без конца сновали к реке и обратно, таская воду.

Трое молодых людей помогали Обиерике забить двух коз для похлебки. Это были очень жирные козы, но самая жирная была привязана к столбику у стены, окружавшей