Они под запретом (СИ) - Салах Алайна

Эмоции отрывают меня от пола и несут вперед, к черной широкой спине. Я обхватываю ее обеими руками и к ней прижимаюсь щекой. Пусть думает, что хочет. Это точно в последний раз. Немного его тепла и запаха, чтобы попрощаться. Я не поеду на день рождения Луизы в Одинцово. Хватит.

Арсений застывает. Мои ладони сцеплены у него ребрах, но я все равно слышу, как сильно бьется его сердце. Его стук отдается мне в пальцы, вибрирует под щекой. По-крайней мере, он тоже не спокоен. Слабое утешение, но все же.

Мы стоим так несколько мгновений, после чего Арсений расцепляет мои ладони и поворачивается ко мне лицом. Его расширенные зрачки заполнили собой радужку, сделав ее черной, скулы грозятся прорезать кожу.

— Хватит, — и голос охрип.

Наши тела по-прежнему друг друга касаются: колени, бедра, грудь. Мотнув головой, я тянусь пальцами к его щеке и трогаю пробивающуюся щетину. По подушечкам разбегается электрическое покалывание, и одновременно с этим аромат солода перестает жечь лицо. Его дыхание обрывается.

Я закрываю глаза, вслепую нащупываю его ладонь и тяну к своему бедру. Тело дергает током — Арсений его сжимает. Сердце сбивается в бешеный галоп, веки распахиваются. Давление на голове, мой глухой стон. Его пальцы больно зарываются мне в волосы, рот с силой ударяется в мой, за секунду сплетая наши языки. Я взрываюсь, дрожу, задыхаюсь. Это ведь уже не я. Все это делает он сам.

Короткий ежик его волос, жар шеи, жесткость плеч… Мне так многого нужно успеть коснуться, ведь сон может в любую секунду закончиться. Мысли смывает водопадом эмоций, и стены кухни — или где мы там сейчас находимся — исчезают. Остаются мое рвущееся наружу сердце, стремительное головокружение и беснующееся пламя в животе. Арсений меня не целует, он меня жадно пьет, будто хочет иссушить.

Я лихорадочно запускаю ладони ему под свитер, царапаю кожу, помечая собой, берусь за ремень. Зажмурившись, глухо мычу ему в рот. Он сжимает ладонью мою грудь и с треском дергает вниз декольте платья вместе с бюстгальтером. Меня затапливает новыми ощущениями. Загрубевшая кожа его пальцев трется о мои соски, сдавливает их, мнет, тянет. На короткое мгновение ребрам становится больно: Арсений отрывает меня от пола и с грохотом опускает на столешницу. Пакет с кофе вдавливается мне в бедро.

— Пожалуйста.. пожалуйста… — выстукивают зубы. Его бедра расталкивают мои колени, слышится напряженный звон пряжки.

Крепче прижавшись к Арсению губами, я приподнимаю ягодицы, чтобы помочь содрать с себя белье, и тут же громко охаю. Он дергает меня к краю столешницы и горячий член утыкается мне между ног.

Я до крови кусаю ему губу, когда он загоняет его в меня свирепым толчком, сжимаю шею так, что Арсению наверняка становится больно. Это лучше, чем все на свете. Вот так надо жить: здесь и сейчас, одним мгновением. Это больше чем счастье. Это пик чего-то невероятного, апогей всего того, что я знала.

Его тело напряжено до вибрации, толчки сбивчивые и глубокие, а рот не расстается с моим ни на секунду. Я глотаю его вкус и взамен отдаю свой, так много как могу. Хочу пропитать его собой насквозь.

— Со мной ты закрываешь глаза, — хриплю я, разорвав наш поцелуй. — С ней — нет.

Арсений перехватывает мое горло ладонью и сдавливает его так, что мои глаза распахиваются. Его взгляд затуманенный, почти безумный.

— Ну что ты за сука…

У меня нет возможности возразить, потому что он снова меня целует так, что я начинаю задыхаться. От его тела пышет жаром и сумасшествием. Арсений снова стал настоящим. Его язык скользит по моим губам, щеке, зубы кусают подбородок. Я запрокидываю голову назад, позволяя ему брать все, что захочет. В промежности бесстыдно хлюпает, от бешенной тряски грудь начинает ныть. Мы делаем это, — стучит где-то в горле. — Занимаемся этим. Снова. Несмотря ни на что.

