Хроника духовного растления. Записки офицера ракетного подводного крейсера «К-423» - Николай Мальцев

Условия жизни и быта. Гарнизонные «партизаны»

Нам повезло, за десять лет службы первый экипаж подводной лодки «К-423» все торпедные и ракетные стрельбы выполнял с положительными оценками и получал необходимые зачеты по боевой и практической подготовке. Другим экипажам такого везения не было. Получив ряд двоек по торпедным или ракетным стрельбам, экипаж снимался с корабля и на полгода отправлялся в учебный центр, расположенный в Палдиски. Конечно, я не занимал высоких командных должностей на подводной лодке, но отчетливо понимал, что причина неудовлетворительных оценок по ракетным и торпедным стрельбам кроется не в том, что экипажи слабо подготовлены, а в том, что им физически не давали в условиях гарнизона нормально подготовиться к практическим стрельбам, отвлекая их на гарнизонные работы и наряды. Наш экипаж провел обучение в учебном центре Палдиски лишь однажды, после своего формирования в 1968 году. Когда мы прибыли в начале 1970 года в гарнизон, чтобы закрепить теоретическую подготовку практической отработкой в качестве дублеров действующих корабельных экипажей, то в гарнизоне было всего только 20 жилых домов. Проблема с жильем для корабельного состава действующих экипажей подводных лодок была просто катастрофической. Жилье строили военные строители, которых в гарнизоне называли «партизанами». Это действительно был крайне недисциплинированный и разболтанный отряд военных строителей. Солдат из этого отряда можно было встретить в любое время суток блуждающими по военному городку группами или поодиночке в совершенно расхлябанном виде. Они крали с объектов строительства все, что плохо лежит, и продавали за спирт жителям поселка. За десять лет моей службы в гарнизоне Гаджиево военные строители построили 30 типовых пятиэтажек, на два подъезда каждая, но дефицит жилищного фонда так и не был устранен. Я совершенно убежден, что если бы командование ВМФ прислало вместо военных строителей для возведения жилых домов гарнизона гражданских строителей, то темпы строительства были бы многократно увеличены, а государству это обошлось бы значительно дешевле. Нельзя забывать, что эти блуждающие по гарнизону «партизаны» разлагающе действовали и на дисциплину матросов срочной службы плавсостава, а также на офицеров и мичманов, проживающих в гарнизоне. Вольно или невольно, но они приучали человека к воровству, так как всю сантехнику, краски, цемент, обои и другие отделочные материалы для ремонта своих квартир жители гарнизона были вынуждены покупать у «партизан».

Был такой случай. У командира корабля треснул в квартире унитаз, и он, выдав три литра спирта мичману со своего экипажа, приказал ему найти и установить в квартире новый унитаз взамен треснувшего. Вечером командир увидел новый сверкающий унитаз и отпустил мичмана на корабль. Через час раздался звонок в дверь квартиры. На пороге стоял «партизан» или военный строитель, который попросил пропустить его в туалет для осмотра только что установленного унитаза. Пройдя в туалет, «партизан» молотком расколотил унитаз в мелкие кусочки, а на вопрос командира корабля, зачем он это сделал, пояснил, что мичман не рассчитался с ним за сам унитаз и за сделанную работу. Оказывается, мичман обещал выдать солдату-партизану литр спирта, а когда тот выполнил работу, то просто выгнал его, решив использовать весь полученный спирт для собственных нужд. Вот за жадность и лживость своего подчиненного командир и получил возмездие в виде уничтоженного унитаза. Такие бытовые истории мелкого воровства и постепенного растекания этой заразы по гарнизону можно приводить до бесконечности. Командование и политотдел флотилии по своему служебному положению не могли не видеть всех этих безобразий и принять меры, чтобы заменить «партизан» гражданскими строителями. Но видимо, духовное разложение моряков корабельного состава входило в тайные планы политического руководства страны, поэтому никаких конструктивных реформ по улучшению бытовых условий плавсостава и освобождения его от тяжкой кабалы гарнизонных работ и нарядов, мешающих исполнению прямых стратегических функциональных обязанностей, не происходило. Наоборот, с каждым годом обстановка с пьянством, воровством и грубыми нарушениями дисциплины в гарнизоне ухудшалась. Вместо реальных изменений к лучшему происходило увеличение физических и психических нагрузок на боевые экипажи подводных лодок, которые были связаны не столько с плотным графиком несения боевых служб и патрулирований, сколько с распылением сил корабельных составов на второстепенные наряды и работы.

