Хроника духовного растления. Записки офицера ракетного подводного крейсера «К-423» - Николай Мальцев

Изменять приказания командира никакой обеспечивающий офицер не имеет права. К тому же грязную одежду в жилую казарму пришлось поместить, так как командование флотилии и дивизии не выделило нашему экипажу помещения на санпропускнике, и мы были вынуждены переодеваться прямо на борту подводной лодки. Но это я так подумал, а отвечать в таком тоне комдиву было бессмысленно. Я промолчал, и командир дивизии отстранил меня от дежурства. Это, конечно, наказание, но не очень тяжкое. Все мы жили в казарме, и не имело разницы, ведешь ли ты строй моряков на камбуз и обратно или идешь в одиночку без строя. Но было обидно за несправедливость наказания, так как в нарушении режима радиационной безопасности никакой своей вины я не видел.

Комдив еще минут пять быстрыми шагами ходил взад и вперед по казарме, затем остановился напротив меня и приказал: «Ладно, продолжайте дежурство». Это приказание произвело на меня сильное и приятное впечатление. Не каждый офицер способен отменить ради справедливости ошибочное мелкое распоряжение. По ходу дальнейшей службы я неоднократно убеждался, что командир нашей дивизии Чернавин Владимир Николаевич был грамотным, инициативным и вполне справедливым офицером. Так подробно я остановился на этом по той причине, что комдив Чернавин Владимир Николаевич, по слухам, был женат на дочери или племяннице члена Политбюро Мазурова, а значит, по номенклатурным законам занимал самую высшую ступень иерархической лестницы, выше которой могло быть только родство с генеральным секретарем партии. С Чернавиным нам и флоту в целом очень повезло, так как это был человек, достойный во всех отношениях. В то же время через него и его супругу о состоянии дел в гарнизоне Гаджиево наверняка было известно и в Политбюро СССР. Но что это меняло? Разве страна была настолько бедной, чтобы не построить 15–20 жилых домов в гарнизоне и сразу же решить бытовые проблемы офицерского и мичманского состава семей подводников? Страна имела такие возможности, но дело не в возможностях, а в тайной политике самой КПСС. Бытовая необустроенность принуждала офицерские и мичманские семьи к искусственному разделению семей. Жены и дети, тоскуя по мужской и отцовской ласке, снимали углы по городам России, а офицеры и мичманы бежали по вечерам в кафе гарнизонного дома офицеров и заливали свое молодое одиночество вином и водкой. Гарнизон был отрезан от большой земли и даже от ближайшего города Полярного. Не было никакого общественного транспорта и внутри гарнизона. Помню, когда по воскресеньям и субботам в сильном подпитии офицеры добирались пешком из кафе до казармы, то не было сил раздеться, и многие так и падали в свои двухъярусные койки в шинелях поверх заправленных синих одеял. Штаб флотилии размещался в небольшом трехэтажном здании, а штаб нашей 19-й дивизии, которой командовал капитан 1-го ранга Чернавин В.Н., размещался на финской плавказарме, которая числилась как ПКЗ-145. Финны изготовили ее по заказу СССР якобы для проживания бригад лесорубов на сплавных реках, а страна использовала их для военных целей. Я слышал, что финское правительство даже высылало по этому случаю официальные ноты протеста. Тем не менее, финские ПКЗ (плавказармы) были самым комфортабельным и роскошным жильем, где каждый офицер имел отдельную каюту, а также имелась прекрасная финская баня и небольшой бассейн.

