Конь в пальто - Ирина Лукьянова

Толик спрашивает: вы правда думаете, что наш журнал украсит такая статья? Я думаю, что она украсит мусорное ведро, и то вряд ли, но деваться мне некуда. Рекламный отдел кричит, что выбрасывать ее из номера можно только через отдельский совокупный труп. Толик кривится: верстайте… Верстаем, не лезет, надрывно режем хвосты.

За два часа до отправки журнала в типографию свой взгляд на последний вариант полос бросает главный. Приходит в ужас и велит урезать материал еще в два раза — как раз когда я завязываю шарф, собираясь в сад за Машкой. Приоритеты приоритетами, а терять эту работу я не готова. Я звоню Сереге на мобильный (странно, что он в Москве) и умоляю его забрать Машку из сада. Он совсем не в восторге.

Я стремительно переписываю статью от начала до конца и жду, пока ее сверстают. Журнал уходит в типографию, я нахожу вдогонку три опечатки. В 23.15 уезжаю домой, бесконечно виноватая перед:

— неким автором, чей текст пришлось сдвинуть на следующий номер;

— Кобылиным-Громовым, которого урезали в четыре раза;

— рекламным отделом;

— главным редактором;

— его заместителем;

— выпускающим редактором;

— верстальщицей, пять раз переделывавшей полосы;

— бильдом, заставленным срочно искать картинку взамен урезанного текста;

— и, наконец, перед собственным мужем: и ради этой фигни ты меня с креативки сдернула?

Не говоря уже о детях: папа был зол и мрачно метал дротики в дверь, Машка мешала Сашке читать пятого «Гарри Поттера», Джесси так визжала, что Сашке пришлось ее вывести в темень и морось.

И, наконец, я виновата перед читателем, потому что читать статью все равно невозможно.

И стоит ли говорить, что пойманную мной машину остановили на Садовом для проверки документов и держали четверть часа?

После выхода номера в свет звонит обиженный автор, не узнавший

своих трудов, и один за другим — десять его собеседников. Они извещают, что никогда больше не будут иметь дела с нашим журналом, ибо потратили на беседу с корреспондентом массу драгоценного времени, а их слова безобразно урезали или вовсе выбросили. «Поймите, что время — наш самый важный, невосполнимый ресурс», — втолковывает некий баритон. Долго втолковывает — целых двадцать невосполнимых минут.

Зато журнал заработал немного денег за рекламный модуль размером в 1/8 полосы.

КПД процесса кажется мне подозрительно низким. Наконец на меня нисходит озарение: надо было с самого начала сказать «не буду».

Девушка с лампочкой

— Электрика вызывали? Что у вас такое?

— Света нет в туалете, мне кажется, что-то там с патроном.

— А что случилось?

— Был скачок напряжения, свет выключился, теперь нету.

— Автомат вы проверяли?

— С автоматом все нормально. Там с патроном проблема.

Отмахнулся. Полез, проверил автомат. Все нормально.

— В квартире свет есть?

— Есть.

Не поверил. Пощелкал. Есть.

— А в туалете нет?

— А в туалете нет.

— Девушка, так лампочка там перегорела, надо было новую вкрутить!

— Я вкрутила лампочку.

— Так вы, наверно, лампочку не докрутили, там контакта нет.

— Докрутила. Там с патроном проблема.

Полез, проверил. Докрутил. Не горит.

— Значит, лампочка бракованная.

— Лампочка нормальная.

Не поверил. Выкрутил эту. Вкрутил свою. Не горит. Присмотрелся.

— Ух, е-мое, тут же сгорело все. Патрон прямо обуглен… и провода сгорели.

Починил. Слезает.

— Так там у вас с патроном проблема была.

— А я вам что говорила?

— Ну мало ли, что вы говорили.

Человек-оркестр

Человек оркестр просыпается, не в силах шевелиться. У него ноют все косточки, скрипят все суставчики, пищат все внутренности и посвистывает в носу.

Он встает, поскрипывая и похрустывая, и диван стонет, кряхтит и рычит под ним, и кажется, что это просто продирается медведь сквозь лесной валежник. Человек-оркестр вздыхает, чихает, кашляет и шумно втягивает сопли, потому что опять насморк: шмыг!

И потихонечку, полегонечку, чтобы не развалиться, начинает свое движение по жизни.

Насморк, конечно, аллергический, апчхи, апчхи, но горло-то уже простудное, кху, кху, кахихррр-кху-кху! О, чтоб тебя! Скирлы-скирлы, медведь-липовая нога, опять болит коленка, которую доктор велел не нагружать, скирлы-скирлы, апчхи, шмыг, кху-кху, чтоб тебя!

Феее, говорит желудок, я не буду завтракать, меня тошнит. Ауууу, изумляется голова, у меня чтой-то фиолетовые пятнышки перед глазами, давление, должно быть?

