Легенды и были Кремля. Записки - Клара Маштакова

Крупская незадолго до смерти боялась принимать лекарства, прописанные ей даже профессором Ф.А. Гетье, который лечил еще Владимира Ильича да и всю семью!.. Даже дигален, необходимый для урежения пульса, не стала принимать, сославшись на чувствительность кишечника. В ее комнате в аптечке я просмотрела все белые картонные коробочки с лекарствами: все они были опечатаны красным сургучом… и все не тронуты. Может быть, она покупала лекарства в городских аптеках? Лекарства она не стала принимать после разговора со Сталиным (когда речь зашла о ее желании выступить на XVIII съезде партии).

26 февраля Крупскую доставили в Кремлевскую больницу с сильными болями в области живота. В заключении врачей написано: «Заболевание началось с сильных болей во всем животе, к которым присоединилась многократная рвота, резко учащенный пульс, посинение носа и конечностей. При явлении паралича сердечной деятельности тов. Крупская скончалась».

Зловеще-пророческая фраза Сталина «Не выступишь…» осуществилась. Кроме Крупской на съезде правду Сталину никто не посмел бы бросить в лицо. XVIII съезд партии стоя бурно приветствовал своего вождя, расстрелявшего весь состав предыдущего съезда партии. Но не закончилась еще «смертей злокозненная цепь»…

ОТВЕТ РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС» СПУСТЯ 25 ЛЕТ, ИЛИ ТАЙНА ТРАГЕДИИ СЕМЬИ УЛЬЯНОВЫХ

Я должна рассказать о письме, которое получила в январе 1976 года из США от Гарри Солсбери.

«2 января 1976 года. Дорогая мадам Маштакова!

…Я пишу о некоторых аспектах российской революции, в том числе я собираю материалы к очерку об Инессе Арманд и был бы рад получить от вас биографический материал для моей работы, касающейся переписки Ленина и Инессы Арманд.

Я буду очень рад и восхищен, узнав, что эти письма сохранились. Нельзя ли познакомиться с архивом Инессы Арманд, который сохранен? Сможете ли вы ознакомить меня с этими материалами, чему я был бы очень рад…»

К сожалению, я не смогла ответить тогда господину Гарри Солсбери — мне категорически запретило мое руководство. Итак, уважаемый Гарри Солсбери, отвечаю вам на первый вопрос через четверть века!

В 1923 г., когда тяжело больной Владимир Ильич лежал в своей кремлевской квартире, он попросил Надежду Константиновну зайти в его рабочий кабинет, взять из ящика письменного стола пачку писем от Инессы и… все сжечь! Что Крупская и сделала. Она всегда была верна ему, его Надежда…

А вот дочери Инессы Арманд, несмотря на просьбу Надежды Константиновны вернуть письма Ленина или уничтожить, передали их в ИМЭЛ при ЦК КПСС. Владимира Ильича и Надежду Константиновну связывала только огромная любовь и взаимопонимание, у них не было детей, не было имущественных интересов, им нечего было делить. Ведь только любовь отправила Крупскую в неизвестное село Шушенское, за три тысячи пятьсот километров. А ведь ей место ссылки было назначено в Уфе. Повенчались они в Сибири, только кольца у них были медные. Зато невеста была хороша: стройная, изящная, с пышной косой ниже пояса, тонкие черты лица и пухлые, красивого рисунка губы, соболиные брови вразлет. Чем не красавица! Венчались Ульяновы 10 июля 1898 г. в селе Шуша. Их медовый месяц пришелся на весну. А весна в Сибири широкая, яркая, раздольная…

Каждый день они отправлялись бродить или к Енисею, или в лес. Часами сидели на берегу реки, прозрачные воды которой стремительно разливались многочисленными речками и ручейками. Над ними то и дело пролетали стаи диких гусей и уток. С Журавлиной горки открывались бескрайние просторы, совсем далеко на горизонте виднелись отроги Саянских гор. Домой всегда возвращались с охотничьими трофеями, Надежда Константиновна с охапкой луговых цветов.

Как-то секретарь Крупской Вера Дридзо рассказала нам: «…Идем мы однажды вечером с Надеждой Константиновной к Спасским воротам, ну, я и разговорилась, ведь только замуж вышла, говорю, что очень счастлива и люблю мужа. Крупская внимательно меня выслушала и так тихо произнесла: «Эх, Верочка, если бы вы знали, какая у нас была любовь, какая страсть…» До Спасских ворот мы дошли молча».

