Цареубийца. Маузер Ермакова - Юрий Жук

Свидетельства П.З. Ермакова о том, как были уничтожены трупы, подтверждали точку зрения Соколова. «Мы устроили из поленьев погребальный костер, таких размеров, что на нем в два слоя поместились тела. Мы вылили на трупы пять канистр бензина и два ведра серной кислоты и подожгли бревна. Я стоял рядом и следил, чтобы целым не осталось ни единого пальца, ни единой косточки. Нам пришлось довольно долго жечь костер, пока не сгорели черепа». В заключение П.З. Ермаков сказал: «Мы не оставили на земле ни щепотки пепла. Я поставил канистры с пеплом снова на грузовик и приказал шоферу, чтобы он вывез меня на шоссе. Там я рассеял пепел по воздуху – ветер подхватил его, словно пыль, и понес дальше по лесам и полям».

Вернувшись к себе в Нью-Йорк, Хэллибертон опубликовал интервью, данное ему Ермаковым на смертном одре. В Свердловске, однако, П.З. Ермаков восстал со своих красных одеял и прожил еще семнадцать лет» [143] .

После опубликования интервью Р. Хэллибертон всерьез увлекся темой убийства Царской Семьи и даже выпустил книгу под названием «Как убили царскую семью» [144] , которая увидела свет в 1952 г. и в которой приводятся довольно пространственные выдержки из этого интервью.

Приведем и мы таковые, так как мало кто из наших соотечественников мог ознакомиться с ними по сей день.

Со слов П.З. Ермакова, выходило (а у автора нет сомнения в том, что Р. Хэллибертон позволил себе что-нибудь преувеличить), что после того, как участь Царской Семьи была решена, условия Ее содержания стали намного хуже. Бывший цареубийца также вспоминал, как он якобы поймал некоторых охранников, которые позволяли себе разговоры с Великими Княжнами, вызывавшие у них не только улыбку, но и смех.

«И они, – вспоминал П.З. Ермаков, – начали принимать папиросы от царя [145] . Мы не могли допустить этого. Я сказал Юровскому об этом. Он на следующий день выгнал начальника охраны Авдеева и всю охрану и сам взял на себя командование [146] . Я думал, что я жесток. Я видел тысячи человек убитыми, сам убивал множество их, но я был мягким человеком по сравнению с Юровским. При нем уже не могло быть разговоров с царевнами. Вместо охранников-рабочих Юровский вызвал взвод наших палачей из ЧК, в большинстве из венгерских пленников. Было несколько русских в ЧЕКа, но Юровский не взял никого из них. Он чувствовал, что иностранцам можно было больше доверять» [147] .

Поведав далее, как Я.М. Юровский назначил его своим старшим помощником, и о том, как они с С.П. Вагановым обследовали район заброшенных шахт, где должно было произойти сожжение тел несчастных жертв, П.З. Ермаков продолжал:

«Мы (я – Ермаков, Юровский и Ваганов) решили убить кроме царской семьи и всех их слуг, что составляло 11 человек. Служащую-большевичку, работавшую в доме, мы решили тоже взять в подвал, чтобы не вызвать подозрения. Ее, конечно, мы не собирались уничтожить и позже, перед расстрелом, ее удалили из подвала» [148] .

Развивая далее тему подготовки к этому убийству, П.З. Ермаков поведал, что:

«Юровский был главным распорядителем по расстрелу. Мы согласились, что лучше будет, если стрелять [будут] только трое: он, я и Ваганов [149] . Последний – всегда со мной, он – хороший большевик, так же, как и я. У Юровского был наган, у Ваганова и у меня – маузеры. Таким образом, было только три исполнителя. Мы, исполнители, должны были стрелять в группу, скученную в маленькой комнате. Если бы нас было больше, чем три, мы бы мешали друг другу. Юровский сказал Ваганову и мне – не стрелять в царя и царевича, он сам хотел их убить. Мне достались царица, доктор Боткин, повар и лакей. Ваганов должен был убить четырех царевен и горничную царицы. Каждый из нас вложит новую обойму, как только выпустит все шесть пуль» [150] [151] .

Рассказ же о самом расстреле у П.З. Ермакова свелся к нижеследующему:

«Юровский, Ваганов и я стояли рядом в дверях. Юровский начал читать составленный им “приговор”. Ему приходилось почти кричать, чтобы его можно было услышать за грохотом мотора, стоявшего у дверей.

–  Вы думаете, что белые вас спасут, – этого не будет… Вы думаете о том, что вы уедете в Англию, так и этого не будет. Уральский Совет приговорил вас и вашу семью к смерти за ваши преступления против русского народа…

Царица поняла сразу. Она вскочила, перекрестилась и напряженно стояла. Другие тоже поняли, но были слишком напряжены, чтобы говорить. Только царь, казалось, не понимал:

–  Что?! За что?! – закричал он Юровскому.

Ответом Юровского было:

–  Вот что! – И он выстрелил прямо в лицо царя. Пуля пробила насквозь его голову. Царь упал и более не шевелился…» [152]

«Я (П.З. Ермаков. – Ю.Ж. ) выстрелил в царицу, всего 6 футов, я не мог промахнуться. Попал ей прямо в рот, через две секунды она была мертва. Затем я выстрелил в доктора Боткина. Он вскинул руками и наполовину отвернулся. Пуля попала ему в шею. Он упал навзничь. Выстрел Юровского сбросил царевича на пол, где он лежал и стонал. Повар пригнулся к углу. Я попал ему сперва в тело, а потом в голову. Лакей упал, я не знаю, кто его застрелил… Ваганов расправился с царевнами: они лежали грудой на полу и стонали, умирая… Ваганов продолжал стрелять в Ольгу и Татьяну. Две младших – Мария и Анастасия – лежали около доктора. Освещение было плохое, комната полна дыма, так что наши прицелы были не всегда удачны… Я не думаю, что кто-нибудь из нас попал в горничную. Она опустилась на пол, спрятавшись в подушки. Один из охраны позже проткнул ей горло штыком [153] . Мы позвали охрану из коридора, чтобы они помогли закончить дело. Охрана прокалывала штыками и била прикладами всех без различия… Царевич все еще стонал. Юровский еще два раза выстрелил в него. Это его прикончило. Анастасия также еще жила. Один из охраны повернул ее на спину. Она закричала, и он добил ее до смерти прикладом [154] . Через несколько минут одиннадцать тел лежало в лужах крови. Комната опустела. Дверь закрылась за последним из, убийц» [155] .

После столь пространственного отступления, думается, следует подчеркнуть всего лишь две важные вещи.

Во-первых, то, что встреча П.З. Ермакова с Р. Хэллибертона, безусловно, была запланирована по сценарию сверху. Иначе кто бы позволил ему встречаться с представителем «продажной буржуазной прессы»? Да еще у себя дома! И к тому же выбалтывать проклятому капиталисту об одном из наших «могучих секретов», о котором в то время не полагалось даже заикаться… Ведь за такое даже в 1935 «мирном» году не только не погладили бы по головке, но и костерили бы за политическую близорукость на всех партийно-ячеечных собраниях и всевозможных райкомо-обкомовских бюро. А по прошествии всего пары лет можно было бы вполне быть подвергнутым аресту по «обвинению в шпионаже», после чего закончить свой жизненный путь у чекистской стенки…