Финансы Великого герцога - Франк Хеллер

— Мистер Исаакс, ваши сигары превосходны настолько, насколько этого нельзя сказать о некоторых ваших предприятиях, — восторженно произнес он. — Но я перебил вас. Вы говорили о моем нахальстве и были столь любезны, что назвали его восхитительным. Полагаю, у вас были причины на то, чтобы вызвать меня объявлением?

— Вы восхитительны не только в вашем нахальстве, но и в прозорливости, профессор. Мне нужна ваша бесценная помощь. Потому я и дал объявление. Ведь адрес ваш мне неизвестен. Свой я также не хотел обнародовать, так как полиция немедля установила бы за вами слежку. Потому-то я и поставил только две буквы — E. I. И я рад, что не ошибся в вас.

На минуту мистер Исаакс замолчал, потом продолжил:

— Я бы хотел предложить вам небольшую работу. Не скажу, что, кроме вас, у меня нет никого, кто мог бы ее сделать, но я обратился к вам по той же причине, по какой обращаюсь к своему сапожнику на Саквиллстрит: я хочу быть уверен, что все будет выполнено безукоризненно.

Гость мистера Исаакса поклонился в знак признательности.

— Вам доводилось слышать пословицу, согласно которой нет ничего хуже родной крови? — продолжал финансист. — Должен сказать вам, что мне представился случай убедиться в этом. Еврей, проклятый еврей… о, как я ненавижу этого типа, профессор!

— Надеюсь, не за его еврейство, — произнес гость мистера Исаакса серьезно и с укоризной. — Глупо и несправедливо придерживаться таких предрассудков. Сам я питаю к своим соотечественникам не больше отвращения, чем к представителям других народов.

— Ваши соотечественники, профессор! Интересно было бы знать, кто они, ваши соотечественники. By Jove,[35] я часто и много думал об этом.

— Из уважения к ним я не открою этого, мистер Исаакс. Во всяком случае, я не еврей. Ведь именно поэтому вы простили мне былые проделки. Итак, вы ненавидите некоего еврея — и потому дали для меня объявление?

— Yes,[36] именно так, профессор. Я смертельно ненавижу его.

— Ради всего святого, надеюсь, вы не думаете, что у меня есть агентура наемных убийц!

— Пожалуй, нет — даже скорее всего нет. Впрочем, я бы хотел избежать крайностей. Я очень добродушен и миролюбив.

— И к тому же вы — член парламента. Так значит, вы не собираетесь заказать мне убийство этого еврея. Могу я спросить, как его имя?

— Адольф Горнштейн.

— Он немецкий еврей?

— Нет, польский. Вы помните миссис Дэйзи Бэлл, профессор?

— Помню ли я вашу восхитительную подругу миссис Бэлл! Mais naturellement.[37] Что с ней сталось? Еврей похитил у вас ее сердце?

— Если бы так, профессор. Он завладел тем, что для меня куда дороже, а именно моими письмами к ней. Как это произошло, никто не знает; возможно, он получил их от миссис Бэлл или от ее камеристки. Миссис Бэлл утверждает, что камеристка выкрала письма и продала их Горнштейну. Но я подозреваю, что это была не Розалия, а сама хозяйка. Ведь теперь мы с ней уже не такие друзья, как раньше. К тому же Розалия сейчас в Америке и, таким образом, выключается из игры. Теперь главная фигура — Адольф Горнштейн. Вам уже доводилось слышать о нем, профессор?

— Горнштейн, Горнштейн… не знаю. Он не был замешан в бракоразводном процессе между лордом и леди Берчелл?

— Именно так. Именно он вручил письма, компрометирующие лорда, леди Элис. И именно этот милый господин теперь грозится лишить меня моих избирателей. Сегодня двадцать второе февраля, то есть до голосования по бюджету Ллойда Джорджа[38] остается неделя. Вы знаете, как строг мой избиратель в нравственных вопросах, и вы уже доказали мне это три года назад. Фу, профессор, эта история с биографом! Придумано хорошо, но…

— Ну-ну, мистер Исаакс, я думал, мы уже забыли об этом. Так значит, опубликование писем придется вашим избирателям не по вкусу?

— Не в качестве предвыборной программы, смею вас заверить. Они слишком… гм… либеральны по стилю, даже для либерального кандидата. Если они будут опубликованы, я пропал. Пока эти письма в руках у Горнштейна, он может превратить мою жизнь в ад, когда ему заблагорассудится.

— Пока они у него в руках, понимаю. И поэтому вы послали за мной, мистер Исаакс?

— Yes, профессор, именно поэтому. Освободите меня от Горнштейна, и…

— Освободить вас от Горнштейна? Вы хотите сказать: освободить Горнштейна от ваших писем. И что тогда?

— Я буду благодарен вам по гроб жизни. Вам этого достаточно?

— Все зависит от того, в какую форму вы облечете свою благодарность. Я беден и в поте лица добываю свой хлеб. Прошлая осень оказалась неудачна для моих маленьких спекуляций. Фирма Walkley & Smithers…

— Имею честь быть знакомым. Так значит, вы тоже пострадали от нее, профессор? Рад слышать, что и такой хитрец, как вы, позволил себя одурачить. Я сам…

— Не преувеличивайте, мистер Исаакс. Что подмастерье против мастера? В делах я ребенок по сравнению с вами.

Мистер Исаакс улыбнулся в свою черную, мефистофельскую бородку. Было заметно, что комплимент затронул его слабое место.

— Ах, дела! — произнес он. — Что вы скажете о предложениях, которые мне делают некоторые господа? Взгляните на это письмо. Я получил его сегодня утром.

Он бросил седовласому профессору конверт с иностранной маркой; тот вскрыл его и устало взглянул на подпись.

— «Именем его высочества великого герцога Меноркского, Эстебан Пакено, министр финансов», — прочитал он вслух. — Ради всего святого, что у вас за дела с великим герцогством Меноркским, мистер Исаакс? Я думал, подобные дела не входят в сферу ваших интересов.

— У меня нет с ним никаких дел, профессор. Это великое герцогство полагает, что я буду иметь с ними дело. Прочтите письмо, и вы все поймете.

— «Мистеру Эрнесту Исааксу, банкиру, Ломбард-стрит, 27, Лондон, Сити, Англия. Dear sir,[39] не будучи знаком с почтенной банкирской фирмой… но будучи наслышан о поддержке, которую Вы оказали сербскому государству… я частным образом обращаюсь к Вам с предложением, которое может оказаться интересным для такого финансиста, как Вы… Состояние подавленности, в котором сейчас находится фондовый рынок, не могло не затронуть Вас, причем в Вашем отечестве период ожидания должен проходить еще тяжелее ввиду принятия бюджета Ллойда Джорджа… все более очевидными становятся преимущества инвестиций не в промышленные бумаги, подверженные непредказуемым флуктуациям, а в надежные и рентабельные предприятия… между тем государственные бумаги остаются малопривлекательными для инвестиций… самая высокая рента, которую они могут дать, никогда не превышает пяти процентов… ввиду этого, в наших обоюдных интересах, я предлагаю Вам предприятие, которое сочетает в себе надежность государственных бумаг и высочайшую прибыльность частного предприятия». By Jove, мистер Исаакс, неужели от этого у вас не текут слюнки? Кто бы ни был этот сеньор Пакено, его английский весьма соблазнителен.