Путь Базилио - Михаил Харитонов

Зуля и Маша Герцен, чинная старобрачная пара, решились в кои-то веки тряхнуть стариной. Сейчас они сёрбают из корытец коктейли пряные на именинах у Сары Барабу. Разумеется, там же отжигают и Псюша, и Склизка, и прочие высокопородные бездельницы и шалавы. Фу такими быть! Ну их, фиф.

Педобир Онуфрий Невротик уже третий час кряду стоит на коленях перед иконой Дочки-Матери С Сосочками и возносит ей Вселенскую Мантру из Круга Песнопений Гоги «бя, бя, бя, Боби-Боба». Эту святейшую из мантр полагается читать до полного просветления в вышних — то есть до рассвета. Ты желаешь присоединиться к нему, мой читатель? Если да — благослови тя Дочь, если нет — за мной!

Старуха Фанни Капительман сварливо переругивается с начальницей похоронной команды. Скоропостижно скончался её единственный челядин, Зюзявочка — подхватил какой-то грибок и сгнил в два дня. Похоронщицы настаивают на кремации (из-за грибка), а это стоит пять соверенов. Старуха Капительман трохи думает за это, шо таких денег не бывает, штоб ви все сдохли себе на здоровьичко.

Крокодил Геннадий, охранник при вольерах для эволюционирующих в корпусе Е Института Трансгенных Исследований, может показаться кому-нибудь спящим на посту. Именно эту ошибку — воистину роковую! — собирается совершить юный, зелёный попугайчик, намеревающийся прошмыгнуть мимо мирно посапывающего стража порядка. Попугайчик рассчитывает навестить зайчиху-эволюэ, которая вчера давала ему весьма недвусмысленные авансы. Он многого не знает, этот пылкий юноша — в частности, того, что заинька никогда не любила его: сердце её давно уж отдано холодному, загадочному крокодилу. Убедиться в этом юноше, увы, не суждено.

Сова Миневра, заместительница начальника ЛПИ — она лишь единожды мелькнула в нашем повествовании, но всё ж была тебе представлена, читатель! — никак не может заставить себя поесть полезный для фигуры салат из редьки с авокадо. Вместо этого ей мучительно хочется свежей мышатины. Что ж, бывает.

Суслик Кокочка ругается с метранпажем по поводу кривого цветоделения, из-за которого обложка очередного номера GQ ушла в хлорную желтизну. Метранпаж отругивается, валит всё на качество краски, и прозрачно намекает, что Кокочка вообще-то бизнес-редактор и что за вмешательство в чужую сферу компетенции вполне можно отхватить по кумкватам. Метранпаж — осёл по основе, так что угроза реальна. Но нам-то Кокочку не жалко, ибо кто мы ему и кто он нам? Правильно — никто! Тьфу на него и на кумкваты его! Вперёд!

Лев Строфокамилович Тененбойм, администратор и педагог, ворочается на своём ложе, не могя уснуть. Его попеременно снедают надежды и страхи. Директор Аузбухентцентрума Бонч Леопадлович Бруевич в последнем разговоре вполне определённо намекнул, что открытие филиала школы — дело практически решённое. Тенненбойм понимает, что изводит себя понапрасну, да ничего не может поделать со своим неуёмным воображением: то он парит в облаках, видя себя в вожделенном кресле директора филиала, то падает в бездны отчаяния, представляя в нём какого-нибудь выскочку, коварно подольстившегося к Бруевичу. Сейчас он подозревает в чёрном интриганстве даже невиннейшего методиста Гепу Сникерса — который как раз в этот момент пьёт горькую с баранчиком Бяшей.

С большей пользою проводит свой досуг другой педагог, Огюст Эмильевич Викторианский. Вежливый Лось совершает ночной обход мужских палат. Он любит проверять знания учеников, будя их ночью и задавая вопросы на сообразительность. Он уже уличил двух смазливых мальчугашек в незнании басни «Ургант и Виторган»[100]. Один крысёнок даже осмелился спросонок ляпнуть, что такая басня отсутствует в школьной программе — за что заработал дополнительное наказание за спор с преподавателем. Душа Огюста Эмильевича тихо ликует в предвкушении того, как изысканно он завтра вобьёт крысёнышу ума с заднего крыльца.

Занята и крыса Шушара, недавно принятая в гимназию на должность младшего экзекутора. Она запаривает в солёном кипятке розги для юной газели, неусердной в тригонометрии. С этой девочкой приходится работать вручную, так как от электричества та сразу хлопается в обморок. Никаких сладких волнений крыса при этом не испытывает — порка её не возбуждает, а отгрызать ученикам части тела запрещено школьными правилами.

Тораборский Король пребывал в своём кабинете — то есть в том самом месте, которого мы с тобою, милый мой читатель, никогда не увидим, а это жаль, ибо там много любопытного, особенно в дальнем углу чуть правее герани[101]. Но Король пребывает именно там, сидит в любимом sella curulis[102] и перечитывает конспект последнего сна, в котором его посещал Неуловимый Джо. Который тем временем находится там, где ему быть надлежит, и делает то, что ему делать и следует — но не спит.

Полковник Барсуков уж и подавно не спит, а занимается чем-то настолько важным и секретным, что автор сафа-ах» тмаль ув» ажуха.

Ныне благополучно властвующая Верховная Обаятельница Вондерленда, Их Грациозность Мимими Вторая Софт-Пауэр, пребывает в личных апартаментах. Но не дрыхнет по-лошажьи, а читает рукопись нового романа Папилломы Пржевальской. Лучше прочувствовать все извивы прихотливого сюжета помогает ей самка тапира — её упругий хобот пришёлся Их Грациозности по душе и по размеру. В связи с чем капибара Анфиска получила отставку.

Единственная дочь Верховной, певичка Львика, тоже бдит над книгой — но, правду сказать, без всякого удовольствия. Она с бесконечной тоскою взирает на пухлый том труда В.С. Лисина и К.Э. Яновского «Институциональные ограничения экономического роста»[103], прихотливою волею судеб оказавшейся в Сундуке Мертвеца и переизданной с комментариями в Понивилле в 280 году. Молли Драпеза, взявшаяся за львикино образование, наказала ей изучить раздел «Типы взаимодействия реальных и финансовых факторов», с особенным вниманием к зисмановским типам институциональных конфигураций финансовых систем, и определить самостоятельно, к какому именно типу относится экономика Эквестрии. Львике вся эта премудрость не лезет в голову: она только-только открыла для себя стихи Бориса Рыжего. И насрать ей с полуподвыпердом на все эти рынки капитала, ибо в сердце Львики — чёрная музыка, безударные «о» и прочие слёзы на цветах.

А вышеупомянутая Молли, кстати, тоже не спит! Как и Мирра Ловицкая, волею Их Грациозности переживающая с Драпезой что-то вроде нового медового месяца. Чем же эти почтенные дамы заняты в сей поздний час? Пожалуй, не наше это дело. Пусть себе занимаются чем хотят, они взрослые пони и как-нибудь сами разберутся.