Фее, апчхи, апчхи, ауууууу, что ж это такое, шмыг, скирлы-скирлы, гав-гав, добавляет печень, ей не понравился бутерброд с докторской колбасой на ночь, кху-кху, скрип-скрип, гав-гав, апчхи, аууууууууу!

Человек встает и капает в глаза, и пьет антигистамин, и начинает смазывать скрипящие шестеренки: полощет горло календулой, брызжет в нос спреем, мажет прыщ салициловым спиртом, а крапивницу мазью, а загривок и коленку бен-геем, человек мажет морду кремом и замазывает погрешности маскирующим карандашом, апчхи, кху-кху, шмыг, скирлы-скирлы, феее, гав-гав, ауууууууу!

И потихонечку, полегонечку, чух-чух-чух, разгоняется, выпивает кофе, моет чашку, шмыг, гав-гав-апчхи, и чух-чух-чух, чух-чух-чух, скирлы-скирлы, и хватает дитя под мышку, и набирает скорость — умывание-завтрак-одевание, скирлы-скирлы-скирлы-скирлы, чух-чух-чух, и вот уже несется ураганом, вылетает из подъезда, через лужи, через дорогу, в садик, сберкассу, магазин, домой, веник, ключи, проездной, метро, троллейбус, работа, чух-чух-чух, чух-чух-чух — ту-тууууууу!

Слушаю вас

Здравствуйте, говорит пиар-менеджер агентства Пи-Пи-Ар по поручению группы компаний «Финист», у нас есть очень интересная новость, мы хотели бы вам дать информацию.

Присылайте, говорю, мейл запишите, пожалуйста. Нееет, говорит пиар-менеджер, мы вам хотим интервью дать эксклюзивное, мы запустили новую уникальную социальную программу, с вами готов разговаривать начальник отдела социальных программ «Финиста». Очень хорошо, разговаривать я всегда готова, у меня только места в номере нет, и хочется все-таки понять, какие у вас новости. Ой, а ведь мы с ним уже договорились об интервью, он столько хочет вам рассказать, у нас такие программы интересные! Мы в этом году выделили серьезный бюджет, ни у кого таких программ нет! А кто может повлиять на ваше решение? А кто ваше начальство? А главный редактор может? А его заместитель? Ну мы вам перезвоним.

Приходит Толя: вам перезвонят, пойдите и напишите пять строк в новости.

Перезванивают. Вам на какое время лучше?

Мне лучше, пожалуйста, после одиннадцати. (У меня детский сад не работает, лето, надо в метро сдавать ребенка на руки маме. Через неделю закончится сессия у свекрови, и детей возьмут на месяц в Калугу).

Очень хорошо.

Смотрю сайт: там сплошь программы жилищного кредитования сотрудников и студенческие стажировки. Что тут уникального?

Звонок через час: вы знаете, он может принять вас только в девять тридцать.

Он — может — меня — принять? Это перестает мне нравиться.

Мама поднимается в семь утра и едет на другой конец города, чтобы взять Машку, Машка упирается и хочет спать.

Удивительно, но я не опоздала. Пропуск, разрешение на пронос диктофона (скажите заранее, какой марки ваш диктофон), изучение паспорта, ксерокопирование паспорта, металлоискатель, откройте сумочку, пожалуйста. Пожалуйста, все носители информации — дискеты, флэш-карты, мобильный с камерой, нет? — сдайте охране, пожалуйста… Господа, а у меня еще есть отпечатки пальцев, не надо?

Посидите пока здесь, у него совещание. Со мной рядом садятся два пиар-менеджера — одна из агентства, другая собственно из компании. Тоненькие девочки с длинными ногтями, они заводят нескончаемый разговор о Наташке: она тебе звонила, а когда звонила, а тебя не было, а где я была…

Звонок: мам, я палец порезал, у нас где пластырь? Пластыря нет, а как ты его порезал? Я палочку от мороженого на щепочки колол. Зачем тебе щепочки? В зубах ковырять. Господи, мы же еще не сходили к зубному, в прошлый раз Сашка опять загнулся с гастритом, и мы отменили последний визит.

Пройдите в кабинет, он сейчас вас примет. Садитесь здесь, я сейчас закончу разговор. Время десять. Звонок: мам, я за пластырем в аптеку схожу, ага?

Начальник отдела социальных программ высок и надменен, кабинет его выстужен кондиционером.

— Слушаю вас, — говорит начальник.

Пардон! Это я вас слушаю! Это вы мне хотели рассказать что-то эксклюзивное! Девочки с ногтями смотрят на меня с безмятежным интересом. Начинаю выкручиваться.

— Расскажите, пожалуйста, какие у вас новые социальные программы.

— А у нас новых никаких программ. Одна есть, она работает уже шесть лет, в этом году мы только расширяем ее объем.