Сталин: посвящение волхва - Алексей Меняйлов

…Апрель был на исходе, бурно наступала весна. Дни стали длиннее. Снег таял в лучах солнца, из-под него выбивались тонкие струйки воды. Сутками дул тёплый и влажный юго-западный ветер, и за одни сутки снег оседал на целый фут. К вечеру подтаявший снег замерзал, и по твёрдому насту можно было идти, не проваливаясь. С юга прилетела стая белых пуночек и, побыв один день, опять улетала, держа путь на север. Однажды, ещё до вскрытия реки, высоко в небе с громким гоготом пронёсся на север клин диких гусей. На ивовом кусте у реки набухли почки…

…Только двадцатого мая Стюарт наконец вскрылся. Ледоход начался в пять часов утра; день уже сильно прибавился, и Харниш, приподнявшись, мог видеть, как идёт лёд. Но Элия уже ко всему был безучастен; сознание едва теплилось в нём, и он лежал без движения. А лёд нёсся мимо, огромные льдины наскакивали на берег, выворачивая корни деревьев, отваливая сотни тонн земли. От этих чудовищной силы толчков всё кругом содрогалось и раскачивалось. Час спустя ледоход приостановился: где-то ниже по течению образовался затор. Тогда река стала вздуваться, всё выше, пока он не приподнялся над берегом. Вода с верховьев всё прибывала, неся на себе всё новые и новые тонны льда. Громадные глыбы с ужасающей сталкивались, лезли друг на друга, стремительно подскакивали вверх, словно арбузное семечко, зажатое ребёнком между большим и указательным пальцем; вдоль обоих берегов выросла ледяная стена. Потом затор прорвало, и грохот сшибающихся и трущихся друг о друга льдин стал ещё оглушительней. С час продолжался ледоход. Вода в реке быстро убывала. Но ледяная стена по-прежнему высилась над берегом…

… Герои обычно не склонны превозносить геройство, но даже пионеры этой молодой страны, несмотря на юный возраст Элама Харниша, признавали право старшинства. Никто из них не ступал на эту землю до него; никто не совершал таких подвигов; никто, даже самые выносливые, не мог тягаться с ним в выдержке и стойкости. А сверх того он слыл человеком храбрым прямодушным и честным.

…Золотоискатели Юкона ставили на карту свою жизнь ради золота, а, добыв его, проигрывали друг другу…

… Это был мёртвый мир, мёртвый и серый. Погода стояла ясная, сухая — ни тумана, ни мглистой; и всё же небо серым полотном простиралось над головой. Не тучи омрачали его, не было солнечного света, и поэтому день казался ненастным. Солнце поднималось к зениту далеко на юге, но между ним и скованным льдом Юконом изогнулся горб земного шара. Река была окутана вечерними тенями, и самый свет дневной походил на долгие сумерки. Когда до полудня оставалось пятнадцать минут, в широком изгибе Юкона, где открывался вид на юг, над горизонтом показывался верхний край солнечного диска. Но солнце не поднималось отвесно, оно двигалось наискосок, и в двенадцать часов нижний край его едва оторвался от линии горизонта. Это было угрюмое солнце, тусклое, без блеска. Оно не излучало тепла, и можно было, не щурясь, глядеть на него. Едва достигнув зенита, оно снова начинало уходить по косой за горизонт, и уже с четверть первого Юкон и берега его снова оделись сумраком.

Люди и собаки неустанно мчались вперёд. И Харниш и Кама обладали способностью дикарей утолять голод чем и когда придётся: они могли наесться до отвала в один присест, но могли и обходиться много часов подряд без пищи. Собак кормили только один раз в день, и редко на долю каждой приходилось больше, нежели фунт вяленой рыбы. Они были очень голодны и в то же время в превосходной форме…

