Избранное - Николай Глазков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доброта
За добротой побрел в леса,Туда, где благодушны воды,Радушны лиственные своды,Разумны птичьи голоса.
Хранила доброта свой следНа всех деревьях, листьях, травах,На ручейковых переправахИ на легендах давних лет.
Не для тщеславной чепухи,Не ради позы или жестаОна должна войти в стихиИ сообщить им совершенство!
1974Хохлома
Ольге Павловне Лушиной
Стоит студеная зима,Снежинки крутит буйный ветер,А солнечная ХохломаНапоминает нам о лете.Грустят деревья и дома,Невесел минусовый градус,Но сохраняет ХохломаВ рюмашках, в ложках, в плошкахРадость!
Ладья. Цветущий хвост — корма,Нос — петушиная головка.Плывет по лету Хохлома,Расписанная очень ловко.
Бочонок солнечен весьма,На нем цветы и земляника —Семеновская ХохломаВся золотисто-краснолика.
В тарелочках — не полутьма,Не сумрак в вазах и солонках, —Напоминает ХохломаРодную, милую сторонку,Где рощи словно терема,Где резвый Керженец струится…
Как солнце в небе, ХохломаЯсна, чиста и круглолица!
1974«У нас так любят переименовывать…»
У нас так любят переименовыватьСкоропостижно и неосторожно…Но старое название от новогоЗдесь отличить, пожалуй, невозможно…
Святые горы — Пушкинские горы!..Холмы, равнины, и леса густые,И голубая Сороть, и озера,Коль Пушкинские, то вдвойне Святые!
1975«Пушкин, как никто, умел смеяться…»
Пушкин, как никто, умел смеяться,Обличать, скорбеть и ликовать.Пушкин права не имел стреляться:Собственною жизнью рисковать!
У поэта правды и свободыКаждая волшебная строкаДля него звучала только годы,А для нас она звучит века!
1975Роман-Кош
Есть в Крыму вершина Роман-Кош,На нее ведут дороги-петли.Крым объездишь, выше не найдешь, —Только популярнее Ай-Петри.
И поэт у нас не тот хорош,Кто на самом деле самый лучший:Малопопулярный Роман-КошВспоминаю я на всякий случай.
1977Компьютер
Когда-нибудь сумеет ЭВМСтать актуальным автором поэм, —Случится это в недалеком будущем.А люди изменяются в наш век,Не потому ль среди своих коллегВстречаю я компьютеров, компьютершей?
Один из них лишен великих дум,Ему важней аплодисментов шум,Переходящий иногда в овацию,А истину охотно он предаст,Как неудобный, тягостный балласт,Мешающий словесной спекуляции.
Достаточно пронырлив и хитер,Стихи читает лучше, чем актер,И обладает электронной памятью.В аудиторию любую вхож.Потребуется — будет он хорошЛитературно-конъюнктурной праведью.
А надо, так прилежной левизнойВзмахнет, как белоснежной белизной,Над обывательски-мещанской серостью,Чтоб обыватель, мещанин, пижонБыл восхищен, а также пораженЕго новейшей вольтерьянской смелостью.
Он популярен, как кинозвезда,И не сойдет с зенитного поста,Своею популярностью орудуя.Душа пуста и совесть не чиста,Но загримировался под Христа,И не заметят — может стать Иудою.
Такая у него бушует прыть,Желает он казаться, а не быть,И справедливым, даже добрым кажется.Но потекут потоки вешних вод,И мода на его снега пройдет,Другая мода лучшею окажется.
А кто его заменит? Вот вопрос!Не краснощекий древний Дед Мороз,Не черноглазый волосатый юноша,Не поэтесса стареньких богем,А новенькой системы ЭВМ —Полупроводниковая компьютерша.
Не оборвется вечной моды нить,И стихотворцев многих заменитьСумеет электронная красавица.Кому-то слыть при этом в знатоках,Быть в дураках, а в будущих векахПоэзия поэзией останется!
1977«Коснусь серьезного вопроса…»
Коснусь серьезного вопросаИ никого не оскорблю:Я не люблю стихов.А прозу?А прозу тоже не люблю.
