Тени Донбасса. Маленькие истории большой войны - Олег Юрьевич Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле в Доме культуры уже давно не идет кино и никто не выступает. Колонны изъедены осколками, стекла выбиты. Поселковый супермаркет закрыт. Только в храме все еще идут службы. Колокольный звон прокатывается по городку, чистый и светлый. Как будто бы ничего не произошло. Как будто бы страха нет.
Когда людям очень страшно, они идут к Богу. Бог большой, огромный, Он всех выслушает, всё простит. Когда стоишь с мамой в церкви, с икон смотрят спокойные глаза святых — они многое выдержали, у них тоже были испытания. Но они не убоялись. И мы не будем. Бог поможет. На Него одна надежда — на Него и на наших ребят-ополченцев.
Варя не хочет писать, что в храме нет крыши и одной маковки, что в ее доме не осталось ни одного целого стекла — в опустевших квартирах гуляет ветер. Что автостанции больше нет — прилёт тяжёлого снаряда превратил в руины это небольшое строение. Она старается вспомнить, каким все было до войны. Это трудно. Дети редко бывают на улице — это небезопасно ни днём, ни ночью; а когда бывают — не отходят далеко от дома. Только Софья Павловна разносит задания, ходит из дома в дом. Точнее, из подвала — в подвал. Ее даже ранило однажды.
«Но фельдшер тетя Надя — самая лучшая. Когда я бежала и упала на стекло, она мне зашила руку, и всё потом быстро заросло. И Софью Павловну тоже вылечила. И Катину маму.
Катя — это моя подруга. Она уже уехала в эвакуацию. Но она все равно мне подруга навсегда, мы так поклялись. И мы тоже уедем скоро, так мама сказала. Мы будем жить далеко отсюда. Может, даже, где Катя. В России.
Но я все равно буду любить свой город. Он для меня самый…»
— МалАя! — снова зовёт Женька. Софья Павловна придет скоро, он передаст через нее и свою домашку. Надо доделать.
Варя могла бы уже и не писать это сочинение. В подвале стоят сумки — мама собрала. Они уезжают сегодня вечером. Варя будет учиться дальше — там, где над головой не стреляют, в настоящей школе. Там в классах будут целые стекла, парты — может, старенькие, но это все равно хорошо. А может, даже и новые. Там будут девчонки-подружки. Может, даже Катя. Маша, Алена…
За окном бухает. Варя не вздрагивает — в этот раз далеко, в этот раз нестрашно. Она ставит последнюю точку и уступает место Женьке. Приготовить тетрадки, сложить пенал в свою сумку.
Софья Павловна приходит раньше обычного. Но сочинение уже готово. Она бросает взгляд на сумки, обнимает Варю. Учительница говорит много разных слов про то, что у Вари обязательно все получится в новой школе, что у нее обязательно будет много друзей. Варе и грустно, и немного боязно, и интересно — как там будет, в России. Софья Павловна пишет свой адрес на бумажке — пусть Варя отправит ей письмо, когда освоится на новом месте.
Немолодая учительница успевает прийти домой до того, как начинают стрелять по посёлку. Хорошо, что она сегодня вышла раньше. В своем подвале она склоняется над тетрадками. Сочинение Вари можно было и не проверять, ведь девочка скоро уедет, но учительнице хотелось его увидеть
Немолодая учительница успевает и вывести красивую, аккуратную пятерку — Варя очень старалась, и сочинение вышло и вправду хорошим. Успевает проверить до того, как узнает, что ее ученицы больше нет. В дом, где жила Варя, попал реактивный снаряд, и на этот раз подвал не смог спасти своих обитателей.
Маленький городок, где жила Варя, действительно был очень уютным и красивым. И в нём никогда не было ни одного военного объекта.
Три мандарина
— Кто нажмет на красный нос, у меня большой вопрос! — пропел Бим-Бом, прихлопывая себя ладонями по животу, словно аккомпанируя на барабане. Тоненькая детская ручка потянулась к носу, но — оп! — клоун уже отклонился от Дани и дунул в крошку-трубу. Ту-ру-ру! Мальчик захихикал, довольный шуткой.
— Нос не дался Дане. Поймает нос мой Ваня? — спросил клоун и наклонился вновь. Хитренькие искорки заплясали в глазах мальчугана. Влево! Вправо! Всякий раз Бим-Бом оказывался проворнее. Клоун надул щеки и показал пальцами, чтобы и Ваня тоже надул.
— Пф-ф! — Клоун хлопнул по Ваниным щекам, и воздух со звуком вырвался в комнату. Ваня радостно хохотнул.
— Очень-очень хитрый нос, его поймай, Александрос? — Бим-Бом подался к Сашке, и тот вдруг поймал. — Какой ловкий мальчик! Отдай мне мой нос, а я за это покажу, как умею жонглировать.
И клоун со своим носом вновь вернулся на середину комнаты, вытащил из необъятных карманов мандарины, лихо закрутил их в воздухе, самодовольно улыбаясь и раскланиваясь, встал на одну ногу, но потом вдруг зашатался, закачался на этой ноге и плюхнулся на пол, а мандарины, взвившись в воздух, попадали к детям. Маленькая публика дружно рассмеялась, а клоун, сделав сконфуженное лицо, задом попятился из комнаты, словно краб, отсалютовал сестричкам на посте и направился в следующую палату.
— Вот же человек… — сказала одна из сестёр.
— И не говори! — согласилась вторая.
Эти дети… Эти дети прибыли оттуда, откуда многие не возвращаются. Даня, ловивший одной рукой клоунский нос, не имел второй: они играли на улице, и его сестра подобрала «лепесток» — тогда он еще не знал, что это такое. Сестра погибла на месте, а Даня очнулся в реанимации без руки. Ваня, Сашка, Андрюша… У них у всех чего-то не было — руки или ноги. Такая уж была палата. Одна из палат в одной из больниц одного из русских городов, где лежали на реабилитации дети Донбасса. «У обычных детей не бывает выпавшего молочного зуба или десятой по счету машинки, а у них…» — думала Валентина Михайловна.
Она смотрела все сводки. Все новости, каналы. На одном из них с ужасом обнаружила их зеленый жигуленок. Сначала не поверила. Развороченный снарядом кузов, погнутый и разверстый багажник, из которого разметало сумки, Олечкины кофточки, платья, медвежонка Пашку. И три мандарина, Олечка очень их любила. Три мандарина, странным образом уцелевшие в этой мясорубке. Они аккуратно выкатились и остановились неподалеку от жигуленка, предательски целые.
Потом ей позвонили и сказали то, что Валентина Михайловна