Находясь еще в Шушенском, Крупская ездила в Минусинск, к доктору-гинекологу, о чем Владимир Ильич писал матери. В письме к матери Ленина Крупская отвечает так: «Вы спрашиваете, дорогая Мария Александровна, прилетит ли «пташечка» в наш дом, думаю нет, никогда». В апреле 1900 г. после отъезда из Шушинского Ленин пишет матери из Пскова: «Надя, должно быть, лежит, доктор нашел, что ее болезнь (женская) требует упорного лечения, что она должна на 2–6 недель лечь»[21].

Итак, они знали, что детей у них не будет, и это очень омрачало их жизнь. Но они еще были молоды, еще впереди было девять лет без Инессы, вдвоем…

Если посмотреть на фотографию улыбающейся Крупской в модной шляпке с букетом цветов, сидящей в коляске рядом с матерью, станет сразу ясно, что она счастлива. Шел еще 1907 год… Все впереди, но не для нее…

1909 год. Весенний Париж: цветут каштаны, на каждом углу продают пармские фиалки и ландыши, а вечером на город опускаются знаменитее сиреневые сумерки. В такую пору встретились Инесса и Владимир Ильич. Они каждый вечер часами бродили по парижским бульварам и улочкам, где сам воздух пронизан романтикой и любовью… Однако вскоре им пришлось расстаться: Инесса уехала в Брюссельский университет.

В Париже Инесса впервые слышала выступление Ленина, она восхищалась, она влюбилась… В 1910 г. под Парижем в местечке Лонжюмо, открылась партийная школа, куда Ленин пригласил читать лекции Инессу.

Снова они вместе и днем и вечером…

Догадывалась ли Крупская об их романе? Ведь Инесса даже сняла квартиру на улице Мари-Роз, рядом с Ульяновыми. Если еще летом 1909 г. Ленин и Крупская вдвоем на велосипедах объезжали все окрестности Парижа (очень любили Медонский лес), то в 1910 г. эти прогулки продолжались уже втроем.

Крупская или была блестящим дипломатом, или'не хотела говорить в своих воспоминаниях о Ленине ничего плохого об Инессе, не хотела компрометировать свою семью.

Вот что она пишет: «Мы знали Инессу по Парижу, но там была большая колония (эмигрантская. — Авт.). В Кракове жили небольшим товарищеским кружком. Инесса наняла комнату у той же хозяйки, где жил Каменев. Уютнее, веселее становилось, когда приходила Инесса». Интересно, что даже агентура отмечала, что Инесса весьма интересной наружности. В ней смешалось итальянская и французская кровь: роскошные бронзовые кудри, темнозеленые глаза и яркий темперамент! Безусловно, Инесса, выглядевшая на десять лет моложе своего возраста, прекрасная музыкантша, легкая на подъем и веселая, смотрелась на фоне уже тяжелобольной Крупской особенно контрастно. У Надежды Константиновны к этому времени было обострение болезни щитовидной железы: сильное пучеглазие, отечность лица и шеи, сердцебиение и т. д.

В Париже в 1910 г. Инесса жила с двумя дочками и сыном. Вера Дридзо нам передавала воспоминания Крупской: «Владимир Ильич, когда увидел Инессу, сидящую за роялем в окружении детей, он вспоминал, наверное, мать, семью, детство…»[22]

Когда в Польше, в Пронино, проходили совещания, в самый разгар приехала Инесса. Крупская писала, что Инесса стала у них частой гостьей и немедленно присоединилась к их прогулкам в горы. Нередко она играла для них, особенно произведения Бетховена, которые Владимир Ильич очень любил. Он любил писать, когда играла Инесса. Не думаю, что такие прогулки и вечера радовали Надежду Константиновну. Но уже не в силах была она встать между их чувствами!

Когда Инесса уехала из Кракова в Париж в декабре 1913 г., она писала (это, вероятно, первое из сохранившихся писем к Владимиру Ильичу, мы приведем только отрывок): «…Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой? И это так больно! Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, что некогда раньше такое большое место ты еще здесь, в Париже, не занимал в моей жизни…

Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила… Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было радостью… Крепко тебя целую, твоя Инесса».

Приведено письмо далеко не полностью. Из-за начавшейся Первой мировой войны Инесса не вернулась в Польшу, а Ленин с Крупской уехали в Швейцарию. Но осенью 1914 г. все трое опять вместе в Берне.

Крупская писала: «Жили на Дистельвег — маленькой, чистенькой, тихой улочке, примыкавшей к бернскому лесу… наискосок нас жила Инесса…» Теперь они на долгие годы втроем. Далее Крупская вспоминает: «Иногда мы часами сидели на солнечном откосе горы, покрытой кустарником. Ильич набрасывал конспекты своих речей и статей, я изучала по Туссену итальянский язык, Инесса шила какую-то юбку и грелась с наслаждением на солнышке…»[23]