У нас и горцы, и поморцы,От Балтики до КомандорЗовут поэтом стихотворца,Артистом числится актер.
Осмысленного нет порядку,Порядочного смысла тут:Так бабушку-официанткуПропойцы девушкой зовут.
Поэт, достойный славы, чести,Бывает часто не в чести,А он, действительно, гроссмейстер, —Способен истину спасти.
И в дни, когда трещат морозы,И в дни, когда звенит листва,Я не люблю стихов и прозы,В которых нету мастерства!
1977«Все беды причиняют вред…»
Все беды причиняют вред,Конечно, лучше жить без бед,Но не всегда, а иногдаБывает польза от вреда.
Все беды отрицать нельзя:В них познаются все друзья!А в дни сплошных удач и благНе знаешь сам, кто друг, кто враг!
1978«Колосья подкосило колесо…»
Колосья подкосило колесо,И стало колоскам нехорошо.Но ночью отдохнули колоскиИ утром, встав, не ведали тоски.
Как эти злаки, в добрый час утраНадеюсь так же бодро встать с одраИ побежать куда-нибудь туда,Где солнышко, деревья и вода!
1978«— Кем больше быть хочу, — спросили…»
— Кем больше быть хочу, — спросилиМеня товарищи-коллеги, —Талантливым поэтом илиХорошим человеком?
— Хорошим человеком большеЖелаю быть, — я им ответил.Я три десятилетья послеСтарался быть и тем, и этим.
До объективности дорос,Итоги подвести осталось:Поэтом стать мне удалось,Быть человеком — удавалось!
1978«Жить и жить прелестней и полезней…»
Жить и жить прелестней и полезней,Чем лекарства смерти принимать,После продолжительной болезниЖить и жить мне хочется опять.
Живописны яблони и вишни,И, беспомощно ложась в постель,Жить и жить хочу во имя жизни:Жизнь — не средство, это самоцель!
Увяданье, замерзанье грустно,Радостно цветение цветка.Жизнь — это искусство для искусства,Смело устремленное в века!
1979«О счастье не могло быть речи…»
О счастье не могло быть речи,Когда, чтоб не страдать в плену,Народ страны взвалил на плечиОтечественную войну.
Чтоб кумачовые знаменаЗашелестели веселей,Погибло двадцать миллионовОтважных наших сыновей.
Однако позабыв все бедыИ грусть четырехлетней тьмы,День исторической ПобедыКак счастье ощущаем мы!
1979Фильм «Александр Невский»
Шагали тевтоныДорогой врагов —Вступали стотонноВ поверженный Псков.Предатель ТвердилаИх в город впустил —Резвились верзилыУ свежих могил.На поприще вескомНаш князь АлександрПо прозвищу НевскийКрушил их фасад.С умением русскимТот рыцарский сбродНа озере ЧудскомОтправил под лед!Мне дни боевыеПознать суждено,Когда я впервыеСнимался в кино.Когда с дерзновеннымСражался врагомВ году довоенном,В том тридцать восьмом.Вращался пропеллер,Вздымая метель,И вихри пропели:«Мы те ли, мы те ль?Из пыла и мелаМы веем слегка,А вьюга имелаСнега да снега!..»Мне меч мой из древаНадежно служил —Направо, налевоЛандскнехтов крушил.Разил их, взгляните,Как будто зимой,А солнце в зенитеСтруило свой зной.Проворно и ловкоФанерой гремя,Массовка массовкуТеснила, громя.Простой и высокий —Не нужен мне грим, —Я в русской массовкеСлужил рядовым.Привязан к телегеТвердила-злодей.Кричали коллеги:— Предателя бей! —Удары не слабли,Долбали всерьез —И капали каплиДействительных слез.Ни в чем не повинныйСтрадал наш актер.— Полсотни накину! —Сказал режиссер.Тот вспомнил, рыдая,Жену и детейИ снова ударыСносил, как злодей!Себя на экранеНайти я не смог,Когда поле браниСмотрел как знаток.Себя было сложноУзнать со спины…Все сделал, что можно:Спасал честь страны.
1940–1978—1979«Желаю стать таким опять…»
