О чем говорят младенцы - Маша Трауб

– Мужчина должен уметь плавать! Сними круг и заходи в воду, я сказала! – кричала тетя Наташа.

Антон стоял на берегу, вцепившись в шею надувной утки. День на третий тетя Наташа проколола утку булавкой. В воде утка стала сдуваться. Антон запаниковал, но не кричал – мама плыла рядом.

– Смотри, как весело уметь плавать! – говорила тетя Наташа и шумно била руками по воде. – Можно нырять, можно под водой играть!

– Это как? – осторожно спросил Антон. Утка выпускала воздух медленно, и он рассчитывал доплыть до берега.

– А вот так! – с этими словами тетя Наташа, нырнула и дернула его за ноги вниз. От неожиданности Антон отпустил круг, заорал и ушел под воду. Там он стал хватать мать за шею, ноги и руки.

– Перестань, успокойся, – вскрикивала тетя Наташа, понимая, что уже наглоталась воды и сейчас точно утонет. – Отцепись от меня! – закричала она, чувствуя, что это выныривание станет для нее последним. Она отодрала Антона от себя и в два гребка отплыла подальше. Антон такого предательства не ожидал, перестал кричать и тихо пошел под воду.

– Он смотрел на меня, как... как... детеныш этого, тюленя, беленький такой, понимаешь? – говорила тетя Наташа бабушке, выливая из канистры остатки вина «Черный доктор».

– Белек на Севере, а мы на Юге, – ответила бабушка.

– Тогда как этот... дельфин... мать его, – кивнула тетя Наташа, открывая следующую канистру.

Спас Антона проплывавший мимо мужик.

Чтобы сын успокоился, тете Наташе пришлось покупать новую монстрообразную утку, которую Антон надевал сразу же при выходе из номера и снимал только вечером. Он в ней ел, переодевался, гулял, спал днем. В воду больше не зашел.

А еще тетя Наташа учила сына танцевать, потому что «настоящий мужчина» должен уметь вальсировать. Антон обнимал мать за родные жировые валики на талии, утыкался в мягкую теплую грудь и был совершенно счастлив.

Он женился после первой институтской дискотеки. Девушка сама к нему подошла, положила руку на свою заплывшую талию, придвинулась – Антон ощутил знакомую теплую мягкость и совсем не по-мужски хлюпнул носом и смахнул невольную слезинку.

Тетя Наташа после ранней женитьбы сына, слегла с гипертоническим кризом. Она не пережила то, чего много лет добивалась, – сын стал мужчиной.

– Не знаю, что и делать! – ахала мама с коляской. – Придется сажать на диету. Мой муж его Мишленом называет.

Розовощекий малыш, которому коляска была мала вширь, держал в обеих ручках по печеньицу и откусывал от каждого по очереди.

Уже два дня маме снится это привидение в перетяжках из рекламы шин. Ей очень хочется, чтобы я была хоть капельку на него похожа.

Меня кормят в четыре руки. Две руки – мамины – кормят, две – папины – развлекают. Со стороны это выглядит чудовищно. Странно, что родители этого не понимают. Папа берет книгу или игрушку и поднимает над моей головой. Я откидываюсь в детском стульчике и невольно открываю рот. В этот момент мама пытается впихнуть мне в рот ложку каши. Это очень сложно, потому что, даже задрав голову, я не забываю размахивать правой рукой, отпихивая мамину руку, и дергать головой, как испуганная лань.

Но даже если каша попадает в рот, это совсем ничего не значит. Я держу ее во рту, перекатывая из-за щеки за щеку, и не глотаю. Пока папа где-то под люстрой трясет игрушкой, мама запихивает в меня еще пару ложек, которые я распределяю за щеками. Чтобы я все это проглотила, мама зажимает мне нос. Я глотаю, давлюсь, кашляю, чихаю...

Но я не всегда глотаю. Иногда позволяю напихать мне в рот каши, а потом облокачиваюсь на другую сторону детского стульчика и выплевываю все на пол. Или рукой выковыриваю из-за щеки то, что мама мне положила. Еще я умею делать вид, что меня сейчас вырвет. Запихиваю кулачок в рот и смотрю угрожающе.

– Дайте я ее накормлю, – не выдержала однажды наш домашний врач Анна Николаевна.

После того как я специально чихнула борщом на ее белую блузку, она бросила ложку и взяла погремушку.

– Надо привязать ей правую руку, – сказала массажистка, которая увидела, как мама меня кормит.

– Пожалуйста, – разрешила мама.

Массажистка ушла, оплеванная овощным супом.

Когда меня попытался накормить Вася, я не стала чихать и вызывать рвоту, а заплакала.

– Кормите сами, я не могу! – не выдержал Вася. – Это какое-то издевательство над ребенком!

Некоторые мамы кормят своих детей перед телевизором и очень этого стесняются. Потому что «нормальные» дети, если верить рассказам на детской площадке, просят добавки, радостно едят яичный желток, обожают кефир без сахара, гипоаллергенную и потому горькую смесь, уплетают брокколи и кабачок.

