Путь Базилио - Михаил Харитонов

А вышеупомянутая Молли, кстати, тоже не спит! Как и Мирра Ловицкая, волею Их Грациозности переживающая с Драпезой что-то вроде нового медового месяца. Чем же эти почтенные дамы заняты в сей поздний час? Пожалуй, не наше это дело. Пусть себе занимаются чем хотят, они взрослые пони и как-нибудь сами разберутся.

Крот Карл Римус и жирафчик Мариус играют в нарды. Мариус проигрывает. В таких случаях у него обычно разыгрывается геморрой, и этот случай — не исключение.

Выдра Лёля, с виду доступная, хотела бы плавать в хрустальном бассейне вместе с каким-нибудь нежным бобром или властным тюленем. Ах! всё это лишь девичьи мечты. Вместо этого она хлопочет на кухне: готовит майонез-провансаль. Сейчас она работает венчиком, осторожно вливая оливковое масло. О, как ей не хватает самого обыкновенного блендера! Зато у неё под рукой огромный лимон, сок которого она непременно добавит в соус, дабы осветлить его как должно.

Кухмистерствует и обезьян Боба Сусыч, ресторатор. У него завтра банкет, на котором ожидается присутствие ну очень уважаемых випов из бибердорфской ратуши. Не доверяя обленившимся поварам, Боба лично маринует сталкера Валеру, которого ему продали на мясо позавчера утром. Он приготовил смесь из соевого соуса, кунжутного масла, красного лука, имбиря и табачного уксуса, с капелькой ватрушечного мёда. А сейчас он размышляет, добавлять ли в маринад молочко винной тли и уместен ли будет белый перец. Не так-то просто принять подобное решение, учитывая жиловатость сталкера — и, с другой стороны, желательность сохранения естественного аромата Валеры. Не будем же мешать мастеру в его раздумьях; о нет, не будем.

Старый хомяк Африканыч, поднятый с постели в неурочный час диким лаем, кряхтя и немощно попёрдывая, отгоняет от старой калуши стаю приблудных кобелей.

Незаконный плод подобного соития, пёсик Напсибыпытретень, сидит возле здания таможни, поджав хвост, и воет на луну. Этому скверному, но затягивающему занятию научил его Пьеро, за что уже успел получить от Арлекина заслуженных плюх — и более того, веских пиздюлин. Бить самого Напси Арлекин считает утомительным. Пёсик, несмотря на слепоту, отличается невероятной увёртливостью.

Кстати — как-то мы не воспомянули о Папилломе Пржевальской, а зря. Популярная сочинительница занимается в манеже. Вчера её подружка сказала, что она косолапит, а Папиллома всегда гордилась своей походкой. Сейчас она делает восьмой круг, стараясь двигаться плавно, высоко держа круп и не засекая передних ног. Дышит она, чесгря, уже с трудом: сказывается возраст и малоподвижный образ жизни.

Мозгоклюйка фрау Зухель, законопослушная бибердорфка, в установленном законом порядке даёт показания по делу Попандопулоса. Допрашивают её с прошлого утра сменяющие друг друга следователи-покаянцы, с постоянным присутствием гиппокамповой сосальщицы. Всё это достаточно неприятно, но фрау Зухель осознаёт, что допрос производится согласно установленным порядкам и во имя пущего (или вящего?) торжества оных и таковых. К тому же никакой вины на ней нет, так что дело идёт к обычному штрафу и оплате работы следствия.

Даёт показания и мелкий цыпль, некогда выпущенный Буратиной и недавно обнаруженный в раздевалке при бассейне для водных. Дознаватели интересуются личностью, известной цыплю как «мама Кура» — то бишь лисою Алисой Зюсс. Ничегошеньки интересного они, конечно, от него не узнают, но работа есть работа.