…Проснувшись наутро, они увидели, что их одеяла на десять дюймов засыпаны снегом. Собаки зарылись в снег и не проявляли ни малейшего желания вылезти из тёплой норы. Свежевыпавший снег сулил тяжёлую дорогу: нарты уже не будут скользить быстро и легко, а людям придётся по очереди идти впереди упряжки и лыжами уминать снег, чтобы лайки не увязали в нём. Этот снег ничуть не похож на тот, который известен жителям Юга. Он твёрдый мелкий и сухой, совсем как сахар. Если подбросить его ногой, он взлетает в воздух со свистом, точно песок. Из него нельзя лепить снежки, потому что он состоит не из хлопьев, которые можно плотно скатать, а из кристаллов — крохотных геометрически правильных кристалликов. В сущности, это вовсе и не снег, а иней…

…Так они шли день за днём, без передышки, по рыхлому, неутоптанному снегу. Это был изнурительный, однообразный труд — не то что весело мчаться по утоптанной тропе. Сменяя друг друга, они по очереди расчищали собакам путь шириной в ярд, умная снег короткими плетёными лыжами. Лыжи уходили в сухой сыпучий снег на добрых двенадцать дюймов. Тут требовалась совсем иная работа мышц, нежели при обыкновенной ходьбе: нельзя было, подымая ногу, в то же время переставлять её вперёд; приходилось вытаскивать лыжу вертикально. Когда лыжа вдавливалась в снег, перед ней вырастала отвесная стена высотой в двенадцать дюймов. Стоило, подымая ногу, задеть эту преграду передком лыжи, и он погружался в снег, а узкий задний конец лыжи ударял лыжника по икре. Весь долгий день пути перед каждым шагом нога подымалась под прямым углом на двенадцать дюймов, и только после этого можно было разогнуть колено и переставить её вперёд.

По этой более или менее протоптанной тропе следовали собаки…»

{Джек Лондон, «Время-не-ждёт»),

Тираж книг Джека Лондона только у нас в стране десятки миллионов. Девчонки в додемократические времена, читая, пысали кипятком. Ну что стоило Сталину рассказать этим девчонкам о своих приключениях в Заполярье? Учитывая, что лучшие из героев Джека Лондона по сравнению со Сталиным просто отдыхают, уделались бы по самые уши.

Любовные письма от девчонок к Гитлеру шли мешками, к Сталину бы шли эшелонами. Полстраны со временем носило бы имя «Иося». А половина — «Ася».

Однако Сталин о своём доступе в священный мир сам никому ничего не рассказывает. Более того, и другим рассказать не позволяет. Булгаков дотумкал, наконец, в 34-м, кто такой Сталин, и написал пьесу «Вставший из снега» («Батум»), в том смысле написал, что Сталин Предречённый Это произведение Сталин к публикации запрещает. «Батум» — единственное запрещённое Сталиным произведение Михаила Булгакова. Запрещённое, но не уничтоженное. Эту деталь «не уничтоженное», думается, справедливо соединить со сталинским пророчеством: я знаю, что на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет её.

Сталин не даёт ходу рассказам очевидцев, как он под бомбёжкой в 41-м не ложился, пока вся охрана и сопровождающие лежали в кюветах не подымая головы. Никто сейчас не знает, что он сделал такого в Царицыне, раз население ещё в 1925-м пожелало переименовать город в Сталинград — Сталин и это озвучить не пожелал. Хотя мог. Сталин не рассказал, каким образом, используя теорию стаи, он гроссмейстерски выиграл Войну. Но опять-таки не уничтожил ни архивы, ни свидетелей. Всё это говорит о том, что он предзнал, что в нужное для дела Круга Г ероев время всё это выплеснется на поверхность — и послужит благословением для дела Круга Г ероев.

Сведениям о своих приключениях в Заполярье ходу не даёт — однако «Тараса Бульбу», единственное известное мне произведение с достаточно густой тенью Круга Героев, в Горошихе оставляет.

О знании алхимии ни гу-гу. (Алхимия это наука вовсе не о получении золота из дерьма, а специфический способ познания устройства мира). О чуме изгоя на Половинке тоже молчок. О совмещении с шаманами и волхвами разве что не всех народов я уж и не говорю. На трибунах, и даже в Георгиевском зале среди стахановцев Сталин говорит, что он по сравнению с Лениным замухрышка (Сталинское слово). Да это Ленин по сравнению со Сталиным замухрышка. Супермены Джека Лондона, которыми восхищались романтики во всём мире, и те рядом со Сталиным законченные замухрышки.