Креолка. Тайна аристократки - Сойер Шерил

— В Париж.

Бертран захлопнул книгу, положил на нее бумагу и написал для нее адрес в углу. Он ничего не сказал, пока чернила сохли, и даже не поднимал глаз, хотя взгляд Айши был прикован к нему. Заметив, что у Бертрана бледная кожа, она предположила, что большую часть времени он проводит в помещении. Теплая одежда плотно облегала крупное тело Бертрана: он явно опасался простудиться. Когда Бертран вернул письмо, его лицо было непроницаемо, однако сам он, несомненно, пытался определить, в чем ее уязвимость. Взгляд Бертрана отличался от тех, которые бросали на окружающих члены семьи хозяина. Те смотрели на рабов совершенно безразлично, для Бертрана же имели значение ее намерения, и он глядел на Айшу более сурово, чем флибустьеры или их капитан. Для этого француза она существовала, имела имя, место назначения, определенную сумму денег, то есть была для него личностью.

— Это входит в наш бизнес, месье Шарль. Вы сможете получить около двух сотен ливров в нашем парижском филиале довольно быстро.

— Вы уверены, что сумма не больше?

— Ну… вам уже дали вперед сотню плюс раба.

— Что?

— Очевидно, команда не возражала против того, что вы выразили претензии на часть груза тут же. Полагаю, они уважали вас. Действительно, оценив такого богатыря в триста пятьдесят ливров, они почти подарили его вам. Вы поймете, какую прибыль получите на рынке, если вы собираетесь продать его в Нанте.

Айша встала:

— Это письмо сообщает о том, что он моя собственность?

— Точно.

— Пожалуйста, напишите для меня несколько строчек, и мы оба подпишем их.

Банкир поднял брови, но деловито написал документ под диктовку Айши, после чего она ушла.

Флорус увидел, что Айша так же раздражена и суетлива, как и люди на улицах. Она шла торопливо, останавливаясь только для того, чтобы спросить направление к рынкам. Но это был напрасный труд, поскольку вся толпа устремилась туда же. Флорус не пытался догадаться, что содержится во всех этих бочках и мешках, которые везли закрытые повозки из окрестностей Нанта. Однако громкие голоса и уличные выкрики рекламировали кое-какие товары. Тут было сладкое белое вино из долин Луары, сахар из больших сахароочистительных заводов в Нанте, который продавали мешками в пекарни и кондитерам и посылали в бочках в города всей Франции, сидр из Нормандии и светлая капуста, выращенная в болотистой местности. Уличные торговцы предлагали все, начиная от вязанки хвороста и кончая изящными бретонскими кружевами. Здесь были дешевые банты, бесформенные соломенные шляпы, пучки травы, жирные куры, подносы с пирожками и маленькими сырками, большие бочки с молоком.

Внезапно Флорус увидел между зданиями обширные помещения городского рынка.

— Тут. — Он указал вперед, и Айша остановилась, ее плечо соприкоснулось с его грудью. Это было их первое прикосновение. Между ними установилось странное товарищество, почти мужское. Однако в иные мгновения Айша признавала превосходство его пола и возраста и позволяла ему шутливо называть себя дочерью. Но сейчас настало другое время, она снова превратилась в энергичное отчаянное существо, вырвавшее Флоруса из трюма корабля. Выражение ее черных глаз убеждало его, что прежде она была рабыней. Когда же ей приходилось сдерживаться, Флорус замечал, что Айша почти незнакома с окружающим миром и мало знает мужчин. Однако она спрашивала Флоруса только о том, как он умеет манипулировать цифрами и ловко выигрывать. Она привела его в это место, не посоветовавшись с ним, но он последовал за ней.

Рынок для рабов находился гораздо дальше, чем они предполагали. Район назывался Сен-Андре. Потных разгоряченных тел здесь было меньше, чем в помещениях для рабов при рынке, большой зал был заполнен лишь наполовину. Ничто не напоминало здесь о режиме для арестантов. Группы держались вместе без всякого принуждения, независимо от того, были на людях ножные кандалы или нет. Инстинкт не побуждал их бежать в незнакомый город. Лишенные семей и охваченные отчаянием, они были готовы ко всему.

