Дочерь Божья - Льюис Пэрдью

Зоя поставила бокал на край стола из стекла и хрома, встала и потянулась.

— Раньше я никогда не заходила дальше реставрационной комнаты, но в то утро я дошла до двери в дальнем ее углу, которая обычно была заперта на висячий замок. В то утро замок был не заперт, и я зашла в комнату, где света было даже больше, чем в художественной мастерской Эрика. Так же, как в реставрационной, на мольбертах стояли шедевры, которых я не видела и о которых даже не слышала. Там были Моне, Ван Гог и Мондриан — множество мольбертов с их полотнами. Подойдя ближе, я увидела, что ни одна картина не подписана. А Моне и Ван Гог были даже не закончены. У меня мелькнула догадка, и тут же я услышала за спиной шаги. Я повернулась и увидела в дверях Эрика — его лицо выражало смесь гнева, удивления и страха. На мгновение мне показалось, что его глазами на меня взглянули безумие и смерть, но это мгновение было таким мимолетным, что я до сих пор не уверена, может, мне это просто показалось.

— Людей убивали и по менее существенным поводам, чем амбиции художника, — сказала Талия, — не говоря уже о деньгах.

— Он мог. Ага, — сказала Зоя. Задумчиво гуляя по комнате, она погладила греческий мраморный бюст III века по щеке костяшкой пальца и повернулась к Талии. — Но он только сказал: «Это ведь останется нашим секретом, киса, правда?» — потом обнял меня за талию, и я растаяла. Кивнула. Но потом откуда-то во мне взялись силы и остаток разума, чтобы сделать шаг назад и заключить бесценную сделку. «Согласна, — сказала я ему, — но при одном условии: ты научишь меня всем своим трюкам». Он вздрогнул, будто я ему пощечину влепила. В глазах снова проскочила искра безумной жажды убийства и тут же погасла. Он согласился.

Зоя вернулась к своему креслу и снова уселась.

— На этом наш бесподобный секс закончился. Я стала ученицей, угрозой и обязательством, и до конца лета его простыни не остывали от непрекращавшегося потока тусовщиц, проходивших через его постель и до моего появления. Тогда я поняла, как он на самом деле тщеславен, насколько ему ничего не нужно, кроме его искусства, и что я в любом случае получила бы отставку через пару недель.

— Должно быть, это было больно, — посочувствовала Талия.

— Не особо, — покачала головой Зоя. — Это случилось уже когда я выяснила, насколько сама одержима искусством. Секс был замечательным, к совершеннолетию он на многое открыл мне глаза, но все это не имело особого значения, потому что остаток лета я провела за изучением самых передовых методов подделки. Многие и сейчас знакомы далеко не всем ловцам фальсификаторов.

— Замечательно, — прокомментировала Талия. — И что, он все еще подделывает мастеров? Его работы ведь продаются очень недурно.

Где-то в глубине склада громыхнула железная дверь.

— Идет, — сказала Талия и стала спешно уничтожать улики набега на запасы коллекционного вина Вилли Макса. Зоя спешно унесла бокалы на рабочую территорию и поставила их за полку.

— Нет, он больше не занимается подделками, — ответила она. — Но фальшивки помогли его карьере в той же степени, что и его талант.

— Как это?

— Ну, сначала он делал фальшивки для денег, потом — из мести.

— Мести?

— Он намечал себе критиков, которые его отвергали, — а таких было большинство. Как ты знаешь, критики — создания мимолетных модных поветрий, а не здравого смысла и крепкого суждения. Сначала Эрик хотел их уничтожить — и с парочкой это ему удалось.

— Как?

— Ну, фон Глейк из Гамбурга был одним из самых непримиримых его критиков…

— Фон Глейк? — мягко переспросила Талия. — Его репутация была уничтожена в связи с подделками.

— Не случайно, — продолжала Зоя. — Так уж вышло, что фон Глейк много разглагольствовал о том, какой он великий специалист по Джексону Поллоку.

— По чиханию краской на холст.

— Точно, — согласилась Зоя. — И Эрик принялся выдавать на-гора «неоткрытых» Поллоков… думаю, каждая картина занимала у него не больше получаса. Реставрационный бизнес помог Эрику «отмыть» фальшивки через неразборчивых покупателей, не открывая реального источника их появления. Как и планировалось, фон Глейк едва не рехнулся от открытия «неоткрытых» Поллоков, повсюду их превозносил, заверял их подлинность, чуть не облизывал их. А потом — серия анонимных намеков владельцам галерей и коллекционерам, купивших картины, на маленькие скрытые несоответствия, которые он позаботился туда вписать.

