Креолка. Тайна аристократки - Сойер Шерил

Флорус поставил одну из игральных костей на край стола и стал пристраивать на нее другую.

— Ты уже потратилась на меня. А что, если монеты, сейчас находящиеся в твоем распоряжении, последние, которые ты получила от флибустьеров?

Он начал толкать кость по деревянной поверхности стола сломанным ногтем.

— Нам незачем говорить о золоте. За тебя я готова перерезать себе горло.

Кость упала, но Флорус ловко подхватил ее в воздухе до того, как она коснулась пола. Поместив ее на середину стола, он пробормотал:

— Почему?

Айша старалась отделаться от картин резни, которые ночь за ночью преследовали ее во снах.

— Слишком много убийств. — Она болезненно поморщилась.

— Ты уверена? Не хотелось ли бы тебе убить кого-либо еще?

Выдержав длинную паузу, она ответила:

— Это не так-то легко.

— Ты должна решить. Или воевать, или делать золото. Для молодого человека нет другого занятия, — строго заметил Флорус.

— Я не молодой человек, как ты знаешь. — Айша посмотрела в его черные глаза, в них отражался желтый свет фонаря. — Ты ведь сразу догадался. Но как?

— Твоя каюта предназначалась для леди. Английский офицер, находившийся в моей каюте, должно быть, горел желанием подсмотреть за ними. Он проделал дырку в стене. Приникнув к ней глазами, я тоже увидел женщину.

Айша встала, опрокинув стул:

— Ах ты грязный шпион! Ты посмотрел еще раз?

— Ты очень красивая.

Она едва дышала от возмущения.

— Полагаю, ты подсматривал.

— Полагаю, ты права.

— Я думала, что ты благодарен мне, — крикнула Айша.

— Я мужчина. Не бойся, когда я хочу женщину, то беру ее. Я тебя не взял.

— Теперь, полагаю, мне нужно выразить благодарность. — Она подняла стул.

— Я сказал тебе: у меня есть женщина.

— Да? Я не вижу ее с тобой. — Айша села, стыдясь своей жестокости, но не отрывая от него взгляда.

— Последний раз я видел ее в Эльмине полгода назад, когда нас продавали. До тех пор, пока не узнаю, что она мертва, я не полюблю другую.

Его холодная уверенность ужаснула ее, и Айша не сразу решилась задать следующий вопрос:

— Вас продали одному и тому же хозяину?

— Нет, я попал к английским торговцам, отправлявшимся в Карибское море, Мэтчем купил меня в Антигуа, ее купили французские торговцы.

— Куда?

— В Нант.

Айша не представляла себе Нант, и его рынки для рабов, скопление зданий в Пуэнт-а-Питре и улицы, по которым сновали люди, изумили ее. Она провела почти все время в жалкой комнате над винным магазином, ожидая, пока Фуршон принесет новости от владельцев оружейных заводов, и не видя никого, кроме служанки, доставлявший ей еду, и подозрительного маленького портного. Сняв с Айши мерки, он одел ее в новую одежду. Ее она сейчас и носила. Флорус, помещенный в еще более грязной комнатушке, проводил все дни на улицах и в тавернах. Он сказал, что Пуэнт-а-Питр — собачья дыра по сравнению с настоящим городом.

— Долго ли ты жил в Эльмине?

— Всю жизнь. В доме Юсуфа аль-Акбара. Я дорос до должности управляющего. Хозяин был очень богатым человеком, но его состояние уплыло сквозь пальцы, после того как он взял третью жену. Ее семья разорила его, и в конце концов хозяина убили. На улице.

— Кто?

Флорус развел руками:

— Не знаю, Аллах свидетель. А потом все выставили на аукцион. — Он глубоко вздохнул. — Мою жену зовут Ясмин, ей восемнадцать. Она не из Эльмины, а из кочующего племени. Ясмин говорила только на своем языке, когда оказалась в Эльмине. Я научил ее.

Смахнув кости со стола, Флорус положил их в карман.

— Вот так. А почему ты едешь во Францию?

— Я ищу кое-кого.

— Мужчину?

Айша задрожала:

— Короля.

— Что, того, кто в Париже? Ты никогда не увидишь его.

Айша положила кулаки на барьер из книг:

— По меньшей мере я знаю, где он. Каждый француз имеет право на аудиенцию с королем. У меня есть документ о том, что я француз. Чье предприятие более глупо — твое или мое?

