Хроника духовного растления. Записки офицера ракетного подводного крейсера «К-423» - Николай Мальцев

Атомный подводный флот – безальтернативность выбора

Сразу после училища я избрал для себя путь офицера атомной подводной лодки, хотя встретил на этом пути сильное сопротивление со стороны училищного командования. За пять лет учебы я получал на экзаменах и зачетах только отличные оценки, но постоянно ходил в «самоволки», о чем «осведомители» из числа моих однокурсников постоянно сливали информацию командиру учебной роты, еврею по национальности, капитану 2-го ранга Веккеру Якову Наумовичу. Вот говорят, что в советский период существовала графа 5, по которой лица еврейской национальности не допускались к командным должностям и руководящей работе. Свидетельствую, что эта полная чушь и ложь. Может быть, графа формально и существовала, чтобы давать пищу правозащитникам и инакомыслящим, но на деле она не применялась не только в военных институтах и училищах, но и на атомном подводном флоте. Вот вам пример. Флагманский специалист РТС 19-й дивизии, мой наставник и экзаменатор по специальным вопросам Лоуцкер Владимир Нюмович был евреем, но это не мешало ему не только грамотно руководить личным составом радиотехнических служб десятка экипажей 19-й дивизии, но и руководить процессом эксплуатации, ремонта и боевого использования совершенно секретных радиотехнических комплексов. Во время моей службы официально получить назначение на должность флагманского специалиста РТС дивизии или флотилии атомных подводных лодок можно было только через окончание военно-морской академии. Я думаю, что и Володя Лоуцкер стал флагманским специалистом только после окончания академии ВМФ. Как бы то ни было, но это опровергает мнение некоторых исследователей, которые утверждают, что в советские времена существовали запреты на занятие евреями командных должностей. Лоуцкер был замечательным человеком, который ценил доверие и умел доверять другим. Убывая в очередной отпуск, он неоднократно оставлял меня исполнять обязанности флагманского специалиста РТС 19-й дивизии, и я его никогда не подводил, четко исполняя все требования по отношению к личному составу радиотехнических служб соединения. Важно заметить, что назначен он был флагманским специалистом РТС, когда 19-й дивизией командовал будущий командующий Северным флотом, а затем и главнокомандующий ВМФ, капитан 1-го ранга Чернавин. Чернавин не обращал никакого внимания на графу 5, будучи командиром дивизии стратегических атомных подводных лодок, значит, он не обращал на нее никакого внимания и будучи главнокомандующим ВМФ.

О нашем училище ВВМУРЭ им. А.С. Попова и говорить нечего. Когда я поступил в него в 1964 году, то училищем командовал еврей по национальности и родной племянник жены Ленина, Надежды Константиновны, адмирал Крупский. В нашем втором взводе было 20 курсантов, из них один, Лев Ратнер, числился евреем по национальности, хотя, как я теперь понимаю, были и еще человек пять-семь евреев по национальности, но по документам они проходили как русские. Скажу по совести, я был настолько наивен и безразличен к национальной принадлежности моих сокурсников по училищу, что никогда и не задумывался об этих вопросах. Они для меня просто не существовали. Естественно, что и командиром роты нашего набора, а значит, и моим воспитателем на все пять лет обучения в училище был назначен еврей Веккер Яков Наумович. Но и о нем я не скажу ничего плохого. Учился я только на «отлично», а вот о моих самовольных отлучках, а иногда и пьянках, Яша Веккер хорошо был осведомлен, но никуда не докладывал. По результатам учебы я должен был уже на втором курсе стать лауреатом Ленинской стипендии, но Яша вызвал меня к себе на «ковер» и доходчиво объяснил, что он знает о моих похождениях и не может рисковать своей репутацией, представляя меня кандидатом на Ленинскую стипендию. И он был абсолютно прав. В случае, если бы меня хоть однажды задержал патруль, то виноват бы был не только я, но и командир роты, который отвечает за мое воспитание. В то же время Яша был заинтересован в том, чтобы я не попался патрулям и не влип в какую-нибудь дисциплинарную историю. Моя отличная учеба и дисциплина автоматически делали меня передовиком соцсоревнования и отличником боевой и политической подготовки, а заодно и поднимала престиж Веккера как умелого воспитателя. От имени командования и парткома училища моим родителям ежегодно высылали благодарственные письма за мое воспитание, и это их искренне радовало и частично уменьшало ту горечь, которую испытали мои родители после того, как меня в 1962 году исключили из Котовского индустриального техникума по весьма надуманному поводу. Я легко обходился и без Ленинской стипендии, подрабатывая изданием своих коротких поэм и стихов в газете Ленинградской военно-морской базы и в районной газете Петродворца. С учетом всего сказанного, я очень благодарен Якову Наумовичу Веккеру за те пять лет, которые я провел под его началом в качестве моего воспитателя. Но какова двуликость системы, которая знала о моих тайных самовольных отлучках, но ежегодно отправляла благодарственные письма моим родителям за мое воспитание!