Все случается так быстро, что немного теряюсь. Арсений фиксирует мою шею ладонью, его влажный лоб утыкается в мой, а дыхание утяжеляется настолько, что начинает походить на рычание. Вместе с пульсацией, эхом разносящейся по внутренностям, между ног становится липко и мокро.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я крепче обнимаю его шею, ногами сжимаю бедра. Глаза намокли, но на губах цветет улыбка. Это не просто так. Арсений просто себя сдерживал. Равнодушный мужчина так целовать и трогать не может. До искусанных губ, до синяков. Он не мог себя контролировать, потому что я так сильно на него действую.

Арсений открывает глаза и наши взгляды встречаются. Его ладонь все еще впечатана в мое бедро.

— Довольна?

— Да, — честно отвечаю я и машинально облизываю губы. — С ней тебе никогда не будет так, как со мной. Со мной ты настоящий. И ты закрываешь глаза.

Грудь в спущенном вырезе платья обжигает холодом — Арсений отступает назад. Его взгляд заторможено меряет пространство рядом со мной.

— Это у вас семейное? — его глаза вновь находят меня, голос звучит глухо. — Брать то, что хочется?

Сейчас я слишком наполнена тем, что случилось, чтобы злится на него за очередной намек на маму. Осторожно слезаю со столешницы, подхватываю с пола валяющееся белье. Продеваю в него ногу и чувствую, как по коже скатывается дорожка спермы. К щекам приливает волнительный жар. Арсений впервые кончил в меня.

— Жизнь и без того меня обделила, — озвучиваю ему свою правду. — Я не умею так легко отпускать то, что мне дорого.

Я интуитивно чувствую, что сейчас мне нужно уйти. Сегодняшний вечер и без того подарил мне слишком много. Мне необходимо попасть домой, чтобы там тысячу раз прокрутить в голове все, что произошло и насладиться каждой минутой. Я пока не могу до конца объяснить себе, что означает произошедшее, но последние десять минут ощущаются как победа. Он меня не забыл. И со мной он закрывает глаза.

— Я поеду домой, — сообщаю я, приведя в порядок платье.

Арсений хранит молчание, уперевшись рукой в край «островка». Миновав его, я бесшумно иду в прихожую, втискиваю обмякшие ноги в туфли и надеваю пальто. Оборачиваюсь. Арсений стоит в коридоре и, заложив руки в карманы брюк, смотрит на меня.

Я выговариваю «Пока» одними губами и берусь за дверную ручку. Платок, который был замотан у меня на шее, остается висеть в прихожей. Почему-то мне хочется его оставить. 

23

— А вечером какие планы? — в голосе моего нечаянного собеседника прорезаются знакомые интимные ноты. — Если не занята, можем сходить в кино.

Виктор заговорил со мной сам, когда пока мы оба стояли в очереди за кофе. Я заказывала мокко с имбирем, когда он вдруг неожиданно посоветовал мне взять пряный раф и даже изъявил желание его оплатить. А когда я вышла на улицу, догнал меня, чтобы спросить, понравился ли мне напиток.

Плана на вечер у меня нет. Вернее, он есть, но едва ли его можно назвать полноценным планом. Скорее, состоянием. Прошло три дня с тех пор, как у нас с Арсением случился сумасшедший секс на его кухне, и с тех пор я неосознанно стала ждать. Чего? Я не знаю. Мне бы подошло, что угодно: СМС, звонок или появление его «Ауди» на парковке отеля, где я работаю.

После случившегося внутри меня что-то поменялось. Пропала мучительная потребность быть инициатором наших встреч и ощущение того, что я могла сделать больше для нашего воссоединения. Знание то, что Арсений по-прежнему сходит по мне с ума, стало моим якорем, с появлением которого меня наконец перестало штормить.

Утро после дня рождении Луизы не принесло мне угрызений совести, а лишь утвердило меня в том, что я все сделала правильно. Если бы я не поехала у нему, если бы не подошла, чтобы попрощаться, то могла и не узнать, что у меня по-прежнему есть над ним власть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Несколько раз совесть спотыкалась об образ Инессы, и всякий раз я запрещала себе о ней думать. Арсений ее не любит, а значит все происходит так, как должно быть. Если бы у него были к ней чувства, он никогда бы не целовал меня так.

— Я наверное откажусь, — с вежливой улыбкой я смотрю Виктору в глаза.