Но на ПКЗ размещался штаб дивизии и жили только флагманские специалисты и командование дивизии, а офицеры-подводники лишь по договоренности с обслуживающим персоналом иногда могли небольшими группами по вечерам посещать сауну и бассейн. При каждой атомной подлодке по штату был приписан легковой автомобиль УАЗ – для перевозки командования и секретных документов. Но фактически все эти автомобили уходили в органы тыла и обслуживали руководство тыловых подразделений, а может быть, возили горячих горцев кавказского региона. Кто знает? Нередко можно было наблюдать, как какой-нибудь откормленный тыловик, мичман или капитан проезжал мимо нас в новеньком УАЗе, а командир корабля и командиры боевых частей с папками совсекретных документов тащились своим ходом с секретной части штаба дивизии на свой корабль. Да и в штабе дивизии, где по штату положено три контр-адмирала, было всего два УАЗа. Вообще, не только командиры, но и все офицеры и мичманы плавсостава были поставлены в унизительное и неравное отношение по сравнению с тыловыми службами обеспечения и работниками политотдела 3-й флотилии атомных подводных лодок Северного флота, которая и базировалась в гарнизоне Гаджиево. Но надо сказать, что хотя всеобщее пьянство уже начинало разъедать моральный дух офицеров и мичманов, но никакого воровства имущества и продуктов питания в 70-х годах прошлого столетия на лодках не замечалось. Весь личный состав, от рядового матроса до командира, получал все необходимое имущество. От обмундирования до разового белья, морских пилоток и красивых кожаных тапочек с отверстиями – для перемещения внутри прочного корпуса подводной лодки. Такой же полнотой отличался и рацион питания, как на берегу, так и в море. На берегу офицеры и мичманы обязаны были принимать трехразовое питание на береговом камбузе в отдельной кают-компании, а в море обеспечивалось фактически четырехразовое питание, так как можно было второй смене принимать пищу в 3 часа 30 минут утра, перед заступлением на вахту, а также завтракать, обедать и ужинать по распорядку дня. Даже выход на боевую службу могли отложить на пару дней, если на борт подводной лодки не успели, например, загрузить апельсины. Сухое вино, красная икра входили в ежедневный рацион питания подводника, и все это выдавалось по нормам снабжения каждому матросу и офицеру. Конечно, тыловики тоже «отоваривались» за счет подводников, но или их было поменьше, или снабжение было безлимитным и сверхнормативным, но с вещевым и продовольственным снабжением проблем не было. Однако через пять-шесть лет вирус воровства стал проникать не только в органы тыла, но и в ряды интендантов подводных лодок и командования. В это время на каждый корпус подводной лодки предусматривалось по штату два экипажа. Один экипаж держал подводную лодку, а другой находился в отпуске, а после отпуска нес наряды по гарнизону, работал на камбузе, убирал территорию военного городка и нес еще столько различных дополнительных нарядов, что времени на боевую подготовку вовсе не оставалось. Тяжелую нагрузку из нарядов и вахт нес и тот экипаж, который держал подводную лодку на базе.

Наряды и службы

Кроме дежурства по кораблю, дежурств по живучести, по оружию, плановых ремонтов и осмотров технических средств экипаж нес и гарнизонные наряды, а также наряды по камбузу и убирал территорию вокруг казарм и в военных городках. Практически каждый офицер экипажа заступал на какую-нибудь вахту через два дня на третий, а иногда и через день. Матросы срочной службы несли наряды и дежурства через день, а в некоторых обстоятельствах несли на берегу корабельные вахты ежедневно без смены. Времени на теоретическую и боевую подготовку не хватало. Для личного состава никаких увольнительных не выдавали. Иногда моряков срочной службы строем водили в дом офицеров посмотреть кинофильм или полюбоваться на заезжих артистов. Даже участники флотской самодеятельности ходили в дом офицеров строем без увольнительных, под руководством офицера. Мичманы к личному составу не допускались, даже небольшие строи моряков срочной службы водили только корабельные офицеры. Наряды и вахты не только физически переутомляли подводников и держали их в постоянном перенапряжении и недосыпании, но и превращали боевую и специальную подготовку офицеров и личного состава в бумажную фикцию. Ежедневно составлялся корабельный план боевой подготовки, а все командиры боевых частей имели журналы боевой подготовки, в которых отмечали все занятия и семинары, проведенные в течение учебного года. Всякий проверяющий прежде всего брал твой журнал боевой подготовки и сверял его с суточными планами. Мероприятия суточных планов должны были совпадать с отметками ЖБП о выполнении занятий и семинаров. Конечно же, все командиры боевых частей и старший помощник командира скоро поняли важность этой бумажной боевой подготовки и прямо говорили, что лучше не провести занятие, но включить его в план как проведенное, чем провести занятие фактически, но не включить его в бумажный отчет о выполнении. Однако честно скажу, что по факту бумажные планы едва ли исполнялись на 10–15 процентов, и дело здесь не в добросовестности корабельных офицеров. В реальности не было никакой физической возможности выполнить все громадье плановых мероприятий из-за многочисленного расхода офицеров, мичманов и личного состава нарядами и вахтами, не связанными с обеспечением повседневной и боевой деятельности подводной лодки. По сути дела, потогонная система внекорабельных вахт и нарядов не только изматывала человека физически и духовно, но еще и приучала постоянно лгать себе самому и командованию, заменяя реальную боевую подготовку и занятия по специальности бумажными отчетами о проведенных мероприятиях.