Флорус следовал за Айшой, как в кошмарном сне. На улицах Эльмины каждый знал его как раба, хотя и самого ценного в хозяйстве Юсуфа аль-Акбара. Он свободно шел по французскому рынку, где на всех черных позвякивали цепи, и ему казалось, что мир перевернулся вверх дном. У Флоруса кружилась голова. Он схватил Айшу за руку, чтобы остановить ее. Она дрожала и не смотрела на него, но ее низкий голос пробился сквозь туман, застилавший голову Флоруса:

— Мы должны поговорить с торговцами из твоей части Африки. Посмотри вокруг, скажи мне, кто они.

Он послушался, но для него все европейцы выглядели одинаково и походили на банкира Бертрана, но были более просто одеты. Флорус искал среди пленников рабов, напоминавших людей его племени, привезенных с побережья из районов, окружающих Эльмину. Флорус искал таких, как он сам, мужчин из великого королевства Гони в северных Саваннах, или гордых догомбо с верховьев реки Вольта, или рыбаков фанти с побережья. Никого похожего на Ясмин он не заметил. Она была фулани из бродячего племени на севере, длинноногая, с высокой грудью. Ясмин являлась ему в мечтах, оглядывалась на него через плечо, перед тем как уйти в пустыню, куда он не мог последовать за ней.

Флорус шел впереди Айши и смотрел поверх голов стоящих вблизи групп, боясь, что его узнают. Он опасался, встретившись взглядом с торговцем, выдать себя и дрожащую женщину, следовавшую за ним.

И вдруг Флорус нашел их — десять ашанти, пятерых мужчин, троих юношей и двух женщин. У мужчин были высокие лбы, широкие носы и характерная выпуклость над бровями. Даже несмотря на лохмотья, было видно, что это гордое и могучее племя. Лица подростков, стройных и изящных, еще не располнели, но четко очерченные подбородки и широкие скулы придавали им сходство с грациозными женщинами, стоявшими рядом с ними. Обе женщины с повязками на головах были светлее мужчин.

Флорус повернулся к Айше. Он мог рассказать, что эти люди из старого и могущественного королевства Ашанти прибыли из земель, расположенных к северу от Эльмины и протянувшихся от озера Босумиви к водам Вольты. Очевидно, какая-то ужасная беда постигла их деревню, иначе они не стали бы рабами. Но Флорус не хотел говорить при мужчине, который высокомерно смотрел мимо него в сумрачную часть рынка.

Айша подошла к торговцу. Опершись широкими плечами о колонну, тот курил глиняную трубку. Торговец удивился, что его спрашивают о том, откуда прибыла эта группа рабов, но ответил:

— С «Сантанина», приплывшего вчера.

— У вас бывали прежде рабы из тех же мест?

— Вы имеете в виду с тех же кораблей? Каждые несколько месяцев, да. — В его глубоко посаженных глазах блеснула насмешка. — Вы покупаете или продаете?

— Как сказать. Я ищу молодую женщину.

— Для дома или для прогулок? Вы ведь еще юны, и вам не пристало тратить деньги на такие развлечения, не правда ли?

Торговец не принимал Айшу всерьез, но и не спешил отсылать ее из-за гиганта, стоявшего за ней. Безусловно, этот негр — лучший экземпляр из всех, кого выставляли здесь в течение дня. Вполне возможно, подросток или, скажем так, его хозяин не осознавал его ценности.

— Около шести месяцев назад здесь была продана молодая женщина. Мы хотели бы знать, кто купил эту женщину по имени Ясмин.

Торговец рассмеялся, едва не выронив свою трубку.

— У нее было имя, э? Это не для меня, малыш. Опиши ее, и я посмотрю, удастся ли мне припомнить одно лицо из тысячи.

Флорус старался избегать жадных взглядов женщин ашанти и не замечать враждебности их мужчин. Он слушал, как Айша описывала Ясмин. Пока она говорила, Флорус вспомнил с мучительной ясностью гладкий лоб, большие темные глаза и мелкие черты лица, преследовавшего его во снах.

— Да, — наконец, сказал торговец. — Странно выглядевшая женщина, не такая черная, как обычно, э? В головном уборе, немного похожем на арабский тюрбан. Я это помню, ибо ее раздели сразу, чтобы осмотреть. А дальше дело приняло неожиданный оборот, такое не часто бывает. У нас здесь был тогда один настоящий оригинал, испанец, который явился всего-навсего поглазеть, и, честное слово, он заплатил. Да, я вспомнил, испанец купил девушку сразу, как только увидел ее обнаженной, хотя та плюнула в него, когда он сдернул с нее головной убор. А теперь мне надо подумать.