Месть в домино - Песах Амнуэль

— Не помню. Я вообще не большой любитель, знаешь ли… Особенно — оперы. Как и ты.

— Короче говоря, Зеттерстрем блокировал двери, из театра можно было выбраться только через окна не ниже третьего этажа. Окна второго, а они выходят только во двор, забраны решетками.

— Да… — протянул Ландстрем. — С третьего не спрыгнешь. Разве что прямо в седло разгоряченного коня, как в хорошем вестерне.

— Чушь, — поморщился Фридхолм. — Никакой нормальный мужчина не станет…

— Это ты мне объясняешь, Петер? — хохотнул эксперт. — Я-то прекрасно знаю, чем грозит мужскому достоинству такой прыжок, если даже совершить его точно и попасть в седло, а не мимо крупа. Хорошо, выбраться из театра не мог никто, пусть. Но в самом-то театре — это же громадина, от подвалов до крыши там…

— Подвалы отбрось, туда никто не спускался, там два входа, на обоих сигнализация и камеры слежения. Исключено. И на чердак никто не поднимался, говорю, чтобы закончить с этой темой. Зрители были блокированы в зале — все двери заперли одновременно со входными. Актеры — на сцене и за кулисами, технический персонал оставался на своих рабочих местах, это проверено, в течение ночи и до полудня следующего дня мои люди опросили всех и всех обыскали, причем тех, кто возмущался и не желал выворачивать карманы, — особенно тщательно.

— Ты держал зрителей в зале до утра? И никто не подал жалобу?

— Семнадцать, — усмехнулся Фридхолм. — На меня подали семнадцать жалоб, причем одну — на имя самого премьер-министра. Заседание дисциплинарной комиссии в следующий четверг, и если я до того времени не найду убийцу…

— Понимаю, — задумчиво сказал Ландстрем, разглядывая узор на дне кофейной чашки. — Хорошо, ножа нет. А что свидетели? На сцене темно, прожектор освещает только эту… Амелию… и убитого, верно? Но именно поэтому на них сосредоточено все внимание — и актеров, и зала. Видно каждое движение. И когда в этом круге появилась рука с ножом, это просто не могли не увидеть!

— Конечно, — кивнул Фридхолм. — Появилась фигура Ренато, это по роли секретарь Ричарда Варвика, губернатора города Бостон. Черное домино, сливающееся с фоном. Он взмахивает правой рукой, это видят все без исключения, Ричард падает, но как-то не театрально, и при этом что-то кричит… Амелия кричит тоже, что совсем ролью не предусмотрено, вот тут-то бдительный Зеттерстрем вдавил кнопку блокировки дверей, как он говорит, чисто инстинктивно.

— То есть, — уточнил Ландстрем, — никто, даже те, кто стоял рядом, не видел убийцу? Если, конечно, убийцей не был актер, что играл этого… секретаря.

— Ди Кампо? Исключено. Он все время находился в поле зрения по меньшей мере пяти-шести человек, все показывают одно и то же. Когда я его начал допрашивать, кстати, он находился в состоянии шока, и это была не симуляция, уверяю тебя. Нет, это не Ди Кампо, как бы мне ни хотелось, чтобы это был он.

— Убийца-невидимка, — усмехнулся эксперт. — Нож-невидимка. Наверняка ты вспомнил «Призрак оперы», хороший был мюзикл, я смотрел его раза три, на DVD, конечно, точнее, жена смотрела, а я — краем глаза…

— Если бы в подвалах Национальной оперы обитал хоть кто-нибудь крупнее крысы…

— Ну, Петер, я вовсе не хочу сказать…

— Я понимаю, — мрачно проговорил Фридхолм и кивнул официанту, чтобы тот принес счет. — Но кто-то все-таки умудрился спрятать нож, несмотря на все обыски. И кто-то из тех, кто был вчера в театре, — убийца.

— Это понятно, — пожал плечами Ландстрем. Подошел официант, Фридхолм положил на тарелочку пять евро, эксперт добавил свои семь. Встали.

— Это понятно, — повторил Ландстрем, направляясь к выходу. — Ты, конечно, проверил, не выходил ли кто-нибудь из зала во время представления, не проходил ли за кулисы?

— Конечно, — сухо сказал Фридхолм. — А также кто из певцов, миманса и балета где стоял, кто кого видел, и кто куда двигался.

— И ничего подозрительного?

— Ничего и никого.

— На сцене было темно.

— Только в последний момент. А до того — яркий свет, бал, танцы.

Ландстрем пропустил майора в дверь, вышел вслед за ним в коридор, где было тихо, только в дальнем конце работала шваброй уборщица.

— Поэтому тебя так заинтересовал тот странный звонок из Штатов? — спросил эксперт.

— В частности.

— Совсем невозможно отследить? На телефонной станции…

— Это был звонок с мобильного телефона.

— Тем более!

— Номер был блокирован, установить не удалось, в компании «Эриксон» говорят, что сделали все возможное.

— Но они могли хотя бы определить место, откуда… Это же элементарно делается!

— О, конечно! Спутниковая система «Галилео», гордость, понимаешь ли, европейской системы космической навигации…

— Ну? Ты говоришь с такой иронией…

— Нет, я серьезно. Они не смогли установить ничего. Говорят, что, возможно, произошел сбой в системе. Еще одна странность ко всем прочим, да?

— Понятно. Там ведь было раннее утро?

— Слишком раннее. Физики вообще странный народ, — сказал Фридхолм, останавливаясь у двери своего кабинета.

— Ты не идешь домой? — спросил Ландстрем, прекрасно зная, каким будет ответ.

— Я еще поработаю, — сказал Фридхолм. — День и вчерашняя ночь были такими суматошными… Надо посидеть, подумать, перечитать показания…

— Но ты же не один этим занимаешься!

— Конечно. В группе шестнадцать человек, а толку-то? Все читают, смотрят, расспрашивают, ищут зацепку. Ты обратил внимание, Свен: пока мы сидели в кафе, мне никто не позвонил?

— Я думал, ты отключил телефон.

— Ну что ты! Просто никто ничего…

— Понятно. Что ж, желаю удачи.

— Если будет что-то новое в связи с этим кинжалом… — сказал Фридхолм.

— Позвоню немедленно.

Фридхолм открыл дверь и перенес ногу через порог, в кабинете двое сотрудников сидели за компьютерами, третий, стоя у окна, рассматривал что-то на дисплее своего мобильного телефона.

— Петер, — эксперт тронул Фридхолма за плечо, и тот обернулся, придерживая дверь, — я вот что подумал. Этот физик… Если он действительно физик… Посмотри на сайте университета. В Бостоне хороший университет. Попробуй найти физика, интересующегося оперой. Думаешь, таких там много?

— Попробую, — вяло согласился Фридхолм. Ему в голову пришла другая мысль, и он старался ее не упустить, пока не дойдет до своего стола и не запишет на листке бумаги то, о чем только что подумал. Тоже безумная идея, как и предложение Ландстрема, но если нет ничего больше…

Номер 12. Премьера

— Я тебе звонила на мобильный, почему ты не отвечал, ты же знаешь, я волнуюсь, а мне сейчас нельзя, а ты отключил телефон, будто тебе все равно, как я сегодня спою, пять минут до выхода, а ты вдруг являешься, как ни в чем не бывало, чего от тебя хотел этот полицейский?