Полузакрытые глаза дразнили ее. Флорус посмотрел вниз на свои руки, прежде чем заговорить. Отметины от цепей, которые он носил несколько месяцев, все еще были видны на его кистях.

— Что заставляет тебя думать, будто он станет слушать рабыню?

Айша похолодела.

— Почему ты говоришь это мне?

— Я подружился с некоторыми ребятами из команды, с Жалу и Дюбуа из Санто-Доминго, с маленьким мулатом из Венесуэлы. Они сказали мне, где тебя подобрали.

— На Мартинике. Ну и что? У меня были деньги.

Флорус покачал головой:

— Я вижу в тебе Африку. Ты напоминаешь меня…

Она ожидала конца фразы, но он не продолжил. Через минуту Флорус встал и открыл дверь, разделявшую их каюты.

С отсутствующим видом Айша поставила книги перед собой, пробегая глазами длинные заголовки. Она провела много часов, читая их, а затем переписывала из них строчки на бумагу, купленную в Пуант-а-Питре, но научиться писать самой было трудно.

Резкий скрип поперечной балки поверх ее головы сказал Айше, что Флорус забрался в свой гамак. Их близость в этих темных мрачных стенах показалась удушающей. Айшу охватило паническое желание замедлить движение корабля, продвигавшегося к неизвестности. Впереди, как она полагала, ее ожидали лишь неудача и боль поражения. Ни ей, ни Флорусу не удастся задержать корабль, для них нет пути назад.

Когда Айша услышала звуки, доносившиеся из перегородки, она встала и потушила фонарь. Она сидела некоторое время в темноте, прислушиваясь к приглушенным рыданиям Флоруса, потом опустила лицо на руки.

В это весеннее утро Нант был омыт свежестью. Лодочники с барж и с доков казались энергичными и свежими после бодрящего путешествия вниз по Луаре, которая разлилась от снегов, растаявших на Центральном массиве. Матросы с кораблей, прибывших через Ла-Манш, толклись на солнечных улицах порта в поисках светлого фламандского пива. Именно его предпочитали нантские знатоки эля. Клерки, сидевшие за своими гроссбухами в самом центре города, поглядывали на небо, и оно словно подмаргивало им своими голубыми глазами сквозь пыльные окна и галереи. Нант — один из самых больших портов, где торговали рабами, пришел в движение с началом нового сезона.

Банкир Бертран принимал посетителей в своем городском доме. Его кабинет на втором этаже выходил окнами во внутренний дворик, где росло молодое ореховое дерево. В центре комнаты стояло бюро из тюльпанового дерева, и его поверхность отражала солнечный свет из полуоткрытых окон. Бертран сидел спиной к ветвям орехового дерева, на которых розовые почки начинали набухать и раскрываться весенними свечками. Яркий свет в кабинете мешал другому мужчине видеть лицо банкира, но он уже знал два чувства, которые оно выражало: уважительную сдержанность и скрытый интерес. Он знал их слишком хорошо.

С делами было покончено, но Жервез ле Бо де Моргон не торопился уходить, потому что их беседа касалась торговли в Нанте. Бертран происходил из старинного рода богатых торговцев. Все их поколения гордились тем, что они члены городского парламента. Жервез также родился в семье крупных буржуа, два года назад получил пост в королевском казначействе. Хотя титула у него не было, в Париже Жервез считался человеком более высокого ранга, чем тот, с кем он разговаривал. Он также добился успеха, используя все возможности для приумножения своего состояния: например, стал откупщиком королевских налогов.

У Жервеза, высокого мужчины лет тридцати, были мягкие каштановые волосы, карие глаза и хорошие манеры. Его любили в обществе, хотя он никогда не проявлял особого остроумия и не волочился за дамами. Жервез нравился женщинам, считавшим его незаменимым гостем. Никто не догадывался: улыбается ли он или думает о чем-то своем. Чаще всего Жервез думал о своем, ибо его активный ум получал удовольствие от вычислений, особенно если предмет касался его богатства.

Банкир Бертран, возможно, знал Жервеза так хорошо, как никто другой, и не доверял ему, всегда ожидая от него удара в спину. Однако Бертрану казалось, что он действительно знает этого человека и может вести с ним свои дела. Этим ярким весенним утром они обсуждали один из своих любимых проектов, состоявший в том, что они фрахтовали корабли для работорговли. Банкир описал в деталях устройство двух кораблей нового вида, построенных «Братьями Бертранами» в доках Рошфора.