Борьба за атомный флот

Мои трудности начались, когда после вручения мне золотой медали и занесения моей фамилии на доску почета мое желание служить на атомных подводных лодках Северного флота проигнорировали и предложили мне начать службу на надводных кораблях Балтийского флота или в одном из закрытых институтов Военно-морского флота. Существует правило, которое было подтверждено указанием главнокомандующего ВМФ адмирала флота Советского Союза Горшкова Сергея Георгиевича. О том, что золотой медалист имеет право выбора места будущей службы, и это указание неизменно выполнялось. Почему же на моей кандидатуре произошел сбой, и меня пытались отправить на Балтику или в военные институты? Причина этого проста и примитивна. Второй взвод третьего факультета состоял из двадцати курсантов и на четвертом, пятом курсах, выпускаясь как инженеры по автоматике, телемеханике и вычислительной технике, курсанты изучали лодочную автоматизированную систему управления «МВУ-100». Это было высшее слово военной техники, и стояли эти системы только на стратегических атомных подводных лодках, оборудованных шестнадцатью ракетами с ядерными боеголовками для подводного старта. На надводных кораблях Балтики никаких автоматизированных систем не было, а значит, выпускник нашего училища сразу же становился «непрофильным балластом» без всяких перспектив роста. Военные институты, конечно же, занимались наукой, но эта наука, во-первых, возглавлялась не кандидатами и докторами наук, а людьми в погонах, имеющими опыт морской службы. А во-вторых, как можно «двигать» военную науку, не имея практического опыта морской службы? Свежеиспеченный инженер-лейтенант, да еще и золотой медалист, сразу же был бы поставлен в военном институте «на место» и первые десять лет службы мог исполнять только второстепенные роли. Самостоятельности и полного применения, полученных в училище знаний можно было добиться только на атомном подводном флоте, где установлены комплексы «МВУ-100». Это был единственный и самый надежный трамплин для будущего роста. Как по инженерной специальности училищного профиля, так и для карьерного роста по командной линии. Но в том-то и дело, что из двадцати моих однокурсников человек 15 были сыновьями капитанов 1-го ранга или адмиралов. Или имели скрытые связи с управляющей государственной элитой и командованием Министерства обороны и Военно-морского флота. Не графа «пять» определяла назначение выпускника училища на перспективное место службы и даже не золотая медаль или диплом с отличием, а «блат», родственные отношения с управляющей элитой и тайные связи. На того же Гену Костина, который с великим трудом получил диплом с одними тройками, пришел запрос с Северного флота, и командование училища обязано было исполнить этот запрос. Такие же запросы, как я понимаю, пришли на Володю Шибаева, Льва Ратнера, Толика Забрамного, Юру Кривошеева и других моих друзей-сокурсников. Получалось так, что дискриминации и ограничению по графе «пять» подвергли золотого медалиста и крестьянского сына Мальцева Николая.

Во время учебы в училище от сырого ленинградского климата я часто болел простудными заболеваниями. Когда я написал рапорт, что как золотой медалист прошу направить меня служить на атомные лодки Северного флота, мне предложили лечь в училищную санчасть для проверки моего здоровья. Санчасть возглавлял еврей по национальности Гриншпан. Его сын первые три курса учился в параллельной группе той же роты, где воспитателем был Веккер Яков Наумович. Он был здоров как бык, но его не ставили в наряды, и это вызывало недовольство и раздражение его сокурсников. Учебная программа нашего училища соответствовала учебной программе профильного факультета по программированию и вычислительной технике МГУ им. Ломоносова, нам давали почти 1200 учебных часов высшей математики. После третьего курса отец оформил своему сыну Гриншпану какое-то заболевание, демобилизовал его, и он успешно продолжил свое обучение в качестве гражданского студента на четвертом курсе МГУ им. Ломоносова. Так на деле работала графа пять о национальной принадлежности. Мне было ясно, что положили меня в санчасть не для истинного обследования состояния моего здоровья, а чтобы приготовить мне какую-то гадость. Продержав меня, для видимости, дней пять на больничной койке, Гриншпан вызвал меня к себе и объявил, что по состоянию здоровья я не годен к работе с радиоактивными веществами и источниками ионизирующих излучений. Он передал мне медицинскую книжку с этой резолюцией, которая и до настоящего времени хранится у меня как память. Если бы Гриншпан написал, что я полностью не годен к воинской службе и предложил мне комиссоваться, то я был бы благодарен ему за это и с радостью согласился с его предложением. Диплом выпускника нашего училища, да еще и золотого медалиста, очень высоко котировался в гражданских научно-исследовательских и проектных институтах СССР, и я бы без труда мог найти себе творческую работу по специальности. Кроме того, я мог бы подать документы на пятый курс МГУ им. Ломоносова и через год получить второй диплом гражданского инженера по радиоэлектронике. Я никогда не любил воинскую дисциплину, постоянно тяготился бессмысленными вечерними прогулками и строевыми занятиями и просто мечтал о безболезненном и бескровном переходе, без потери репутации, от воинской службы к гражданской жизни. Но Гриншпан не собирался делать для меня благое дело, он старался сделать так, чтобы, якобы по медицинским показаниям, я получил самое бесперспективное для будущей карьеры назначение, несмотря на то, что окончил училище с золотой медалью. Я принял от Гриншпана медицинскую книжку с убийственным для моей будущей карьеры медицинским заключением, но потребовал перевести меня в центральный военный госпиталь Ленинграда, для получения независимого медицинского заключения и подтверждения предварительного заключения санчасти училища. Санчасть не госпиталь, и по своему статусу не имеет права давать окончательные медицинские заключения.