— Он подставил фон Глейка и тем самым подтолкнул его к пропасти, — тихо сказала Талия. — Так что самоубийство фон Глейка оказалось скорее убийством.

— Эрику было наплевать, — сказала Зоя, слушая, как приближаются шаги за дверью. — Харпер-Боулз из Лондона и ле Пэн из Парижа оказались не такими впечатлительными, но и их карьера закончилась так же.

— Небольшая потеря для мира искусства, — пробормотала Талия.

— Как бы то ни было, — сказала Зоя, когда звук шагов затих у их двери и раздался звон ключей, — похоже, Эрик решил, что в конечном счете разрушать карьеры критиков не так полезно, как держать их за кольцо в носу. Пошли слухи — я уверена, распускаемые самим Эриком, — что он создал море подделок, в котором замазана большая часть мира художественной критики, а особенно те, кто ругал его работы.

— Стало быть, он их шантажировал?

— Лишь в самом начале, я думаю, — ответила Зоя. — Наверное, этого было достаточно, чтобы остановить поток негативных отзывов. Его работы стали ценить по достоинству.

В скважине засова снаружи лязгнул ключ. Мгновение спустя дверь открылась и вошел Громила; наручник Зои уже был пристегнут к его руке.

10

Когда Сет Риджуэй припарковал «вольво» на дорожке перед своим домом в Плайа-дель-Рей, в штормовых облаках появились просветы, через которое сквозили последние лучи заходящего солнца. Сет наблюдал за вялыми попытками гаснущего света отделить серость хлябей небесных от серости хлябей земных. Вцепившись в руль своего «вольво», он сидел и вспоминал, как они с Зоей, обнявшись, часто стояли бок о бок и любовались пейзажем. Из-за вида они и дом-то купили.

Дом представлял собой небольшое бунгало с двумя спальнями, спроектированное в конце 1930-х годов в стиле ар-деко — в интерпретации калифорнийской пляжной зоны. Бывшие владельцы задумывали его как летний домик и построили на почти отвесной круче — до пляжа внизу было больше 70 футов. В ясный день казалось, что в конце подъездной дорожки их ждет остров Санта-Каталина.

Сет выключил зажигание и какое-то время сидел неподвижно, слушая жалобные стоны ветра, порывами налетавшего с моря, все еще неспокойного после шторма. Потом неохотно отвернулся от Тихого океана и посмотрел на дом… их дом… теперь уже его дом. Закат окрасил белую штукатурку в табачно-желтый цвет. Длинные глубокие тени гибких кедров, высаженных перед домом, ползли по лужайке и стенам. Вдруг от стекла гостиной террасы отразился закатный луч — прямо в глаз Сета. Риджуэй нахмурился и отвернулся от надоедливого солнечного зайчика.

Последнюю пару дней творилось сущее сумасшествие, и он просто не знал, пугаться ему или злиться. Прошлую ночь он провел в мотеле АНБ, сражаясь в полудреме с ночными кошмарами и странными видения.

Его дико бесила бесцеремонность Страттона и его команды. Чистильщики Страттона прибыли сразу же после того, как его вытащили из лимузина. Они сняли с яхты все, что смогли открутить и вынести, вывели ее в открытое море и затопили. Снятые вещи, как сообщил ему Страттон, сложили в гараже Риджуэя.

Сет понимал, что в дальнейшем эти меры спасут его от множества трудных вопросов. Но он все еще не мог успокоиться, когда вспоминал, как люди Страттона перевернули на яхте все вверх тормашками — искали картину. Ему стало интересно, не они ли взламывали его дом, пока он жил на яхте. В любом случае теперь было ясно — постарались те, кто искал картину.

Сет вышел из машины, подошел к гаражу и открыл дверь; язвительно усмехнулся. Картины здесь не оказалось, потому что никогда не было. До этого утра он даже не знал о ее существовании, не то что о местонахождении. Но теперь он знал, где она может быть, — и знал, что там она в безопасности. Он не собирался отдавать ее в грязные лапы Страттону или кому-то еще.

Сет посмотрел на снасти и прочие вещи, сваленные командой Страттона на пол. Похоже на моряцкий блошиный рынок. Его взгляд скользнул по такелажу и остановился на кожаном альбоме формата небольшой энциклопедии. Судовой журнал, который Зоя подарила ему на Рождество три года назад. Он наклонился и поднял его. Капли дождя оставили потеки на коже. Когда он его открыл, оттуда вывалилась фотография. Ему удалось поймать ее на лету.

Он отложил журнал и стал в полутьме рассматривать фотокарточку. Они снялись с Зоей незадолго до Цюриха. Даг Денофф, который был шафером у них на свадьбе, щелкнул, как они вдвоем драят палубу «Валькирии» перед воскресным походом к Санта-Каталине.