Самоучитель литературного мастерства - Юлия Валерьевна Санникова

Все эти люди шли с песнями, по колено в грязи, из последних сил стремясь поскорей добраться до чудовищных нищенских берлог Лаймхауза; они изрыгали военные песни, отравляя воздух запахом карболки и своим голодным дыханием». Для справки: карболка пахнет гуашью.

В репортаже много разговоров, в том числе в виде косвенной речи. Предметом изображения литературы, как известно, является человек, поэтому чтó бы автор не описывал, о чем бы не рассказывал, все в конечном итоге сводится к человеку и отношениям людей. В репортаже люди не сообщают какую-то информацию, а лишь беседуют между собой. Автор слушает, задает вопросы, обрабатывает диалог, оставляя в нем то, что выявляет характерные приметы людей. Замечает, как они говорят и мыслят, их жесты, мимику, говорящие детали.

О детали, а вернее о приеме детализации в репортаже стоит сказать отдельно. Деталь – это мельчайшая художественная подробность. Кусочек пейзажа, черта портрета, вещь в интерьере, мысль, движение – все это детали. Деталь можно обнаружить, заострив на ней внимание: «Он зажег маленькую лампу увеличительного зеркала и придвинулся вплотную к нему, чтобы проверить состояние своего эпидермиса. Вокруг крыльев носа выступило несколько угрей» (Борис Виан).

Детали бывают внешние и внутренние, психологические. Внешняя деталь – это портрет и пейзаж, внутренняя – мысли и чувства человека. Внешняя деталь в одно мгновение может стать внутренней и наоборот. Такое взаимопроникновение позволяет описать человека или событие и одновременно показать его психологический, моральный, нравственный аспект. «Не разгибаясь, она смотрела мне в глаза взглядом, полным какой-то молчаливой, застенчивой признательности» (Генри Миллер). В этом предложении «она смотрела мне в глаза» – деталь внешняя, а то, что взгляд женщины был полон «какой-то молчаливой, застенчивой признательности» – деталь внутренняя, психологическая, поскольку признательность – это чувство, а не черта облика.

Репортаж, как, впрочем, и другие прозаические произведения, состоит из череды планов: крупных, средних, мелких. Автор придумывает и монтирует их по своему вкусу или по разработанному плану, как режиссер снимает планы согласно сценарию: вот лицо героя, вот его силуэт растворяется в ночи, потом вся сцена дается с высоты птичьего полета.

Деталь, наподобие угрей, которые описываются абзацем выше, – это самый крупный план. Он предназначен для изображения отдельных внешних и внутренних подробностей. Можно чуть отодвинуть всевидящее око автора и показать читателю фрагмент побольше: «Главного звали Ангелом. Его начальственный статус подчеркивала аккуратная густая борода» (И. Во). Лицо и мимика человека – это крупный план. Отойдем еще дальше, возьмем человека по пояс, посмотрим на его жесты. Получим средний план: «Овод выдернул цветок из своей бутоньерки и стал отрывать от него лепестки. Кого он ей напоминал? Такие же нервно-торопливые движения пальцев…» (Э. Войнич). Общий план показывает человека в полный рост: «Я кое-как сошел с лошади и едва живой бросился в кофейню Пелити выпить рюмку вишневой настойки» (Р. Киплинг). Наконец, самый общий план рисует нам человека в интерьере или на пленэре: «Обедал он почти всегда дома, затем следовала десятиминутная сиеста: сидя на террасе, выходившей во двор, он сквозь сон слушал пение служанок в тени манговых деревьев, крики торговцев на улице, шипение масла на сковородах и треск моторов в бухте, шумы и запахи которой бились и трепетали в доме жаркими послеполуденными часами, точно ангел, обреченный гнить взаперти» (Габриэль Гарсия Маркес).

Смена планов делает повествование динамичным. Останься автор в одном плане на долгое время – читатель заскучает. Вот как резво сменяются планы в отрывке из романа Кнута Гамсуна «Странник играет под сурдинку»:

«В тот же день я проходил мимо одного дома, на пороге которого сидел молодой человек (Самый общий план) и играл на губной гармошке (Деталь).

По игре было видно, что никакой он не музыкант, просто, должно быть, добрая и веселая душа, – сидит и играет для собственного удовольствия (Общий план); поэтому я лишь издали поклонился, а ближе подходить не стал, чтоб не спугнуть его. Он не обратил на меня никакого внимания, вытер гармошку (Средний план) и опять поднес ее к губам (Крупный план). Прошло немало времени, когда он снова вытирал ее (Средний план), я воспользовался случаем и кашлянул: «Это ты, Ингеборг?» – спросил он. Я решил, что он разговаривает с какой-то женщиной в доме, и потому не ответил. «Кто там?» – спросил он. Я растерялся: «Ты про меня? Разве ты меня не видишь?» На это он не ответил. Он стал шарить руками вокруг себя, потом встал (Общий план), и тут я увидел, что он слепой. «Не вставай, я не хотел тебе помешать», – сказал я и сел рядом (Общий план)».

Темп речи – еще один инструмент, благодаря которому автор может замедлять или ускорять повествование, делать его динамичным. Длинные предложения притормаживают действие, короткие – убыстряют. Посмотрите на примере из одного того же произведения А. Баррико «Шелк», как это происходит:

«В те времена Япония и впрямь была на другом конце света. Два столетия остров, собранный из островов, существовал в полном отрыве от остального мира, пренебрегая всякой связью с континентом, не подпуская к себе иноземцев. Китайский берег отстоял миль на двести, но императорский указ способствовал тому, чтобы он откатился еще дальше: указом повсеместно запрещалось строительство двух– или трехмачтовых кораблей. Следуя по-своему дальновидной логике, указ не возбранял покидать родину, зато обрекал на смерть каждого, кто посмеет вернуться. Китайские, голландские и английские купцы не раз пытались прорвать эту нелепую обособленность, но им всего-навсего удавалось сплести непрочную и чреватую опасностями сеть контрабанды. В итоге они довольствовались мизерным барышом, кучей неприятностей и расхожими байками, которые травили по вечерам в каком-нибудь порту. Там, где оплошали купцы, преуспели, бряцая оружием, американцы». Повествование в отрывке – размеренное, обстоятельное, плавное. В сложных предложениях по нескольку придаточных, рассказ движется неторопливо.

И второй фрагмент:

«Девушка чуть-чуть приподняла голову.

Впервые отвела она взгляд от Эрве Жонкура и направила его на чашку.

Медленно повернула чашку, пока губы в точности не совпали с тем местом, где пил он.

Прищурив глаза, сделала глоток.

Отстранила чашку от губ.

Спрятала руку в складках одежды».

Здесь предложения короткие, острые, отрывистые, по одному на абзац. Действие летит стремительно, автор не отвлекается на внутренние детали, сосредоточен на жестах.

Уменьшение абзацев, как во втором отрывке, ускоряет темп речи. Тот же эффект производит настоящее время глагола. А прошедшее время, наоборот, замедляет. Перепишем текст в настоящем длящемся, т.е. поменяем глаголы совершенного вида на несовершенный:

«Девушка чуть-чуть приподнимает голову.

Впервые отводит она взгляд от Эрве Жонкура и направляет его на чашку.

Медленно поворачивает чашку, пока губы