Вера и чувство Родины как истоки духовной и физической стойкости

Скажу по совести, что мне лично да, наверное, и другим офицерам, мичманам и личному составу позволяла перенести физические и духовные сверхнагрузки полная уверенность в необходимости нашего ратного труда для безопасности нашей родины. Мы кожей ощущали на себе огромную ответственность за подводную лодку и вверенную технику. Мы понимали, какое грозное термоядерное оружие нам доверила родина и как важно вовремя и правильно применить оружие по вероятному противнику. Кроме того, мы непосредственно взаимодействовали с разведывательными и поисковыми силами США и стран НАТО в районах боевой подготовки в Баренцевом море и заливах Кольского побережья. А также с поисково-ударными силами авиации и корабельного состава США на переходах и в районах несения боевой службы у атлантического побережья американского континента. Даже когда нас вели средствами наблюдения, мы не чувствовали страха, но испытывали желание поскорее избавиться от наблюдения, чтобы при необходимости выполнить задачу ответного удара ценой собственной гибели. Смелость нам придавало чувство ответственности не только за свою родину, но и за весь мир. И это чувство ответственности и смелость питались от веры, что наша страна никогда первой не обрушит ракетно-ядерного удара на США, даже если Америка устроит международную провокацию и начнет конфликт с СССР и странами Варшавского блока неядерными силами. Мы можем применить ядерное оружие своих подводных лодок только в ответ на ядерное нападение США. А в этом случае не будет спасения как нам, несущим боевую службу, так и врагу рода человеческого, посмевшему применить ядерное оружие в политических целях. В то же время лично я ощущал нервозность и страх военного командования и политической элиты США от нашего присутствия в водах Атлантического океана. Ведь не требует никаких объяснений, что военного уничтожения Ирака и Югославии никогда бы не произошло, если бы политическая элита КПСС не развалила Варшавский блок, а затем и СССР, нарушив международный паритет биполярного мира.

Скажу более, в интересах службы многие офицеры сознательно пренебрегали мерами личной радиационной безопасности. Выше я говорил, что подводники атомных лодок должны переодеваться в отдельном здании санпропускника, который был расположен в зоне радиационного контроля, общей для всех 15 причалов, на которых стояли атомные подлодки 19-й и 31-й дивизии 3-й флотилии Северного флота. Когда лодка базировалась на дальнем причале от камбуза и санпропускника, то требовалось больше часа времени, чтобы личному составу, перейти, например, с корабля до берегового камбуза для приема пищи. Четыре ежедневных перехода от казармы до корабля и от корабля до столовой занимало пять часов полезного времени. Для тех, кто не любил корабль, это очень хорошо потому, что он не только соблюдает правила радиационной безопасности, но и еще 5 часов в день гуляет по свежему воздуху. Большинство офицеров и мичманов в ущерб собственному здоровью, и в нарушение правил радиационной безопасности носили грязную одежду «РБ» в собственных портфелях. Я поступал так же. Когда мне все-таки дали первую маломерную однокомнатную квартиру с крошечной кухней в доме, который назывался «Бастилией» за маленькие оконца и откровенную схожесть с тюремным зданием, то грязную одежду «РБ» я стал носить с собой в портфеле и в эту квартиру. У меня к этому времени были две малолетние дочери. Я полностью понимал всю личную ответственность за их и свое здоровье, но сознательно нарушал режим радиационной безопасности от полной безысходности и для экономии времени.

Чтобы успеть к подъему флага и прибыть на построение в 7 часов 45 минут утра, не заходя на санпропускник, мне надо было встать в 6 часов 45 минут утра, а с заходом в санпропускник я должен был вставать в 5 часов 30 минут ежедневно. Час утреннего сна для молодого организма дороже собственной радиационной безопасности. В обед, переодеваясь прямо на корабле, я через тридцать минут приходил на камбуз и сразу же после обеда шел на корабль. Это давало возможность больше времени заниматься не самой боевой подготовкой, а оформлением документов о несостоявшихся занятиях и семинарах как о состоявшихся и проведенных. Все проверки флотских и московских комиссий перед выходом на боевую службу моя радиотехническая служба проходила без крупных замечаний. Потому, что документы были в полном порядке. Правда, и знания личного состава хотя и не отличались глубиной, но были достаточными, чтобы помнить наизусть свои обязанности по книжке «боевой номер».