Бекки Биркин-Клатч, несмотря на свою неоднозначную репутацию, занята делом хоть и не вовсе безгрешным, но вполне пристойным: примеряет новую шляпку с вуалеткой, подаренную Альбертиной Ловицкой. Наслаждается ли она? О да, мой читатель, о да! Что касается самой Альбертины, она любуется подругой и предвкушает своё наслажденье. Не безгрешное, нет. Но законное — и даже, можно сказать, заслуженное. Ибо жить с Бекки оказалось ох как непросто. Впрочем, об этом было нетрудно догадаться заранее, не так ли? Но любовь-то, как водится — зла.

О, кстати о козлах — не забудем и о них! Впрочем, он у нас один, и тот бывший. Так вот, бывший козёл и самец, а ныне дева-сухогубка Септимия Попандопулос тоже не спит. Она переваривает массивную сойку, которую привлекла извивами щупальца, принятого глупой птицей за червяка. Увы, в горловом мешке птицы лежали жёлуди. Септимия их, конечно, выплюнула. Но один случайно проскочил в желудок, а там и… а впрочем, может быть, пронесёт? Авось пронесёт — мы же не хотим нашей героине лишнего зла? Но может и не пронести. Имейте это в виду.

Герр Курцшнорхель, законопослушный бибердорфец и контролёр по основе, лежит под стёганым одеялом, поджав щусла. Но не отдаётся сну, о нет. Он совершает непростой выбор. Его зеленная лавчонка в глубоком минусе, но он относится к этому стоически, как и подобает законопослушному гражданину Бибердорфа, без лести преданному установленным порядкам. Вместо того, чтобы ныть, хуить и блять свою долюшку-долю, он занимается подсчётами. А именно — пытается понять, стоит ли брать кредит в РайффайзенБанке для выплаты налога на неэффективное хозяйствование, или лучше прикрыть лавочку, обратиться к властям за пособием на развитие малого бизнеса и открыть магазин курительных трубок. К последнему решению его склоняет фрау Курцшнорхель, все мозги ему проклевавшая рассуждениями о выгодности трубочного дела. Что он выберет, на что решится? А впрочем — и Мать с ним, да и с фрау его! За мной, читатель, за мной!

Доктору Карло Коллоди не до сна: он разбирается с древней аппаратурой. Лэсси Рерих кое-что ему объяснила, но, видать, наука запала некрепко. Во всяком случае, уверенно управлять рукой обчепроба у него пока не получается. Пальцы руки шевелятся неправильно, со своеволинкой: указательный дёргается, как бы подзывая поближе, а средний — похабно встаёт, как бы показывая фак. Доктор Коллоди нутром чует, что это фак и есть, без всяких там как бы — и показывается он именно ему. Но обосновать не может, и от этого злится ещё сильнее.

Чипполино — распутник этакий! — пьёт молодое вино в обществе рыси Роксаны Жумаевой. Он уже давно положил глаз на пушистую кисулю, но галантная победа замаячила, когда он научился выделять цис-транс-непеталактон и одорироваться им в её присутствии. С тех самых пор рысь к нему подобрела, а сегодня сама зашла на огонёк. Форсировать события Токси не собирается, о нет: он хочет дождаться стойкого привыкания. Пока что он подливает девушке кьянти, потихоньку повышая концентрацию кошкоприворотного зелья.

А в своей крохотной девичьей комнатке тихо плачет мышка Розочка — одна, совсем одна, без любви, без живительных паров толуола.

Молодая поняша Гермиона Ловицкая, умница и заучка — что с ней? Она полуночничает в «Кабинете»: лежит в Красном Зале у камина и уплетает очередное ведёрко любимых сухариков. Назавтра у неё разболится живот, но сейчас ей хорошо. Ну или, так скажем, неплохо. Хотя сердце её… а что такое, в сущности говоря, сердце? Дым, фантазия! Во всех отношениях сердцу стоит предпочесть желудок. Фру-Фру, похоже, склоняется именно к такой теории — а иначе зачем она заказала корытце тёмненького? Кстати, это уже второе. Дойдёт ли дело до третьего? А сам-то как думаешь, впытчивый читатель? Ась? Вот то-то и оно-то!