– Почему ты не ешь? – спрашивает меня мама.

Но я не могу ей объяснить, что, во-первых, жевать скучно, а во-вторых, мне нравится, когда все собираются на кухне и меня веселят.

Еда, а точнее, кормление детей – мамин пунктик. Сначала она мучилась с Васей, который тоже в детстве не ел, а теперь мучается со мной.

У мамы очень богатое воображение и хорошая память, я думаю, в этом причина ее помешательства на еде. Это случилось, когда я была совсем маленькая и мама перестала давать мне витамины, чтобы я больше ела. То есть я начала есть, и мама решила, что витамины больше не нужны. Приехала Анна Николаевна и положила меня на спину.

– Вот смотри на ее ребра, – сказала она маме. – Ребра должны быть как бочонок, завернуты книзу, а у Симы они торчат.

Мама хлопнулась в обморок.

У меня никогда не было перевязок на руках и складок под попой. Никогда не было щек. Поэтому когда мама видит пухлого младенца, она немедленно его хватает на руки, тискает, а потом плачет, что у нее нет такого же.

Мне нужно есть булки, а не огурцы. И много. Хотя я не уверена, что от булок будет толк. И огурцы я больше люблю.

Сама мама тоже очень странно ест. Иногда вообще ничего. Но в ресторане или в гостях садится и ест, как взрослый мужчина. Вася иногда думает, что мама лопнет, если съест еще хоть ложку, но мама не лопается. Наоборот, она начинает смеяться и шутить. Только работать не может – у нее в голове еда плещется, а не мозги. Она сама так говорит.

А еще я люблю, когда на ужин приходит мой старший брат Ваня, которого не надо уговаривать поесть.

Мама сажает Васю и Ваню за стол, чтобы Вася смотрел на брата и лучше ел, а Ваня следит, чтобы Вася съел мясо, а не только макароны. Заодно сажают меня, чтобы от вида жующих людей у меня проснулся аппетит. Мне в этот момент есть совершенно не хочется, а хочется бегать вокруг них. Поэтому я вылезаю из стульчика.

– Держи ее, не выпускай! – кричит мама папе. – Сима, сядь, Вася – ешь! Дай другую книжку, эта ей надоела, не надо давать ей сыр, она потом кашу есть не будет, Вася, сядь ровно, я сказала! Возьми в руки нож! Почему ты руками себе помогаешь? Заберите у Симы нож! Как он вообще тут оказался? Принеси другую игрушку, чтобы она отвлеклась! Я не знаю какую! Любую! Мне надо ее накормить! Она сейчас упадет! Неужели нельзя запихнуть ребенка в стул? Вася, перестань ковыряться в тарелке, ешь уже наконец! Вань, отдай ему свой кусок! Не хочешь? А что ты хочешь? Другое? Я с ума с вами сойду!

Мама кричит, пытаясь перекричать музыку на мобильном телефоне. Мама считает, что под музыку я лучше ем, и ставит мне три мелодии, которые ей закачал Ваня. От этих мелодий меня уже тошнит. Маму, по-моему, тоже.

Еще у меня есть книжка со стихами. Если нажать на кнопочку, то услышишь стишок. Мне нравится про Машеньку, и я его все время включаю. Там такие стихи: «Кто, кто в этой комнате живет? Кто, кто вместе с солнышком встает? Это Машенька проснулась, с боку на бок повернулась и, откинув одеяло, вдруг сама на ножки встала. Потянулась Машенька к зеркалу рукой, удивилась Машенька: «Кто же там такой?» Она дошла до стула, немножко отдохнула, постояла у стола и опять вперед пошла».

Этот стишок точно про мою маму, которая встает утром. Папа так ее и приветствует по утрам. Потому что утром мама очень тяжело встает. И конечно, не вместе с солнышком. Потом она подходит к зеркалу и пытается понять, кто там отражается. До кухни она тоже дойти сразу не может, потому что ее шатает и тянет назад, в кровать. Папа каждый раз хохочет, когда я включаю этот стишок по утрам, а мама скрипит зубами и обижается.

А однажды я попробовала включить все говорящие и музыкальные книжки, которые у меня есть. И чтобы телефон тоже играл. Было очень здорово! Мама терпела этот ужас только потому, что я съела весь суп, но потом побежала пить таблетки от головной боли. Хотя я включила одновременно всего три песенки, стишок и телефон.

Кухня после завтрака, обеда, полдника и ужина завалена детскими книжками, которыми меня отвлекают от процесса кормления, салфетками, которыми меня без конца вытирают, и едой, которую я разбрасываю.

Папа уже знает, что в этот момент просить маму покормить еще и его – бесполезно.

Маму понять можно. Еду из банок я не ем, и мама готовит мне сама, каждый день разное, питательное, полезное и разнообразное.