Во власти чар - Эйдриенна Стафф

— Меня? — Эта фраза удивила ее необычайно. Она рассмеялась, слегка пожав плечами. — Меня устраивают сто лет, но… честно говоря, я не такой сложный человек.

Черная бровь взметнулась вверх.

— А я считаю наоборот. Ты похожа на те розовые розы, которые я тебе подарил: лепесток за лепестком, слой за слоем они распускаются, каждый следующий такой же прекрасный, как предыдущий, раскрываясь во всей неувядающей красоте.

Джейми потеряла дар речи. На глазах ее выступили слезы и потекли по щекам.

Эдвард побледнел. Он положил руку ей на затылок.

— Джейми? Что случилось? Что я сделал?

Поймав его руку, она прижала ее к губам.

— Никто… никто никогда не говорил мне таких красивых слов.

— Тем хуже для них, — ответил он, и краска снова прилила к его лицу. — Но ты напугала меня!

— Прости. Ты застиг меня врасплох. — Ее голос еще дрожал, но глаза светились счастьем. — О, Эдвард, неужели все это действительно происходит не во сне?

Взяв ее за плечи, он глубоким взглядом посмотрел ей в глаза.

— Да. Все… на самом деле. Странное настроение охватило их обоих.

Притихшие, задумчивые, они не мешали своим лошадям брести медленно, опустив головы и пощипывая высокую зеленую траву. Никто из них двоих не торопился вернуться в дом. Природа окутывала их сладкой тайной, так же, как накануне ночью старый дом. Они пересекли небольшой ручей. Джейми неожиданно остановила гнедую и спрыгнула на землю.

— Давай посидим здесь немножко, — предложила она.

— Все что хочешь.

Эдвард привязал коней к нижним веткам ивы и кинул палку в ручей для Данте, который радостно включился в игру и прыгнул в воду.

— Какой же ты замечательный пес! — захлопала в ладоши Джейми, когда тот принес палку назад Эдварду.

— Отдай это ей, — приказал Эдвард, показывая на Джейми.

Данте послушно принес Палку к ногам Джейми. Она погладила его мокрую лохматую голову и забросила палку в ручей еще дальше. Джейми не могла удержаться от смеха, когда Данте, прыгая с камня на камень, вздымая брызги, трогал лапами плавающие палки, пытаясь определить нужную.

— Я не привереда, — крикнула она ему, смеясь. — Можешь принести мне любую. Сюда, Данте!

Эдвард сидел поодаль на поросшем травой холме, прислонившись спиной к старой корявой сосне, и наблюдал за ними.

Джейми повернулась и запустила в него сосновой шишкой, которая угодила ему в бедро. Когда он не прореагировал, она бросила другую, упавшую ему прямо в колени. Это вызвало сексуальную ухмылку.

— Мне казалось, что ты хотела посидеть и полюбоваться пейзажем, Джейми.

— Я и любуюсь.

— Ага!

— Правда. Я просто не хотела, чтобы ты подумал, что я забыла о тебе.

— Все в порядке. В данный момент я вполне всем доволен.

— Доволен? Да? — поддразнила она. Она встала, стряхнула с себя веточки и листья, а потом стала медленно подниматься по склону. — Ты мне кажешься одиноким. Забытым. Нуждающимся в обществе.

В глазах Эдварда было затаенное волнение. Джейми видела, что он пытался взять себя в руки, но ему это не удалось. Уверенность в этом возбудила ее.

Вот так постоянно происходило между ними. Уверенность и возбуждение ходили по кругу. Она впервые ощутила себя по-настоящему живущей и связанной с другим живым существом, самостоятельной и в то же время частью кого-то другого. Одна… и в то же время вдвоем. Снова волна головокружительного счастья захлестнула ее, вызвав дрожь и ощущение незащищенности.

— Иди, садись сюда, — сказал Эдвард, осторожно потянув ее и сажая к себе на колени. — Опять у тебя то выражение лица.

— Какое выражение? — едва дыша засмеялась она, уронив голову ему на плечо.

— Вот это, — прошептал он, касаясь ее лица тыльной стороной ладони. — От него сжимается мое сердце. Я… — судорожно сглотнув, он покачал головой. — Я не могу понять, то, что я чувствую, — это наслаждение или… боль.

— О Эдвард, я хотела бы, чтобы это было наслаждение. Я не хотела бы никогда быть причиной твоей боли. — Она наклонила его голову, чтобы достать его губы, и жадно поцеловала его, чувствуя, как все ее тело отзывается на этот поцелуй. Один только поцелуй, и лепестки раскрываются… — Да, — вздохнула она. — Я действительно верю, что между нами существует какая-то магия, Эдвард. Каким-то образом ты знаешь обо мне то, чего не знаю я сама, или то, что я глубоко прятала годами. И вот я чувствую, что я… такая же, какой была всегда, и в то же время настолько другая, что с трудом узнаю сама себя. Я даже не знаю, что скажу или сделаю в следующий момент. Не знаю, что меня ждет. Господи, совершенно неожиданно я стала сентиментальной. Это я, планировавшая весь свой день, все, от кукурузных хлопьев до разговоров. Это просто невероятно! Ха! — она запрокинула голову, широко развела руки и засмеялась. — Да никто меня теперь не узнает!

Он смеялся вместе с ней, обняв ее. Его глаза говорили обо всем.

Обхватив руками его шею, Джейми заговорила спокойно, почти торжественно.

— Ты сделал это, Эдвард Рокфорд. Это твоя заслуга.

— Нет, Джейми, — мягко сказал он. — Ты сделала это сама. В глубине твоей души всегда жило это: счастье, отвага… — он состроил ей гримасу, шевеля бровями, — и необузданная свободная женщина.

— Но это ты разбудил ее, окликнул по имени. И я благодарна тебе за это. И не спорь, — добавила она, снова целуя его.

— Последнее, что я хочу делать, — это спорить. Я наспорился на всю оставшуюся жизнь.

— Но не здесь. Не сейчас. Не со мной, — проникновенно сказала она, целуя его подбородок, пульсирующую ямку на шее. Сунув руки ему под рубашку и проведя ими по его груди, она почувствовала, как напряглись его мышцы, как он задержал дыхание.

— Пойду за одеялом, — сказал он.

— Я буду твоим одеялом, — шепнула она и, не раздумывая, стянула свою спортивную рубашку и расстегнула джинсы. Легкий ветерок и теплое солнце ласкали ее обнаженную кожу. Она чувствовала себя грешной и свободной, свободной от запретов, от страхов, от боязни лежать обнаженной со своим любимым на глазах всего мира. Когда Эдвард разделся, она стала целовать его тело, каждый кусочек этого золотого тела, каждый изгиб мышц, каждый сустав. Она касалась его плоти, впитывая ее красоту, удерживая в памяти, открывая прекрасное глазами художника и прикосновением любовницы.

Время остановилось для нее, точнее, она ускользнула от времени в безвременное пространство бытия, прикосновений, чувств и любви. Солнце сияло. Трава была свежей и мягкой. Она была здесь, сейчас. И он был здесь, сейчас. И это было единственное, что существовало… и Данте.

— Нет, Данте, не сейчас. Беги за дичью!